Праздник урожая

Пожарный инспектор вёл меня по лестнице вниз, придерживая за плечо одной рукой, а в другой нёс Героя. Так мы двигались все четыре лестничных пролёта. А потом зашли в квартиру, где нас встретила бабушка, мрачная как грозовая туча. И началось.

Бабушка очень старалась объяснить инспектору, что я пустоголовая и не разбираюсь в местных обычаях.

К счастью, ни бабушка, ни инспектор так и не узнали, что я собиралась сбросить маты в лестничный пролёт. Ворон, который стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, помал­кивал.

— А теперь ты должна попросить прощения у Храпнкеля, что завела его на скользкую дорожку, — прорычала бабушка.

Я подумала, что это уж слишком. С какой стати я должна извиняться перед Пожарным инспектором и про какую скользкую дорожку речь? Тогда уж скорее виновата Херборг, это она его вызвала.

Но я всё же повернулась к инспектору, он как раз снимал шлем.

— Простите, Храпнкель, за то, что я завела вас на скользкую дорожку.

— Меня зовут Сигурлёйг! — взвыл инспектор. Это оказалась женщина. Под шлемом она прятала длинные светлые волосы.

— Помогите мне, все святые, я не верю, что эта набитая опилками голова — мой прямой потомок, — пробормотала бабушка. Затем добавила погромче, показывая рукой на Ворона: — Храпнкель — вот! Невиновный, которого ты вынудила помогать тебе в этом преступлении!

Точно! Как же я не догадалась, что это его полное имя!1

— Ну… — пробормотал Ворон, — не стоит…

— Прости, Храпнкель, — сказала я ещё раз. Я боялась, что Ворон сболтнёт лишнего.

Похоже, бабушка не поверила, что я говорю искренне.

— Передай Херборг особую благодарность от Стража дома за то, что она думает о нашей безопасности, — сказала бабушка инспектору на прощание. — Хорошо знать, что жильцы Высотки приглядывают друг за другом.

Это уже совсем полицейское государство!

Нас с Вороном послали обратно на восьмой этаж за противными матами. Мы стащили их по очереди, один за другим. Провозились до самого вечера.

Поэтому, когда наконец наступил тот самый знаменитый Праздник урожая, я была не в очень хорошем настроении. Но сильно проголодалась. Бабушка не предложила нам никакого перекуса, а мама с папой так и не осмелились её попросить.

Когда я зашла с родителями в столовую, на нас недобро покосились. Хуже того, начали шептаться, называя меня хулиганкой, потому что Пожарному инспектору пришлось со мной разбираться.

В столовой пахло вкусно. Я увидела бараний окорок с подливой. И, конечно же, картофель. Героя возбуждали и запахи еды, и суета. Я собиралась стащить для него со стола немного кусочков.

Зал был украшен жёлтыми и красными лис­тьями, все улыбались и радовались. Из больших окон виднелись заброшенный посёлок и берег. Гавань была пуста, паром ушёл.

Вошла бабушка, и все поприветствовали её с глубоким уважением. Я начала понимать, что на острове Страж дома означает кого-то вроде мэра или главаря мафии.

В столовой собралось много людей, которые ещё не были с нами знакомы, и бабушка торжест­венно представила нам их всех. Сыном Магнеа оказался угрюмый подросток по имени Вал. Он всё время молчал, но Магнеа говорила за двоих.

По именам тут называли только детей. Ко взрослым обращались так: Медицинская сест­ра, Заведующая энергией, Санитарный техник, Уборщик мусора. Там ещё был то ли Ветеринарный врач, то ли Зубной, я так и не поняла. Все слова сливались в один скучный перечень должностей. При этом звучали так, как будто писались с большой буквы.

— А мы можем просто уйти? — шепнула я родителям. — Поедим где-нибудь в кафе и пропустим всё это.

— Нет, милая, это единственное место, где можно поужинать. Потерпи немного, — шикнула на меня мама.

Тут послышался звон колокольчика, и я увидела бабушку, которая стояла в конце зала. В руке у неё был большой позолоченный колокольчик. Все замолчали.

— Дорогие жители острова, — прогремела она на весь зал.

Рядом с ней стояла Магнеа и переводила её слова на язык жестов, так как бабушка опиралась на костыли. — Сегодня мы благодарим за урожайное лето и начинаем ждать зиму. Все кладовые заполнены в нашем доме. Мы всё успели. Сегодня ушёл последний паром.

— Что? — не поняла я.

— Тсс! — зашипел Ворон.

— Мы готовы к долгой зиме, которую мы пере­живём без связи с внешним миром, поддерживая друг друга и вынося вместе все испытания, ожидаемые и неожиданные, до самой весны и до прихода первого парома.

— О чём она говорит? — взвыла я.

Бабушка замолчала. Её брови сдвинулись.

Все смотрели на нас.

— Дорогая, не перебивай бабушку, — шепнула мама. — Обсудим это позже.

