Л. Красин абсолютно точно определил
направление выхода из кризиса, охватившего бриллиантовый рынок:
«Следует немедленно прекратить разовые продажи художественных
ценностей и бриллиантов через сомнительных лиц, рекомендуемых
начальником Гохрана Аркусом (некий швед Карл Фельд и другие) или
через высокопоставленных “кремлевских жен” (жена Горького актриса
Мария Андреева-Юрковская, жена Каменева и сестра Троцкого Ольга
Каменева-Бронштейн, музейный руководитель). Вместо этого необходимо
срочно создать картель (СП) для совместной продажи бриллиантов,
лучше всего, с “Де Бирсом”. Синдикат этот должен получить
монопольное право, ибо только таким путем можно будет создать
успокоение на рынке бриллиантов и начать постепенно повышать цену.
Синдикат должен давать нам под депозит наших ценностей ссуды на
условиях банковского процента».
Предложение Л. Красина направить поток
советского бриллиантового «конфиската» в адрес «Де Бирс» имело под
собой веские основания. Во-первых, такой способ реализации
действительно оберегал бриллиантовый рынок от обвала цен, в котором
советская сторона была совершенно не заинтересована. Во-вторых,
появлялась основа серьезных деловых контактов с банкирскими
империями Ротшильдов и Морганов, с которыми «Де Бирс» была
аффилирована, а соответственно, экспроприированные бриллианты могли
выступать уже не только в виде обычного товара, но как актив,
обеспечивающий всевозможные кредитные сделки, в том числе связанные
с получением перспективных технологий и современного оборудования.
И наконец, только «Де Бирс» и ее влиятельные клиенты могли
организовать оборот «красных» бриллиантов таким образом, чтобы он
был невидим остальному миру. А это было важно не только для
прекращения многочисленных скандалов, вспыхивающих по причине
опознания бывшими владельцами своих драгоценностей, отобранных
большевиками, а потом появляющихся в каталогах престижных
европейских и американских аукционов. Не афишируемые договоренности
о совместных операциях с крупными партиями бриллиантов закладывали
базу той финансово-организационной сетевой структуры, которая
впоследствии сыграла важную роль в передаче СССР оборонных
технологий и открывали возможности непосредственных неформальных
контактов представителей англосаксонской и советской элит.
16 марта 1921 г. был подписан первый в
истории Советской России и Великобритании торговый договор. С
советской стороны его подписал Леонид Красин. Это соглашение
содержит одно крайне интересное условие. Англия брала на себя
обязательство «не накладывать ареста и не вступать во владение
золотом, капиталом, ценными бумагами либо товарами, экспортируемыми
из России в случае, если бы какая-либо судебная инстанция отдала
распоряжение о такого рода действиях» Фактически это ограничение
делало невозможным вмешательство английского государства (не говоря
уже о зарубежных государствах) в деловые операции, проходившие под
эгидой этого договора. А если учесть, что на момент заключения
договора между Великобританией и Россией вообще не было
дипломатических отношений, то следует признать, что данный договор
являлся лишь формальным прикрытием сотрудничества большевиков с
силой более влиятельной, чем английские государственные
институты.
За полгода до подписания договора JI. Красин
открыл в Лондоне компанию «АРКОС» (аббревиатура от All-Russian
Cooperative Society). Формально компания имела британскую
регистрацию. Эта фирма стала первой в целом ряду компаний («Амторг»
в США, «Весторг» и «Дерутра» в Германии и еще десяток более
мелких), которые являлись центрами деловых операций с основным
экспортным товаром советской России 1920-х годов: золотом,
антиквариатом и бриллиантами. Л. Красин создал также
«Советско-Южноафриканское смешанное торговое общество» – весьма
говорящее название, учитывая, что в это время единственным
стратегическим партнером в Южно-Африканском Союзе, с которым России
имело смысл работать в плане экспорта бриллиантов, была компания
«Де Бирс». Компания «АРКОС» была не только исторически первой – она
была наиболее мощной, подлинным «генеральным штабом» всей операции,
и Л. Красин лично и постоянно контролировал ее деятельность.
После заключения англо-российского договора
экспорт российского золота и бриллиантов достаточно быстро вошел в
цивилизованное русло. Советские биографы Л. Красина неизменно
ставили ему в заслугу ликвидацию так называемой «золотой блокады» –
иными словами, переход от чисто контрабандной торговли ценностями к
крупным оптовым сделкам, формально не противоречащим
законодательству стран-импортеров. (Моральная сторона вопроса – по
существу речь шла о торговле краденым – не интересовала ни
покупателя, ни продавца.) Значительная часть бриллиантов вообще не
выходила на рынок, становясь залоговыми активами. В результате цены
на бриллианты устойчиво поползли вверх, и 30-40%-ный провал,
вызванный диким советским демпингом, был достаточно быстро
компенсирован. С 1922 г. «Де Бирс» начала наращивать добычу и уже
через пять лет превысила довоенный уровень.
На что тратилась прибыль, получаемая
большевиками от продажи конфискованных ценностей? Разумеется,
приобреталось продовольствие для голодающей страны, покупалось
промышленное оборудование, средства транспорта и т.д., оплачивалось
содержание советских миссий за рубежом. Но это было не главное.
Экспроприированные бриллианты превратились в стартовый капитал
многочисленных «частных» компаний, конечным бенефициаром которых
был СССР, были инвестированы через третьих лиц в крупные пакеты
акций ведущих мировых промышленных концернов и стали обеспечением
мощных кредитных линий. Через эту сеть СССР беспрепятственно
получал доступ к новейшим оборонным технологиям, благодаря этой
сети он смог создать военно-промышленный комплекс, достаточный для
того, чтобы в четырехлетней русско-немецкой мясорубке 1941-1945 гг.
уничтожить все шансы континентальной Европы на долю в контроле над
глобальными сырьевыми рынками. Эта сеть, созданная в 1920-е годы,
будет устойчиво работать все время существования СССР, обеспечивая,
в том числе, фантастические «успехи советской разведки» в получении
ядерных секретов и удивительно легкое преодоление «ограничений
КОКОМ».
Создание сетевой структуры, предназначенной
главным образом для массированной накачки оборонной промышленности
СССР оборудованием и технологиями, было завершено к концу 1920-х
годов. Поток экспроприированных ценностей, вывозимых из СССР, еще
не иссяк, его пик придется на 1930 г., но все необходимые условия
для старта «сталинской индустриализации» были созданы. Окончание
грандиозной операции требовало соответствующего оформления.
«12 мая 1927 г. около 4 часов дня отряды
полисменов в сопровождении детективов (всего около 200 человек)
неожиданно окружили здание по Мооргет-стрит. 49, которое занимали
«АРКОС» и торгпредство СССР, и, ворвавшись внутрь, закрыли все
выходы наружу. Несколько сот служащих обоих учреждений, в том числе
немало англичан, были арестованы, и часть из них подвергнута
личному обыску». Это цитата из «Воспоминаний советского дипломата»
Ивана Майского (Ян Лиховецкий). И. Майский был заместителем Л.
Красина, а после его смерти 24 ноября 1926 г. оставался в составе
советского посольства на должности заместителя полпреда до 1929 г.,
в 1932-1943 гг. – чрезвычайный и полномочный посол СССР в
Великобритании.
Налет на «АРКОС» наделал много шуму в
дипломатических кругах и прессе и послужил поводом для
многочисленных взаимных претензий английской и советской сторон. И.
Майский утверждает, что англичане искали в «АРКОС» некие документы,
изобличающие подрывную «коминтерновскую» деятельность этой
компании, но «потерпели фиаско». Английская сторона была вынуждена
признать, что четырехдневный (!) обыск ничего не дал, – никакого
компрометирующего архива найдено не было. Советская сторона в
злорадных выражениях соглашалась – ничего не нашли, потому что
ничего и быть не могло. Собственно, вот это «ничего не нашли» и
являлось единственным «твердым осадком» грандиозного скандала –
таким образом любопытствующих сторонних наблюдателей просили не
беспокоиться: деятельность «АРКОС» в Лондоне не представляет
никакого конспирологического интереса.
Так бы и остался «налет на “АРКОС”» ярким
свидетельством провокаций против молодой советской республики,
инспирированных самыми консервативными кругами цитадели
«загнивающего империализма», если бы в мае 2010 г. Игорь
Золотусский не опубликовал документальную повесть «Нас было трое»,
некоторое количество страниц которой посвятил деятельности своего
отца. Отец И. Золотусского – Петр Золотусский с февраля по июнь
1927 г. был легальным резидентом ИНО ОГПУ в Лондоне и имел к
«АРКОС» самое непосредственное отношение.
