Испорченный праздник

В нашей семье к Рождеству начинали готовиться в декабре, после того как папа сообщал, что уже повсюду в окнах и витринах зажгли гирлянды. Я думала, что эта его привычка поздно вспоминать о празднике6 как-то связана с бабушкиным воспитанием. Меня очень удивило, что Островитянка заговорила о Рождестве уже пятнадцатого ноября, когда я в третий раз зашла к ней в туалет.

Правда, разговор она начала издалека.

— Твой папа пьёт слишком мало жидкости. Мужчина его возраста должен мочиться гораздо чаще, — сказала она и, нахмурившись, заглянула в свой дневник, в который постоянно что-то записывала.

Она, что, правда составляет график наших туалетных походов? Я попыталась заглянуть в её записи, но не смогла разобрать её почерк.

— Скоро мы откроем нашу рождественскую кладовую, — сказала бабушка, и я увидела, что глаза её поблёскивают.

— Рождественскую кладовую? — удивилась я.

— Там, внизу, в гараже.

Я вспомнила, что вдоль северной стороны так называемого гаража шёл длинный ряд каких-то холодных кладовых. Я часто прогуливалась там с Героем, чтобы он мог вволю набегаться по проходу. Кладовые были заперты всего лишь на решётку, так что я могла заглянуть внутрь, но ничего напоминающего о Рождестве там не увидела.

— А что в кладовой? Игрушки? Ёлка?

— Подожди немного, — сказала бабушка таинственным голосом. — Скоро сама всё узнаешь.

После того как я обнаружила их тайную дружбу с Героем, бабушка и ко мне потеплела.

Но она, конечно, была не единственной, кто ждал Рождества.

***

— Ура! Гирлянды! Ёлочные шары! Сладости! — Ворон подпрыгивал от возбуждения. — Скорее бы!

Мне показалось, что у меня уши стали торчком, — прямо как у моего пёсика, когда бабушка открывала упаковку с сушёной треской.

— Сладости? Ты сказал сладости?

— Да, конечно! В кладовой у нас огромный сундук с рождественскими сладостями.

— Всего… один?

Сколько конфет может поместиться в один сундук? А сколько людей проживает в Высотке? Эта математическая задачка теперь не даст мне покоя!

Ворон посмотрел на меня с обидой.

— Это ведь очень большой сундук.

Вряд ли он больше той коробки, которую папа всегда покупал на Рождество. А нас ведь было четверо.

Я почувствовала, как мой рот наполняется слюной.

***

С середины ноября вся Высотка уже сходила с ума в ожидании Рождества. Даже старая Гого радовалась как ребёнок.

— Благословенный рождественский свет, — говорила она загадочно. — Как же нужен он нам в этой кромешной темноте.

И правда, темноты в нашей жизни стало многовато. Школьные занятия начинались, когда за окном ещё не рассвело, и заканчивались уже в сумерках. А мы даже не успевали погулять на улице, потому что часто штормило. И хотя Инго всё-таки выдали костюм полярника, погода настолько портилась, что ему приходилось частенько коротать вечера в Высотке вместе с нами.

Почти каждый день Метеоролог Хельга обещала нам шторм, который унесёт и откормленного барана. А иногда она предупреждала о том, что ветер смог бы поднять быка Фритьёва. Как же хорошо, что Герой всё-таки научился ходить в туалет в гараже!

Вечерами мы читали книги, распевали песни и просто бездельничали. Хотя нет, мне приходилось постоянно упражняться в языке жестов. Я уже и рождественские песни научилась исполнять на пальцах.

Стоит признать, я тоже очень ждала праздника.

И, конечно же, мне не терпелось заглянуть в рождественский сундук, о котором все только и говорили. Уже много лет в этом сундуке хранили сверкающие украшения к Рождеству. И когда его открывали, уже наступал праздник. А в пятницу перед началом адвента7 жители Высотки успевали украсить весь дом сверху донизу.

***

Наступил долгожданный вечер. Янсина отпустила нас с уроков и, пока мы дружно крутили педали в центре энергии, читала нам рождест­венские истории. Нам нужно было выработать столько энергии, чтобы прослушать все рождест­венские песни и напечь пироги.

Заветного часа оставалось ждать недолго. Наконец все собрались в общем зале, чтобы открыть рождественский сундук. Подумать только, бабушка решилась сама добраться туда на костылях!

Магнеа приготовила горячий шоколад, а бабушка выбрала троих здоровяков, которым предстояло притащить сундук из кладовой.

— Сейчас появится Рудольф, — радостно сказал Ворон.

— Кто такой этот Рудольф? — поинтересовалась я.

Честно говоря, я опасалась, как бы Рудольф не оказался несчастным животным, которому суждено было стать рождественским угощением. Обычай островитян присваивать мясным блюдам имена животных меня пугал.

— Рудольф — наш рождественский вело­сипед.

— Ещё один велосипед? — озадаченно переспросила я.

Мы всё время то крутили педали, то катались на качелях, чтобы выработать энергию. А зимой приходилось делать это постоянно, потому что от солнечной батареи было совсем мало толку.

— Рудольф — особый велосипед, — продолжил Ворон. — Он вырабатывает энергию специально для гирлянд. А на руле у него самые настоящие рога северного оленя! У нас дежурство, мы по очереди крутим педали на Рудольфе. Это так радостно!

Я не удивилась, увидев, что здоровяки, притащившие сундук, здорово взмокли, ведь внутри должно поместиться достаточно гирлянд, чтобы украсить Высотку, сладости на всех да ещё и Рудольф в придачу.

Сундук с тяжёлым стуком поставили прямо посреди зала.

Бабушка встала со стула и, опираясь на костыли, потащилась к нему.

— Дорогие соседи, — сказала она голосом, дрожащим от волнения, — да начнётся подготовка к Рождеству!

Она наклонилась, собираясь открыть сундук. Я подбежала, чтобы подержать её костыли.

Бабушка откинула крышку. Какая-то маленькая девочка не утерпела и побежала прямо к сундуку. Она заглянула в него и с воплем отскочила.

Никаких гирлянд. Никаких ёлочных игрушек. Никакого Рудольфа.

В сундуке лежали булыжники, красный дырявый мяч и фантики от конфет.

Бабушка внимательно оглядела толпу, которая начинала волноваться. Некоторые уже успели понять, что случилось нечто ужасное, а другие пока ничего не подозревали.

Бабушка вынула дырявый мяч и подняла его над головой.

— Соседи, — сказала она, — сегодня наступил чёрный день. Один из нас совершил преступление, преступление против всего общества.

Ворон тихонько всхлипывал, а маленькая девочка ревела во весь голос и что-то объясняла на языке жестов про сломанный красный нос. Если я правильно её поняла, конечно.

— А чей это мяч? — шепнула я Ворону.

— Это его, Рудольфа… Его нос, — пробормотал он сквозь слёзы. — Рога пропали! Нос продырявили. Рождество испорчено!

— Похоже на то, — мрачно сказала бабушка и, нахмурившись, оглядела толпу, — что мы пригрели змею на груди.