Но я уже не могла остановиться.

— Я хочу домой, — вопила я. — Когда мы поедем домой?

— Теперь, конечно, только двадцать пятого мая, — сказал пожилой мужчина рядом. Он говорил и одновременно переводил слова на язык жестов.

Двадцать пятого мая? Это же целая вечность! А у меня дела! Мне надо ходить на репетиции в духовом оркестре и на гимнастику. К тому же скоро мой день рождения! Мне нужны мои вещи, мой компьютер, моя постель и интернет!

У меня закружилась голова.

Я заревела во весь голос.

— Дрёпн, тише, — зашептал папа.

Прежде чем я успела опомниться, мама взяла меня за правую руку, а папа за левую. Они вывели меня из столовой и прикрыли дверь за собой. В коридоре я уселась прямо на пол.

— Двадцать пятое мая? — рыдала я, обняв Героя, который выбежал за нами следом. — Не­ужели нельзя уехать до двадцать пятого мая?

Родители переглянулись.

— Послушай, милая, — заговорила мама. — Я ещё не успела тебе сказать, но меня сократили. А программистам в наше время сложно найти работу.

— Я закончил свой проект по психологии, новый мне пока не предложили, — сказал папа.

Мама положила руку мне на плечо.

— Ты же знаешь, мы беспокоимся о тебе, — осторожно продолжила мама. — Бывает полезно сменить обстановку. Начать новую жизнь на новом месте.

Я не верила своим ушам. Быть может, я не получала таких высоких отметок, как хотелось бы родителям. И да, у меня не было моря друзей. И что с того? Разве это причина… так поступить?

— Для нашей семьи наступило тяжёлое время, — сказала мама. — Мы с папой и раньше подумывали о том, как было бы здорово пожить за границей. Быть может, в Дании. Или в Италии. Или в Японии. Ты же так любишь суши!

Я собиралась было напомнить родителям, что здесь никакая не заграница и что в пяти минутах от нашего дома был замечательный суши-бар.

— Но тут зазвонил телефон и нам сообщили, что моя мама упала, — подхватил папа.

— И это было как знак Всевышнего, — продолжила мама. — Повод попробовать что-нибудь новое и, наконец, проявить заботу о нашей Бриет. Она стареет, а мы её единственные родственники.

— Врач уверял нас, что весь следующий месяц она будет нуждаться в помощи, — сказал папа слегка обвиняющим тоном. — Я правда думал, что её состояние намного хуже…

Мама и папа виновато переглянулись.

— Мы собирались рассказать вам обо всём уже на месте. Я была уверена, что вам понравится тут — тишина, прекрасная природа — и что вы захотите пожить с бабушкой. Но сегодня выдался трудный день, и мы отложили разговор.

Папа откашлялся.

— И ещё. Мы решили сдать нашу квартиру.

— Сдать нашу квартиру?!

— Не волнуйся, дорогая! — сказала мама. — Обо всём позаботится тётя Стина. Она упакует наши вещи. Всё будет на своих местах, когда мы вернёмся.

— Двадцать пятого мая, — прохныкала я.

Из столовой донеслись аплодисменты — видимо, бабушка закончила свою речь.

— Но здесь нас все ненавидят, — сказала я. — Особенно меня. И папу, — я посмотрела на него.

Папа опустил глаза. Но мама улыбнулась и бодро сказала:

— Какие глупости, Дрёпн! Они же нас ещё не знают. Все нас полюбят.

— Даже бабушка Островитянка? — спросила я.

— Особенно твоя бабушка! Однажды ты станешь её любимой внучкой, моя дорогая Дрёпн.

— А где мы будем спать? — спросила я сквозь слёзы. — Я не хочу всю зиму спать на матах, которые воняют потными ногами.

— Нет, конечно. Мы с папой получим здесь работу, и я уверена, что для нас найдётся какое-нибудь жильё. Всё образуется. Не тревожься.

— Не тревожиться?

Неужели теперь может быть хоть что-то, что не вызовет у меня тревогу?

Со стороны вестибюля послышались шаги, открылась и захлопнулась тяжёлая входная дверь. И вот из-за угла появились кудри моего брата Инго.

— Бабушка Островитянка была права! — радостно сообщил Инго. — Здесь ловит сеть на самом краю мыса! Интернет немного медленный, но пользоваться можно. У меня села батарея, и я вернулся, чтобы зарядить телефон.

— Думаешь построить себе хижину там, на мысе? — спросила я брата.

— А зачем? — Инго посмотрел в окно, где ещё не было ни снежинки.

— Чтобы укрыться от снега и ветра зимой.

— Зимой?

— Да, домой мы попадём только двадцать пятого мая.

Из столовой доносились голоса, звон тарелок и стаканов, лязганье ножей и вилок.

Но все эти звуки стихли, когда мой брат истошно заорал так, что эхо прокатилось по длинным коридорам Высотки и достигло верхних этажей:

— Что??? Двадцать пятого мая?