По рассказу П. Золотусского, его
командировке в Лондон предшествовала личная встреча с И. Сталиным.
Вождь был озабочен судьбой архива «АРКОС». На П. Золотусского
возлагалась задача эвакуации архива, поскольку Москва была
заблаговременно предупреждена о готовящемся полицейском налете на
«АРКОС». П. Золотусский блестяще справился с поручением советского
лидера – архив «АРКОС» был вывезен из Англии... на эсминце
британских ВМФ! Дословно: «Он сумел уговорить капитана британского
эсминца помочь стране рабочих и крестьян и вывезти из Англии
компрометирующие бумаги до того, как в “АРКОС” вошла
полиция».
Итак, советский резидент вербует английского
военно-морского офицера на почве сочувствия «стране рабочих и
крестьян», вместе они загружают эсминец секретным архивом, и в то
время как полицейский батальон штурмует офис «АРКОС», корабль на
полных парах идет, например, в Мурманск. Бред? Конечно бред!
А теперь взглянем на ситуацию под несколько
другим углом. К 1927 г. финансовые потоки, в основе которых лежали
экспроприированные золото и бриллианты, трансформировались в
сетевую структуру, готовую начать «сталинскую индустриализацию».
Детальная история этой блестящей операции, все «имена, пароли,
явки» содержатся в архиве ее «генерального штаба» – в «АРКОС». Но
есть серьезная проблема, и заключается она в том, что практически
вся работа выполнена руками функционеров Коминтерна. То есть
существует довольно большое количество людей, мыслящих в нелепых
категориях «мировой революции» и слишком много знающих о связях,
установленных государством «рабочих и крестьян» с
«империалистическими» державами, о связях, мягко говоря, не
укладывающихся ни в какие марксистские и даже околомарксистские
теории. Конечно, знание каждого из них было слишком фрагментарно,
чтобы представить картину в целом, но вероятность правильно сложить
пазл из этих фрагментов и понять, кому и для чего нужен на самом
деле проект под названием «СССР», была высока. Слишком высока,
чтобы авторы проекта могли позволить себе такой риск. Кроме того,
эти технические участники проекта по недоразумению были склонны
считать себя владельцами или по крайней мере совладельцами
созданной сети. То есть полагали себя игроками, имеющими право на
принятие серьезных решений. Такая самодеятельность создавала угрозу
снижения эффективности управления сетью, вплоть до его полной
утраты. Функционеры Коминтерна были явно лишние в новом раскладе. И
архив «АРКОС», содержащий исчерпывающий перечень этих «лишних»,
должен был перейти к игроку, готовому радикально решить проблему
доступными ему средствами. Перейти в целости и сохранности, так,
чтобы не одной бумажки, ни одного имени не потерялось. Для охраны
такого ценного груза не только эсминца – авианосца было не
жалко.
Вряд ли у Петра Золотусского возникала
необходимость вербовать британского капитана – тот просто выполнил
приказ. Вряд ли к заслугам советской разведки можно отнести тот
факт, что Москва была извещена о точной дате «налета на “АРКОС”» –
эта дата была любезно сообщена «старшим партнером». Спектакль с
«налетом» просто прикрыл операцию доставки архива на Лубянку, где
он и был использован по полной программе. В течение последующих
десяти лет были «стерты в лагерную пыль», покончили жизнь
«самоубийством», погибли в автокатастрофах или при невыясненных
обстоятельствах подавляющее большинство операторов процесса
превращения экспроприированных бриллиантов в сетевую структуру,
связывающую «государство рабочих и крестьян» с экономикой
«свободного рынка» и ставшую важнейшим элементом гибкого управления
проектом под названием «СССР».
Некоторые пытались вырваться из этих
жерновов, подобно упомянутому Вальтеру Кривицкому (ушел на Запад в
1937 г., «застрелился» в 1941 г.), и даже оставили воспоминания. Но
большинство замолчало навсегда. И даже чудом выжив в лагерях, как
тот же Петр Золотусский, они отнюдь не спешили просвещать
современников об истинных пружинах процесса, в котором волею судьбы
им довелось принимать участие. Уцелел только самый верхний эшелон –
единицы людей типа Ивана Майского, незаменимые посредники между
главными участниками большой игры. Этот уровень вполне мог
обслуживать решение конфиденциальных задач – будь то передача
атомных секретов, организация экспорта уральских алмазов или весьма
специфическое планирование освоения якутских месторождений.
Что же касается компании «АРКОС», то она не
только благополучно пережила упомянутый «налет» и прочие
«притеснения» со стороны британских спецслужб. Это наследство JI.
Красина и И. Майского успешно функционирует и сегодня. Как и в
1920-е годы, современный «АРКОС» аффилирован с алмазным бизнесом и
играет важную роль в обеспечении контактов представителей
англосаксонской и российской элит. Штаб-квартира АО «Arcos Limited»
по-прежнему находится в Лондоне, дислокация филиалов отражена в их
названиях: «Arcos Hong Kong Ltd.», «Arcos East DMCC», «Arcos USA,
Inc.», «Arcos Belgium N.V.», «Arcos Diamonds Israel Ltd.».
Владельцем этих предприятий является российский алмазный монополист
– компания «АЛРОСА», председателем наблюдательного совета которой
по должности является Министр финансов РФ.
Прямые конфиденциальные контакты советского
руководства с владельцами «Де Бирс», установленные Л. Красиным в
начале 20-х годов XX столетия, вышли на публичный уровень только в
1959 г. Исчерпывались ли эти контакты исключительно сферой
алмазно-бриллиантового бизнеса? Учитывая вес клана Оппенгеймеров в
системе глобальных неформальных надгосударственных структур,
резонно предположить, что это взаимодействие распространялось на
значительно более широкий класс управленческих задач.
Документальных свидетельств этому не существует, в связи с чем
полезно вспомнить один из принципов, которого придерживаются
крупные функционеры алмазного бизнеса со времен С. Родса и до
настоящего времени: «Доверие не нуждается в документах».
Действительно, даже сегодня, когда транспарентность бизнеса и
строгость стандартов бухгалтерской отчетности возведены до уровня
фетиша, крупные и очень крупные сделки на алмазно-бриллиантовом
рынке часто фиксируются лишь рукопожатием и кодовой фразой на
иврите: «Мазал У’ Браха!» (благословление и успех, т.е. – мы
договорились). А в первой половине XX в. подобный способ
«подписания договоров» на алмазном рынке был абсолютной нормой.
«Бездокументарная» практика алмазного рынка была одним из
принципов, взятых на вооружение «Круглым столом» и более поздними
организациями этого типа.
«Моя деятельность была совершенно секретной,
я отчитывался только перед тремя людьми: главой Центральной
организации по сбыту Филиппом Оппенгеймером, Тэдди Доу и Монти
Чарльзом. Сэр Филипп Оппенгеймер вел дела с СССР на протяжении 30
лет. За это время объем покупок советских алмазов увеличился с 56
тыс. долл. в 1959 г. до 1 млрд в 1991-м. Его правой и левой рукой
были соответственно Тедди Доу и Монти Чарльз. Они, как и сам
Оппенгеймер, – ветераны британской военной разведки, прошли Вторую
мировую, каждый из них мог принимать решения, не ставя об этом в
известность других. При этом никакие решения не фиксировались на
бумаге. Когда в 1988 г. я хотел письменно изложить стратегию
деятельности «Де Бирс» в СССР, мне дали понять, что писать ничего
не нужно». Это цитата из интервью князя Никиты
Лобанова-Ростовского, представлявшего интересы «Де Бирс» в СССР и
РФ с 1988 по 1997 г.
Отпрыск древней русской аристократической
фамилии, сын эмигрантов «первой волны», выпускник Оксфордского и
Колумбийского университетов, Н. Лобанов-Ростовский принадлежал к
высшему эшелону посредников (класса И. Майского), связывающих
советское руководство с глобальными надгосударственными
структурами. Впервые он появился в Москве в 70-х годах XX столетия
в качестве представителя банка «Уэллс Фарго». Это один из
крупнейших мировых финансовых институтов с годовым оборотом более $
50 млрд. Наряду с фондом Рокфеллеров «Уэллс Фарго» является
основным источником финансирования Трёхсторонней комиссии – одного
из американских клонов «Круглого стола», созданного в начале 70-х
годов под руководством Д. Рокфеллера и З. Бжезинского. В «Уэллс
Фарго» Н. Лобанов-Ростовский занимал должность вице-президента,
курирующего европейское, африканское и ближневосточное
направления.
Статус Н. Лобанова-Ростовского был
чрезвычайно высок: князь без проблем встречался с высшим
руководством СССР, включая члена Политбюро, председателя КГБ,
впоследствии Генерального секретаря КПСС Ю. Андропова. По
свидетельству Н. Лобанова-Ростовского, «в те поры от меня зависело
многое в финансовом аспекте советско-американских отношений».
Реалии советского политического процесса князь представлял вполне
адекватно: «Насколько я понимаю, уже смертельно больной Андропов
хотел сразу сделать лидером Горбачева, но опасался противодействия
“партийных старцев” и пошел на промежуточный вариант Черненко (этот
человек тоже был смертельно болен и умер через год, ничего не
сделав)». После смерти Ю. Андропова князь вошел в «ближний круг» М.
Горбачева, установив приятельские отношения с Р. Горбачевой на
почве обоюдного увлечения «русским духовным наследием». Контакты
высокопоставленного представителя финансового института,
обслуживающего Трехстороннюю комиссию, именно с Ю. Андроповым и М.
Горбачевым вряд ли были случайными – это был один из прямых каналов
передачи управляющих команд на демонтаж советского проекта.
Итак, Н. Лобанов-Ростовский стал официально
представлять интересы «Де Бирс» в СССР в 1988 г. В этом же году
произошел еще ряд ключевых для алмазного рынка событий: истек и не
был автоматически продлен срок очередного торгового соглашения СССР
– «Де Бирс», решением Политбюро ЦК КПСС было создано
«Главалмаззолото» на правах союзного министерства, функции экспорта
алмазов перешли от Минвнешторга к «Главалмаззолоту». Как показало
дальнейшее развитие ситуации, эти события свидетельствовали о
переходе «на ручной режим» управлением советским алмазным проектом
со стороны «Де Бирс». Необходимость в этом могла возникнуть только
в случае отчетливого понимания Оппенгеймерами, что дни Советского
Союза сочтены. Трансформация советской алмазной промышленности в
преддверии близкой кончины СССР началась намного раньше других
отраслей: в очередной раз алмазный рынок выступал в роли модели для
англосаксонских клубов.
«Главалмаззолото» возглавил Валерий Рудаков,
заместитель министра цветной металлургии СССР. До прихода в
Минцветмет он руководил «Якуталмазом» с 1978 по 1983 г. В. Рудаков
являлся в то время одним из немногих представителей советской
хозяйственной номенклатуры, кто был осведомлен о функционировании
алмазно-бриллиантового комплекса СССР в мельчайших подробностях. Он
отчетливо видел всю цепочку от горной добычи до экспорта в адрес
«Де Бирс» со всеми ее труднообъяснимыми «странностями»: избыточными
темпами эксплуатации месторождений, в результате которых добывались
алмазы, невостребованные рынком, нерентабельностью «русской
огранки», бессмысленным содержанием огромных стоков Гохрана.
Причиной такого состояния дел В. Рудаков считал административные
разрывы в советском «алмазном трубопроводе» и общую его
оторванность от мирового механизма ценообразования. Действительно,
«Якуталмаз» добывал кристаллы и сдавал их в Гохран по условным
ценам, Гохран часть полученного сырья складировал, часть отправлял
на гранильные заводы, опять же, по совершенно условным ценам, часть
отдавал «Алмазювелирэкспорту», через который сырье попадало к «Де
Бирс», на этот раз по ценам, близким к мировым, но полностью
контролируемым транснациональной корпорацией. Мало того что в этой
громоздкой схеме участвовали предприятия четырех союзных
министерств, что провоцировало перманентные бюрократические
«пробуксовки», ее эффективность в принципе невозможно было оценить
из-за того, что внутренние расчеты были построены на произвольно
назначенных ценах, не имевших никакого отношения к мировым.
Манипуляции с такими ценами легко позволяли делать из реально
убыточных предприятий рентабельные, но в целом весь советский
алмазно-бриллиантовый комплекс производил впечатление хорошо
организованного хаоса, главной задачей которого было поддерживать и
укреплять монопольное положение «Де Бирс».
Получив возможность с высоты министерского
кресла увидеть полную картину, В. Рудаков пришел к закономерному
выводу: хаос можно прекратить, если сосредоточить все звенья
алмазно-бриллиантового комплекса – от добычи до продажи – в одной
структуре, которая стала бы самостоятельным игроком на мировом
рынке. А проще говоря – создать «советскую “Де Бирс”». С такой
плодотворной идеей новоиспеченный замминистра пришел к своему
руководителю – престарелому сталинскому «зубру» П. Ломако. Реакция
последнего была вполне предсказуема: «Знаешь, сынок, я к тебе очень
хорошо отношусь. Но если ты еще раз заговоришь об отделении, я тебе
башку оторву». Такую фразу из уст бывшего комиссара отрядов по
борьбе с бандитизмом следовало воспринимать серьезней, чем просто
милую шутку, и на некоторое время инициатива В.Рудакова была
предана забвению.
Идея В. Рудакова была совершенно правильная
в коммерческом плане, но она имела один принципиальный недостаток –
полностью противоречила той роли, которую отводили СССР
англосаксонские клубы, – роли пассивного продавца сырья, не
обладающего возможностью влияния на ценообразование на глобальных
рынках. Создание «советской “Де Бирс”», безусловно, создавало такую
возможность. Конечно, это понимал и многоопытный член ЦК КПСС П.
Ломако. Но в отличие от В. Рудакова он также понимал, что хаос в
советском алмазно-бриллиантовом комплексе не случаен, он
спланирован, собственно говоря, это есть единственная форма его
существования, согласованная со «старшим партнером». Шел 1983 год –
демонтаж советского проекта еще только обсуждался, еще только
намечались первые шаги на этом пути, и СССР пока должен был
выполнять свою задачу в четко определенных границах.
В 1986 г. М. Горбачев отправил П. Ломако в
отставку. С 1987 г. начинаются постоянные консультации В. Рудакова
с представителями «Де Бирс». В апреле 1988 г. выходит решение
Политбюро ЦК КПСС о создании «Главалмаззолота». Кандидатура В.
Рудакова на пост начальника «Главалмаззолота» вносится членом
Политбюро Н. Рыжковым. Неожиданно кандидатура В. Рудакова встречает
резкий протест со стороны члена Политбюро Е. Лигачева, который
заявляет, что располагает информацией о том, что В. Рудаков
«мафиози» и «агент влияния». Назначается проверка КГБ, по
результатам которой председатель КГБ В. Чебриков информирует
Политбюро, что никаких претензий к В. Рудакову нет. Назначение
состоялось. С огромной энергией В. Рудаков начинает собирать
предприятия алмазно-бриллиантового комплекса под единой «крышей»,
фактически творчески адаптируя организационные схемы «Де Бирс» к
российской действительности.
«Де Бирс» весьма лояльно относилась к
революционным преобразованиям в советской алмазной индустрии. В
июне 1989 г. было заключено очередное торговое соглашение,
содержащее ряд существенных отличий (в пользу советской стороны) от
предыдущих. Вводился постоянный контроль советской стороной над
уровнем цен мирового рынка через продажи так называемых
«контрольных отрезков»: от каждой экспортной партии отбиралось 5% и
продавалось на свободном рынке. Цена оставшихся 95%, поступавших
«Де Бирс», не могла быть ниже цены «контрольного отрезка». Кроме
этого, была отменена комиссия, уплачиваемая российской стороной за
страховку, банковские гарантии, транспортировку и охрану
доставляемых на склады «Де Бирс» советских алмазов. Такие
договорные условия были исключительными в практике «Де Бирс».
Чем объяснить либерализацию отношений между
СССР и «Де Бирс» накануне закрытия советского проекта? Конечно, «Де
Бирс» не пыталась спасти Советский Союз. Но в условиях
«перестройки» управляемый хаос, в котором пребывал советский
алмазно-бриллиантовый комплекс с момента своего создания, мог
превратиться в хаос неуправляемый. С развалом союзных министерств
могло возникнуть множество мелких независимых компаний – в добыче,
в огранке, в экспорте, через которые произошел бы неконтролируемый
выброс на мировой рынок огромного количества советских алмазов.
Единственным способом, позволяющим избежать этого крайне
неблагоприятного для «Де Бирс» сценария, была предельная
концентрация предприятий советской алмазной индустрии в одних
руках, что и удалось сделать В. Рудакову. «Главалмаззолото», эта
«советская “Де Бирс”», в условиях быстрого умирания СССР была не
опасна, а полезна для контролера рынка, и ее следовало
поддержать.
Поддержка «Главалмаззолота» со стороны «Де
Бирс» достигла апогея в 1990 г. и выразилась в уникальной сделке.
«Де Бирс» выдавал СССР гигантский несвязанный кредит в 1 млрд.
долл. на пять лет под 5% годовых под залог 14,5 млн. карат
ювелирного алмазного сырья, которое физически должно было быть
доставлено в Лондон. Прецедентов такой операции в истории алмазного
рынка не было. Операция завершилась блестящим успехом – огромный
сток Гохрана «переехал» в Лондон, правительство СССР получило
«живые деньги» для срочного латания дыр в стремительно
разрушающейся экономике.
Разумеется, «Де Бирс» приняла решение о
таком фантастическом кредите не из-за личных симпатий к В. Рудакову
и к его революционным преобразованиям советского
алмазно-бриллиантового комплекса. Причина крылась в опасениях «Де
Бирс» относительно возможности несанкционированного появления на
рынке стоков Гохрана в критический момент ликвидации СССР. Это
могло обвалить рынок, и «Де Бирс» решила подстраховаться, забрав
около половины гохрановских алмазов. Развитие ситуации после
августа 1991 г. показало, что опасения «Де Бирс» имели под собой
реальную почву.
Не забывала «Де Бирс» и о прямом
спонсировании ближайшего окружения М. Горбачева. Фонд «Наше
наследие», руководимый Р. Горбачевой и академиком Д. Лихачевым,
регулярно получал через Н. Лобанова-Ростовского весьма крупные
суммы, ощутимо скрашивающие для высшего советского истеблишмента
невзгоды «перестройки».
Одновременно с концентрацией отрасли вокруг
«Главалмаззолота» осуществлялась ликвидация центробежных инициатив,
часть которых была весьма серьезна: например, группа якутских
депутатов пыталась организовать референдум об отделении
алмазоносных районов от остальной Якутии. Жесткую оппозицию В.
Рудакову составлял директор самого крупного (тогда около 80%
годовой добычи «Якуталмаза») Удачнинского ГОКа Николай Уркин. Он
прямо настаивал на превращении ГОКа в абсолютно самостоятельное
предприятие с правом экспорта алмазов. 15 января 1991 г. Н. Уркин,
находясь в командировке в Москве, выпал с 7-го этажа гостиничного
комплекса «Измайлово». Это была далеко не единственная странная
смерть в последние годы существования СССР среди людей, связанных с
алмазной промышленностью. Якутский журналист Г. Окороков собрал
досье по ряду таких случаев, и на основании этих материалов
прокуратура РСФСР была вынуждена начать расследование. Однако
вскоре Г. Окороков был насмерть сбит автомобилем – прямо у порога
якутского обкома КПСС. В конечном счете ни одно из дел об
«алмазных» самоубийцах и жертвах «несчастных случаев» не было
расследовано, хотя в этот перечень попали не только рядовые офицеры
КГБ и функционеры алмазной промышленности, но и люди, входящие в
номенклатуру ЦК КПСС, как, например, посол СССР в Ботсване Б.
Асоян.
В июне 1990 г. было заключено очередное
торговое соглашение между «Главалмаззолото» и «Де Бирс» – на сей
раз на пять лет в отличие от привычных трех. Условия соглашения
предусматривали его исполнение независимо от любых политических
обстоятельств. Судя по всему, судьба СССР договаривающимся сторонам
была абсолютно ясна.
Алмазы,
«международный терроризм» и новые способы управления
глобальными рынками
Ликвидация СССР с необходимостью ставила
перед надгосударственными управляющими структурами задачу создания
достаточно мощного спарринг – партнера, на которого могла быть
возложена миссия очередной «империи зла». В силу целого ряда
обстоятельств в качестве такого противника был выбран
«международный исламский терроризм». Мог ли алмазный рынок, эта
своеобразная лаборатория, в которой уже многие десятилетия
моделировались и отрабатывались методы глобального управления,
остаться в стороне от захватывающего процесса проектирования и
производства нового «исчадия ада», сравнимого по масштабу с
германским нацизмом и коммунистической угрозой? Разумеется, нет.
Детищу Сесила Родса в очередной раз предстояло сыграть пионерскую
роль в отработке новейшей стратегии надгосударственных
структур.
Терроризм как способ решения политических
задач был известен с незапамятных времен, но до исчезновения СССР с
политической карты мира никогда не претендовал на роль
самостоятельного политического игрока. Это был инструмент, который
при определенных обстоятельствах использовался практически всеми
серьезными участниками политической игры, независимо от
идеологических оболочек, в которые они упаковывали свои стратегии.
Террористическая деятельность, тем более в значительных масштабах,
требует серьезного финансирования, поэтому конечным бенефициаром
любой террористической организации могут быть только контролеры
соответствующего бюджета – государства и (или) корпорации. Так оно
и было до начала 90-х годов XX в. Террористические акты – убийства
чиновников и государственных деятелей, захват заложников, взрывы
административных и оборонных объектов и т.д. – осуществлялись
радикалами всевозможных калибров и сортов, но рано или поздно за
этими действиями неизбежно вырисовывались физиономии заказчиков:
превентивных государственных или корпоративных служб. Правило не
знает исключений – любая современная крупная террористическая
организация инфильтрована агентурой спецслужб именно в той степени,
которая подразумевает ее целевое использование в нужный момент. Сам
по себе терроризм в принципе не мог быть самостоятельным игроком,
поскольку никакой идеологический флер не в состоянии прикрыть
отсутствие экономической базы. Чтобы «международный терроризм»
превратился из идеологической пустышки в реального глобального
политического игрока, ему нужно было создать собственную экономику.
Эту задачу и должен был решить алмазный рынок.
«Международный исламский терроризм» не мог
финансироваться за счет бюджета одной или нескольких мусульманских
стран, какой бы высокой степенью радикализма ни отличалось их
руководство. Финансирование через государственный бюджет неизбежно
привлекает огромное количество глаз и ушей. Источники оплаты
единичного акта «государственного терроризма» можно на некоторое
время более-менее надежно спрятать, но финансирование «мировой
террористической войны», ведущейся одновременно на всех
континентах, кроме Антарктиды, и в течение пары десятилетий,
пропустить через госбюджеты невозможно. А если существуют надежные
доказательства, что новая угроза всего лишь инициатива одного или
нескольких радикальных исламских государств, этих политических
изгоев и экономических карликов, то и адекватное решение – короткий
(слишком короткий!) межгосударственный конфликт с абсолютно
прогнозируемым результатом. Убедительный пример – теракт на
дискотеке La Belle в Западной Германии весной 1986 г., проведенный
по заказу ливийских спецслужб и направленный против американских
военнослужащих (пострадали более 200 человек), и через месяц –
ответная бомбардировка авиацией США Триполи и Бенгази.
«Государственный терроризм» со стороны
известных исламских стран не мог обеспечить глобального конфликта
требуемого уровня и длительности, для этого требовалась
надгосударственная исламская радикальная структура с оригинальными
и непрозрачными для мирового сообщества источниками финансирования.
Традиционные глобальные криминальные рынки – наркотиков,
проституции, контрафакта – не годились для решения этой задачи в
силу своей громоздкости, медленного оборота, а главное – тесной
взаимосвязи с национальными бюрократиями, коррумпированность
которых есть необходимое условие существования криминальных рынков.
Проблема решалась только финансовыми потоками быстрыми, почти
невидимыми и принципиально недоступными для контроля со стороны
национальных бюрократий.
Необходимо отметить, что исламский мир
обладает превосходной теневой финансовой структурой, известной как
«хавала». Ее история насчитывает несколько сотен лет, она построена
на принципе отсутствия документирования финансовых операций и
позволяет перебрасывать денежные средства из страны в страну
практически моментально – по телефонному звонку с кодовой фразой.
Наличие такой системы было просто подарком для проектировщиков
«международного исламского терроризма», но «хавала» имела один
существенный недостаток. Она была хороша как секретная платежная
система, но не годилась как источник прибыли, которая могла бы быть
инвестирована в мировую террористическую войну. Как известно, Коран
запрещает брать проценты с финансовых операций. «Хавала» формально
нарушает этот запрет, но только в объеме, необходимом для ее
собственного функционирования, фактически только для содержания
института операторов – «хаваладаров» и компенсации накладных
расходов. Реально это 1-3% от суммы транзакции. Свободного
денежного потока она практически не генерирует. Для создания
независимой экономики «международного исламского терроризма» в
«хавалу» требовалась впрыснуть свежую финансовую кровь,
обеспечивающую необходимый для инвестиций в новый проект
профит.
Сегодня невозможно назвать имя гения,
который предложил скрестить «хавалу» с бездокументарным оборотом
алмазов, с принципом «Мазал У ’Браха». Был ли он хасидом или
шахидом – кто знает? В конце концов, обе системы – бездокументарных
сделок с алмазами и бездокументарных переводов и платежей – были
изобретены в семитском мире, правда, на разных его полюсах. А может
это был тот, кто блестяще знал алмазный бизнес и одновременно
принадлежал к числу изобретателей «международного исламского
терроризма», тот, кто понимал острую необходимость возникновения
новой «империи зла», поскольку был одним из авторов ликвидации
империи старой?
Как бы там ни было, но в самом начале 90-х
годов XX столетия в алмазоносных странах Африки появились
представители спецслужб Саудовской Аравии – страны, которая со
времен «пакта Куинси» являлась проводником интересов
англосаксонских клубов на Ближнем Востоке и которой конструкторами
«международного терроризма» отводилась роль непосредственного
исполнителя этого проекта. Одним из главных действующих лиц в
процессе освоения «международным терроризмом» алмазного трафика
стал полковник Службы Общей разведки Саудовской Аравии Азиз бин
Саид бин Али аль-Гамди, позднее получивший известность в прессе под
именем Абу аль-Валид.
Абу аль-Валид прибыл в Анголу в самом начале
90-х, по одним данным – в 1991 г., по другим – в 1993 г. Он работал
в этой стране довольно долго – до 1995 г. Целью его командировки
было установление контактов с людьми оппозиционной УНИТА,
занимающихся нелегальным экспортом ангольских алмазов в Антверпен,
и одновременно с функционерами законного правительства Эдуарду душ
Сантуша, курирующими официальную добычу алмазов. Следует заметить,
что «алмазный отдел» УНИТА в Антверпене и представители законного
ангольского правительства в Бельгии находились между собой в
нормальных деловых контактах, в то время как их боевые
подразделения жесточайшим образом уничтожали друг друга в
ангольских джунглях.
Направление Абу аль-Валида саудовской
разведкой именно в Анголу не случайно. В Академии национальной
гвардии в Эр-Рияде его готовили как специалиста по деятельности
советских и российских спецслужб, а с 1975 по 1991 г. Ангола
находилась в зоне жизненно важных интересов Советского Союза, и
значительное число функционеров как легального правительства, так и
оппонирующей ему УНИТА, интересующих саудовскую разведку, являлись
агентурой советских спецслужб, прошли профессиональную подготовку в
СССР и свободно говорили на русском языке, которым Абу аль-Валид
владел превосходно.
Пока Абу аль-Валид внедрялся в алмазный
трафик в Анголе – стране-производителе, саудовская разведка
интенсивно работала в Бельгии – основной торговой площадке
«свободного» алмазного рынка. В 1995 г. ряд европейских газет с
удивлением отметили, что из европейских стран именно Бельгия
отчего-то является наиболее привлекательной для радикальных
исламских организаций. Именно в Бельгии обосновалась штаб-квартира
«Европейской арабской лиги», и эта организация стала оказывать
постоянное давление на хасидскую общину Антверпена, традиционно
занимающуюся алмазным бизнесом. «Европейская арабская лига»
является филиалом «Всемирной исламской лиги», созданной еще в 1962
г. саудовским королем Фейсалом. Программа «Европейской арабской
лиги» включала требования квот для мусульман в государственных
учреждениях Бельгии, в первую очередь – в силовых структурах, ислам
в качестве государственной религии, арабский язык в качестве
государственного. В ее задачи входила также организация в
Антверпене собственных силовых формирований – так называемой
арабской общественной милиции. Сайты этой организации были
переполнены антисемитскими материалами, были отмечены случаи
нападения членов «Европейской арабской лиги» на евреев и попытки
поджога синагог. Беспрецедентная активность саудовцев в Бельгии
заставила европейских журналистов именовать Антверпен «бельгийским
халифатом», но истинный смысл этой экспансии в середине 90-х был
ясен очень немногим.
К концу 1995 г. внедрение саудовской
разведки в алмазный трафик Луанда – Антверпен было успешно
завершено. Абу аль-Валид из Анголы прибыл в Чечню, где занялся
организацией и финансированием тренировочных баз боевиков: только в
1996-1997 гг. им было создано четыре мощных лагеря подготовки
диверсантов. Рабочим контактом Абу аль-Валида в Чечне стал глава
Службы внешней разведки Ичкерии Хож-Ахмед Нухаев. С подачи Абу
аль-Валида Нухаев был представлен крупнейшему оператору глобального
рынка оружия саудовскому миллиардеру Аднану Хашогги,
представлявшему в США интересы Saudi bin Laden Group, a на арабском
Востоке – элиту американского ВПК, концерны «Локхид», «Нортроп»,
«Рейтеон». Весной 1997 года Хашогги представил Нухаева своему
партнеру по инвестиционной компании Carlyle Group Джеймсу Бейкеру
(госсекретарь США в 1989-1992 гг., руководитель выборных кампаний
Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего). В апреле 1997 г. в Вашингтоне
Нухаевым была зарегистрирована «Кавказско-американская
торгово-промышленная палата». По протекции Бейкера Нухаеву было
присвоено звание почетного гражданина г. Остин – столицы штата
Техас. В июне 1997 г. Хашогги выступил с заявлением о намерении
создать «Кавказский инвестиционный банк», который должен был
обслуживать операции «Кавказско-американской торгово-промышленной
палаты». Должность вице-президента этой организации занял близкий к
президенту Д. Бушу Фредерик М. Буш.
Несмотря на то, что к проектам Нухаева
проявили интерес немало VIP, например М. Тетчер, Дж. Вульфенсон, А.
Макальпин и др., никаких легальных инвестиций он привлечь не смог.
Однако структуры Нухаева стали превосходной ширмой, прикрывающей
эффективную работу теневого алмазного трафика, организованного
саудовской разведкой и использующегося для накачки Чечни
высокоточным оружием, диверсионной и разведывательной аппаратурой,
современными средствами связи, полевыми госпиталями, униформой,
снаряжением, отлично подготовленными арабскими инструкторами и
диверсантами. По оценке главы контрразведки Ичкерии Лечи Хултыгова,
общий объем этих поставок составил более 740 млн. долл. США. Так
готовился один из самых кровавых раундов «мировой террористической
войны».
Использование ангольского алмазного трафика
саудовской разведкой один из наиболее ярких примеров обслуживания
алмазным рынком нужд «мирового терроризма», но далеко не
единственный. По данным израильской контрразведки SHABAK, начиная с
1995 г. в операции с алмазами были вовлечены ХАМАС, «Хезболла»,
«Бригады Изаддина аль-Касама», «Братья-мусульмане» и другие
радикальные арабские организации. Организационный триумф этого
процесса пришелся на 2002 г., когда в Объединенных Арабских
Эмиратах была создана Дубайская алмазная биржа. Это событие
означало ликвидацию последних барьеров на пути слияния «хавалы» и
алмазного рынка.
Еще в марте 2001 г. Госдепартамент США
опубликовал ежегодный доклад «International Narcotics Control
Strategy Report». В нем отмечается, что Объединенные Арабские
Эмираты (Дубай), Индия и Пакистан образуют так называемый
«треугольник “хавалы”» бездокументарной финансовой системы,
пронизывающий мусульманский мир сверху донизу и по горизонталям. В
качестве залоговых активов в «хавале» используются наличные деньги,
драгоценные металлы и камни. С оценкой драгметаллов на Арабском
Востоке проблем не бывает, поскольку в качестве операторов «хавалы»
обычно выступают владельцы ювелирных лавок. В Дубае находится один
из самых больших в мире розничных рынков золота «Сук аз-захаб», на
котором вне какого-либо государственного контроля работают тысячи
мелких операторов. ОАЭ – мировой лидер по потреблению золота на
душу населения. Примечательно, что после атаки США на Афганистан
осенью 2003 г. золото талибов было переправлено через Карачи именно
в Дубай, поскольку Объединенные Арабские Эмираты были одним из трех
государств мира, установивших с талибами дипломатические
отношения.
Несмотря на очевидную свободу действий
радикальных арабских организаций в ОАЭ (по данным спецслужб США,
организатор терракта 11 сентября в Нью-Йорке Мухаммад Атта большую
часть денег на эту операцию получил из Дубая. Первый пилот,
протаранивший южную башню ВТЦ, Маруан аш-Шеххи, был подданным ОАЭ),
создание Дубайской алмазной биржи было с энтузиазмом встречено
участниками мирового алмазного рынка, и она стремительно начала
увеличивать обороты буквально с первых дней своего существования.
До сих пор использование алмазов в качестве залогового актива в
«хавале» ограничивалось серьезной технической проблемой: оценка
алмаза, в отличие от золота, требует чрезвычайно высокой
квалификации. В арабском мире таких специалистов практически не
было, с открытием Дубайской алмазной биржи эта проблема была снята.
Теперь алмаз мог быть полезен арабским радикалам не только и не
столько в качестве инструмента, концентрирующего в предельно малом
объеме максимально возможную стоимость, к тому же легко
транспортируемого и не обнаруживаемого никаким детектором. Отныне
окончательно исчезла необходимость возить кристаллы через границы –
достаточно было внести алмазы как залог оператору «хавалы» в Дубае,
чтобы в течение нескольких часов эквивалентная сумма была получена
доверенным контрагентом, например, в Грозном, Нью-Йорке, Мадриде
или Москве. «Международный исламский терроризм» получил свою
экономику и таким образом стал реальным политическим игроком.
Но создание новой «империи зла» означало
решение лишь половины задачи. Теперь нужно было создать эффективный
механизм борьбы с новорожденным монстром. Сочетание глобального
управляемого противника и адекватных средств его подавления
является необходимым условием контроля над мировыми ресурсными
рынками – эта аксиома лежала в основе проектов «Третий рейх» и
«СССР». И противодействие «международному терроризму» развивалось в
точном соответствии с ней.
В 1998 г. никому доселе не известная
британская некоммерческая организация (НКО) Global Witness (GW)
опубликовала сенсационный доклад о внедрении исламских террористов
в алмазный бизнес. В этом документе приводились многочисленные
имена функционеров радикальных организаций, маршруты их
передвижения по алмазоносным странам Африки, ксерокопии их личных
документов и авиабилетов, состав контактов и содержание переговоров
с представителями алмазного бизнеса. Объем и детализация доклада не
оставляли сомнения в том, что источниками данных для него могли
быть только спецслужбы – как государственные, так и ведущих
алмазодобывающих корпораций. Едва алмазный рынок оправился от шока,
вызванного докладом GW, как эта организация и ряд поддержавших ее
НКО из стран Британского содружества выступили с оригинальной
инициативой: для того чтобы остановить проникновение
«международного терроризма» в алмазный рынок, необходимо создать
глобальную надгосударственную структуру, обладающую правами
регулятора – возможностью блокировать алмазный бизнес в той стране,
которую этот регулятор по каким-либо причинам сочтет поддерживающей
«международный терроризм», а также нарушающей «права человека» и
т.п. Так было положено начало «Кимберлийского процесса» –
«общественного движения», быстро трансформирующегося в
транснациональную бюрократическую структуру, формальной целью
которой является изгнание из цивилизованного рынка потока
«конфликтных» или «кровавых» алмазов, способствующих финансированию
криминальных и террористических организаций. Разумеется, такая
благородная инициатива моментально нашла поддержку ООН, и уже через
пару лет после упомянутого доклада GW мировой алмазный рынок
перешел в новое качество – отныне государства, не включившиеся в
«Кимберлийский процесс» и не выполняющие требования принятых в его
рамках документов, исключаются мировым сообществом из международной
торговли алмазами. Подобное прямое управление глобальным ресурсным
рынком с помощью «общественного регулятора» ранее не имело
прецедента – вновь алмазный рынок выступил в качестве полигона для
клубного эксперимента.
Вскоре последовала закономерная попытка
сделать опыт «Кимберлийского процесса» универсальным, перенести эту
схему управления на другие ресурсные рынки, прежде всего на рынок
нефти. Наиболее полно концепция управления ресурсными рынками через
«борьбу» с «международным терроризмом» была сформулирована в
программном документе GW «Нервы войны», на котором стоит
остановиться подробнее.
Итак, инициаторы «Кимберлийского процесса»
полагают, что:
– источником современных локальных
конфликтов являются природные ресурсы, находящиеся на территориях
стран, вовлеченных в конфликт;
– этот же источник является финансовой базой
«международного терроризма»;
– способность сторон конфликта к его
продолжению и интенсификации зависит от возможности продвигать эти
ресурсы на внешние рынки и получаемую прибыль использовать для
приобретения оружия, боеприпасов и другого имущества;
– необходимого для вооруженной борьбы, в том
числе для террористической деятельности;
– блокада со стороны цивилизованного
мирового сообщества доступа на мировые рынки природных ресурсов из
зон конфликта однозначно ведет к прекращению этого конфликта в
связи с потерей источников финансирования;
– приведенные посылки являются
универсальными, распространяемыми практически на все современные
локальные конфликты (в «Нервах войны» рассматривается около 20
стран) и на все виды ресурсов «конфликтных территорий»,
востребованных мировыми рынками.
Эта механистическая модель, удивительным
образом напоминающая классические марксистские работы, обладает
несомненной привлекательностью в силу ее простоты и безупречной, на
первый взгляд, логики. Она превосходна в качестве пропагандистского
инструмента, но на самом деле является всего лишь ширмой, удачно
скрывающей процессы, природа которых не может быть объяснена
подобными примитивными посылками.
Действительно, в современном мире существуют
многочисленные вооруженные конфликты, развивающиеся на территориях,
либо вообще лишенных природных ресурсов, востребованных мировыми
рынками, либо располагающих ничтожным количеством таковых, ни в
коей мере не соответствующим интенсивности и продолжительности
конфликта. В «Нервах войны» содержится таблица «Гражданские войны,
обусловленные природными ресурсами», где в первой строке приводится
Афганистан, а в качестве «природных ресурсов», соответствующих
вооруженному конфликту в этой стране, – «драгоценные камни и
опиум».
Если следовать этой логике, то необходимо
признать, что дорогостоящая и масштабная война в Афганистане,
продолжающаяся практически без перерыва уже более 30 лет, война, в
которой принимали и принимают самое непосредственное участие СССР,
Пакистан, Саудовская Аравия, США, вызвана странным желанием
контролировать более чем скромные запасы дешевого лазурита и
заросли опиумного мака. Последний «природный ресурс», кстати, не
является присущим исключительно Афганистану, а при известной
сноровке участников этого специфического рынка может выращиваться в
том числе в окрестностях Москвы, Лондона или Вашингтона. Очевидно,
что реальные причины афганского конфликта имеют мало общего с
«природными ресурсами», которые Афганистан может предложить на
мировые рынки.
В модель не вписываются, например,
палестино-израильский конфликт (на этих территориях вообще нет
никаких природных ресурсов, востребованных мировыми рынками),
балканские конфликты, конфликты на постсоветском пространстве
(какими значимыми природными ресурсами обладают Северная Осетия или
Нагорный Карабах?). Тем не менее в зоны подобных «безресурсных»
конфликтов исправно в большом количестве поступает современное
оружие, и незаконные вооруженные формирования подчас являются
самыми боеспособными соединениями в соответствующих регионах.
Очевидно, что эти поставки оружия не могут быть прекращены с
помощью блокады несуществующих ресурсных потоков.
Ангола и Демократическая Республика Конго
(ДРК) в первом приближении вписываются в модель сегодня идеально.
Но если взглянуть на ретроспективу вооруженных конфликтов в этих
странах, становится очевидно, что их первоначальные причины лежат
совершенно в иной плоскости. Группировки, участвующие в гражданской
войне, вспыхнувшей в Анголе в 1974 г. после получения
независимости, финансировались и вооружались СССР и Западом вовсе
не в качестве платы за ангольские нефть и алмазы. Поставки
современного оружия на миллиарды долларов в течение 15 лет,
финансирование 40-тысячного кубинского экспедиционного корпуса,
подготовка тысяч ангольских специалистов в СССР – эти колоссальные
расходы искупались не ангольскими природными ресурсами, а
возможностью использовать территорию Анголы (прежде всего
протяженное атлантическое побережье) для обеспечения деятельности
советской глобальной системы Морской космической разведки и
целеуказания (МКРЦ «Легенда») – ассиметричного средства,
позволяющего в известной степени нейтрализовать авианосные
группировки США в Атлантике. И самое главное – конфликт в Анголе
был прекращен вовсе не из-за блокады продаж алмазов, находящихся
под контролем группировки УНИТА. В распоряжении этой организации
находились ресурсы, позволяющие продолжать войну еще добрый десяток
лет. Но в феврале 2002 г. в результате хорошо скоординированной
операции спецслужб трех заинтересованных государств был уничтожен
лидер УНИТА Жонас Савимби, а непосредственно перед этой акцией были
достигнуты соответствующие договоренности с его потенциальными
преемниками. Этого оказалось вполне достаточно для прекращения
почти 30-летнего конфликта. Очевидно, что рассматриваемая модель GW
здесь совершенно ни при чем.
Что же касается ДРК, которую населяют более
450 народностей и племен, то там межплеменная резня имеет
многовековые корни и происходила задолго до появления первых
европейцев в Африке. Искусственная тонкая оболочка «демократической
республики» скрывает систему отношений, характерную для Европы
примерно XII в., с соответствующими ценностными представлениями.
Безусловно, автомат Калашникова – существенно более эффективное
оружие, чем лук и стрелы, но эксперты, хорошо знакомые со
спецификой родоплеменных отношений в Конго, практически единодушны
во мнении, что в случае блокирования поставок современного оружия
(что даже гипотетически трудно представить, учитывая
неконтролируемую границу с Замбией) в ход пойдет любое, вплоть до
традиционного.
Приведенные выше соображения, конечно, не
являются отрицанием того факта, что начиная с 90-х годов XX
столетия и по сей день многие вооруженные конфликты в Африке, а
также «международный исламский терроризм» подпитываются за счет
нелегального алмазного трафика. Но это обстоятельство не объясняет
ни историю, ни подлинные причины этих конфликтов и справедливо лишь
для исторически короткого временного интервала.
Следовательно, нет никакой уверенности, что
с ликвидацией нелегального алмазного трафика эти конфликты будут
исчерпаны. Более того, лишение населения этих стран доходов,
которые дает им теневой алмазный трафик, способно спровоцировать
эскалацию существующих конфликтов. Там, где сейчас убивают за
алмазы, будут убивать за миску риса, предоставленного гуманитарными
миссиями.
Наконец, нельзя не коснуться ряда
современных конфликтов, действительно тесно связанных с природными
ресурсами, но в тоже время окончательно опровергающих модель
GW.
Нигерия входит сегодня в первую десятку
мировых добытчиков нефти и является членом ОПЕК. Добыча ведется в
дельте реки Нигер компаниями Royal Dutch Shell, Agip и Total с
нефтяных платформ, соответственно транспортировка осуществляется
танкерным флотом. Уровень ежедневной добычи превышает 2 млн.
баррелей в сутки. В мангровых лесах дельты Нигера обитает племя
айджо, традиционным занятием которого является рыболовство. Лидеры
этого племени находятся в оппозиции к правительству Нигерии,
декларируя, что айджо практически лишены своей доли национального
нефтяного «пирога». Племя имеет несколько боевых организаций,
крупнейшей из которых («Добровольческие народные силы дельты
Нигера») руководит Муджахид Докубо-Асари. Боевики айджо исповедуют
ислам и с полным основанием могут считаться одним из передовых
отрядом «международного исламского терроризма». Боевые организации
айджо перманентно угрожают нефтяным платформам и на протяжении
многих лет находятся в состоянии вооруженного конфликта с
правительственными войсками Нигерии.
Казалось бы, классическая для модели GW
ситуация: африканская страна, богатая природными ресурсами, с
коррумпированным правительством, нищим страдающим населением,
незаконными вооруженными формированиями, и причина всему этому
кошмару – крайне востребованная мировым рынком нефть. Все
составляющие налицо. Но...
Племя айджо не экспортирует нефть. Даже если
моджахеды айджо захватят нефтяные платформы и станут выкачивать из
родной дельты Нигера лишний миллион баррелей, им просто некуда
будет его деть – придется захватывать танкерный флот и т.д. Это,
конечно, фарс. Но за этим фарсом кроется тщательно игнорируемая
аналитиками нефтяного рынка загадка. Племя айджо очень бедно –
доходов от рыболовства хватает только, чтобы не умереть с голоду. И
в тоже время племя айджо прекрасно вооружено – едва ли не лучше,
чем правительственные войска Нигерии. Племя айджо имеет стрелковое
оружие бельгийского, французского и американского производства
последних модификаций, быстроходные катера-охотники с моторами
Yamaha и BMW самых совершенных моделей, крупнокалиберные пулеметы,
гранатометы и даже ПЗРК. С таким арсеналом племя айджо
действительно способно угрожать нефтяному бизнесу в дельте Нигера.
Кто и зачем поставляет племени айджо современное оружие? И какими
«природными ресурсами» (не угрями же?) платит за него племя
айджо?
Изучая эту проблему, некоторые эксперты
пришли к довольно циничному выводу: неграмотное в целом племя айджо
отчего-то прекрасно разбирается в нефтяных фьючерсах и каким-то
образом держит руку на пульсе биржевой игры. Практика показывает,
что племя айджо выезжает из мангровых зарослей на катерах Yamaha и
подвергает интенсивному обстрелу нефтяные платформы (а за компанию
и правительственных полицейских) именно в тот момент, когда все
остальные средства игры на повышение на мировых нефтяных биржах
исчерпаны. Племя айджо неизменно добивается успеха – очередное
громкое заявление Муджахида Докубо-Асари о новом раунде гражданской
войны в Нигерии, подкрепленное десятком гранат, выпущенных по
нефтяной платформе, сотней-другой убитых правительственных солдат,
а также несколькими публикациями в авторитетных деловых изданиях,
неизменно подбрасывают биржевую стоимость сортов Bonny Light и
Forcados на пару долларов вверх, что в итоге весьма позитивно
сказывается на балансе Royal Dutch Shell, Agip, Total и играющих на
повышение биржевых спекулянтов. Учитывая последнее обстоятельство,
вопрос «Откуда у племени айджо современное оружие?» представляется
риторическим.
После окончания первой чеченской войны в
1996 г. Чечня получила независимость de facto и все ее нефтяные
ресурсы контролировались правительством Яндарбиева – Масхадова.
Торговля чеченской нефтью шла свободно, и вся прибыль доставалась
чеченским структурам. Ни Масхадов, ни Яндарбиев новой войны с
Россией не хотели, они обоснованно считали ее бессмысленной. Зачем
потребовался провокационный рейд Басаева и Хаттаба в Дагестан в
1999 г.? Кто развязал вторую чеченскую войну и с какой целью? Разве
борьба за чеченскую нефть была ее причиной, а сама эта нефть –
источником финансирования? Нет, Чечня в 1996-1999 гг. была накачана
оружием, деньгами, инструкторами и агентами саудовских спецслужб с
главной задачей – развязать долгосрочный и масштабный гражданский
конфликт в одном из крупнейших мировых экспортеров нефти – в
России. Это было частью стратегии неоконов, направленной на
тотальное повышение биржевых цен на углеводороды, цена рванула
вверх именно с 1999 г. И никакая блокада продаж чеченской нефти не
остановила бы эту войну.
Два приведенных выше примера являются
убедительным доказательством, что современный локальный конфликт
может использоваться как средство эффективной регуляции и
управления глобальным рынком (в данном случае – нефти) в интересах
известных транснациональных игроков. В этом случае блокирование
продаж добываемых сторонами конфликта (или одной из сторон)
природных ресурсов либо просто бессмысленно, поскольку не является
инструментом, влияющим на подлинную причину конфликта либо
соответствует интересам внешнего транснационального игрока,
заинтересованного в эскалации конфликта, как в средстве, влияющем
на мировые цены ресурса, но ни в коем случае не служит средством,
останавливающим конфликт, и тем более не способствует позитивному
развитию «конфликтной территории».
В период становления «Кимберлийского
процесса» некоторые авторитетные специалисты алмазно-бриллиантовой
отрасли высказали ряд здравых суждений о подлинных причинах этой
инициативы. Например, в интервью изданию RBC daily, данном в
октябре 2004 г. по случаю открытия в Нью-Йорке Всемирного алмазного
совета, вице-президент Ассоциации российских производителей
бриллиантов А. Эвоян утверждал, что «уже сейчас появление на рынке
конфликтных алмазов благодаря жесткому контролю крайне
маловероятно. То есть сама проблема камней из горячих точек явно
раздута непропорционально своему значению для алмазного рынка. Да и
аргумент, согласно которому на деньги, полученные от продажи
“грязных алмазов”, покупается оружие, также неубедителен. Ведь
тогда гораздо логичнее бороться с незаконной торговлей оружием,
однако этот рынок почему-то никто всерьез не трогает». По мнению
Арарата Эвояна, «Кимберлийский процесс» был инициирован и
продвигается через неправительственные организации, прежде всего,
усилиями США. «В Америке продается 60% всей алмазной продукции,
поэтому игнорировать мнение американцев никто не может. Тему
“грязных” камней постоянно поднимают Amnesty International и другие
неправительственные организации, Кимберлийский процесс тесно связан
с процессом глобализации. Алмазный рынок очень хорошо организован,
и его легко контролировать. США хотят отработать на Кимберлийском
процессе схему взятия под полный контроль движения товаров. Путем
сертификации можно контролировать объемы “на входе и выходе”. В
будущем это может быть нефть, сталь и прочие товары. Это элемент
американского проекта глобализации», – считает Арарат Эвоян. В
принципе эта точка зрения не далека от истины, особенно точно
замечание в отношении оружейного рынка. Однако она требует
некоторого уточнения, поскольку «американский проект глобализации»
– слишком расплывчатая характеристика, не позволяющая продвинуться
в понимании интересов конкретных участников процесса.
В основании аргументов, высказываемых как
pro, так и contra «Кимберлийского процесса», часто фигурирует цифра
4%. Якобы именно такова была доля «кровавых алмазов» в мировом
обороте алмазного сырья на момент старта этого движения и именно
этот объем стал основой экономики «международного терроризма».
Некоторые эксперты считали эту цифру внушительной, другие, подобно
А. Эвояну – напротив, мизерной, но вряд ли кто может ответить на
вопрос, откуда вообще она взялась. Почему 4%, а не 14 или 0,4%? В
многочисленных публикациях есть ссылки на экспертные оценки, но нам
не удалось найти никаких расчетных методик, сколь-нибудь
убедительно обосновывающих этот загадочный показатель.
Здравый смысл заставляет предположить, что
определить (хотя бы с точностью до процента) размер потока
«конфликтных алмазов», потока, состоящего из очень многих крупных и
мелких ручейков, могла только структура, которая специально ставила
своей задачей этот поток как минимум «видеть» и как максимум
контролировать. Такой мотив, а главное, такие возможности были
только у одного участника мирового алмазного рынка – корпорации «De
Beers». Действительно, в аналитическом бюллетене ПИР-центра
«Вопросы безопасности», изданном в сентябре 2000 г., в разделе
«Россия и проблематика конфликтных алмазов» именно эксперты «De
Beers» называются в качестве авторов подобных оценок.
Парадоксально, но подлинную ясность в
проблему внесла сама Global Witness, обвинив в декабре 1998 г. «De
Beers» в закупках алмазов у африканских незаконных вооруженных
формирований (НВФ) в период 1992-1998 гг. на сумму $3,7 млрд.
Несложно определить, что эта цифра в пересчете на ежегодный объем
рынка сырых алмазов в указанный период и дает приблизительно 4%.
Несмотря на то что «De Beers» публично отвергла сами обвинения, ее
эксперты не оспаривали пресловутые 4%, и все остальные участники
рынка априори согласились с этой цифрой. Примечательно, что GW не
раскрывает источники, сообщившие ей многолетние и точные данные о
закупках «кровавых алмазов» «De Beers». Но совершенно очевидно, что
эта информация не могла быть результатом собственного мониторинга
GW, поскольку в начале исследуемого периода (1992) этой организации
просто не существовало, да и алмазной проблематикой она занялась
только с 1998 г. Остается предположить, что эта весьма скромная на
тот момент неправительственная организация имела агентурные
источники в недрах одной из самых закрытых транснациональных
корпораций, известной среди специалистов соответствующего профиля
выдающейся эффективностью своих превентивных служб. Причем эти
источники находились в самой щепетильной и, соответственно,
информационно защищенной области, где содержались данные о закупке
сырых алмазов у африканских НВФ с целью регуляции давления на
монополизированный «De Beers» рынок. Очевидно, это предположение
невероятно. Гораздо более правдоподобна другая гипотеза – данные в
$3,7 млрд. за период в 7 лет (или 4% от ежегодного оборота рынка
сырых алмазов) были любезно предоставлены британским
правозащитникам самой корпорацией «De Beers» и реально
характеризуют не объем трафика «кровавых алмазов», но долю «De
Beers» в этом трафике, что, согласитесь, – несколько разные
вещи.
Итак, 4% «кровавых алмазов» на рынке – это
то, что «De Beers» закупала у африканских НВФ. Исчерпывался ли
реальный поток этой цифрой? На наш взгляд, – нет. На этом рынке
работали (и что печально, продолжают интенсивно работать) десятки
бельгийских, израильских, украинских и прочих компаний, а также
предприятий неопределенной принадлежности, типа фирм легендарного
Виктора Бута. Кто может с достоверностью определить объем этого
трафика? Может ли, например, статистика правоохранительных органов
лежать в основе таких определений? Что, разве всех поймали? Или
кто-то (может GW?) имеет внедренную агентуру в десятки организаций,
практикующих «серый» и «черный» алмазный бизнес? И эта агентура
выдает данные в некий единый центр? Очевидно, что точный объем
нелегального алмазного трафика не может определить никто.
В структуре мирового алмазного рынка
существует много «серых» и «черных» каналов, финансовая энергия
которых действительно активно используется криминальными и
террористическими структурами. Но эти каналы странным образом
ускользают от внимания «Кимберлийского процесса». В период
1996-1998 гг. в России произошел массовый сброс стоков Гохрана
через систему так называемых «совместных ограночных предприятий»,
которые использовали для доставки этого сырья на мировой рынок
полукриминальные и откровенно криминальные методы. Объем этих
операций оценивался экспертами примерно в $ 0,3-0,5 млрд. в год и
мог бы существенно повлиять на пресловутые 4%, но не заинтересовал
отцов-основателей «Кимберлийского процесса», несмотря на то что «De
Beers» подвергла санкциям несколько сайтхолдеров, на которых пали
подозрения по участию в «сером» экспорте из России.
Технология, с помощью которой «Кимберлийский
процесс» борется с «кровавыми алмазами», также вызывает недоумение.
Так называемая «система сертификации КП» по сути представляет собой
бюрократическую процедуру, на самом деле эффективную только в
развитых странах с законопослушным населением. Люди, знакомые с
реалиями Конго, Анголы, Либерии, Армении и т.п. стран, согласятся,
что подделка сертификатов КП и выстраивание соответствующего
коррумпированного таможенного канала не представляет сколь-нибудь
серьезной проблемы для действующих здесь мощных и энергичных
криминальных структур. Позволим себе сравнение с наиболее
бюрократизированным и контролируемым оружейным рынком – здесь
действует «сертификат конечного пользователя», который в известной
степени можно считать аналогом «сертификата КП». Но никто не будет
оспаривать тот факт, что, несмотря ни на какие сертификации и
контролирующие усилия национальных и транснациональных бюрократий,
«горячие точки» планеты не испытывают ни малейшего недостатка в
современном оружии. И это при том, что провести «черную» или
«серую» оружейную поставку неизмеримо труднее, чем алмазную, хотя
бы просто в силу физических характеристик товара. Бюрократизация
рынка на самом деле всего лишь увеличивает его коррумпированность.
Для того чтобы по настоящему эффективно бороться с теневыми
потоками (не важно – оружия, алмазов, наркотиков), нужны
политическая воля и соответствующим образом подготовленные
спецслужбы – история с ликвидацией Жонаса Савимби блестяще
подтверждает этот тезис.
Таким образом, следует признать, что
подлинный интерес «Кимберлийского процесса» сосредоточен не на
изучении реального мирового теневого алмазного трафика и разработке
эффективных методов его блокады, но на регуляции стихийных поставок
алмазов из совершенно определенных стран Африки, в первую очередь
Анголы, Либерии, Сьерра-Леоне, ДРК, где запасы алмазов наиболее
высоки, а добыча не подконтрольна «De Beers».
Если сопоставить хронологию (1998-2001)
следующих событий:
– уход «De Beers» из этих стран;
– развитие проектов конкурентов «De Beers» в
этих странах, прежде всего АЛРОСА, группы Леваева и группы
Гертлера;
– получение GW данных о закупках «De Beers»
«кровавых алмазов» у африканских НВФ;
– экспансию «De Beers» в Канаде, включая
установление контроля над месторождением Снэп-Лейк;
– декларацию «De Beers» о прекращении
монопольной регуляции алмазного рынка;
– энергичный старт «Кимберлийского
процесса», то можно вполне сочувственно отнестись к эмоциональному
утверждению крупного эксперта алмазного рынка Мартина Рапапорта:
«GW с их шокирующе провокационной кампанией “Blood Diamond”
буквально гонит клиентов к алмазам “De Beers” и Канады – прочь от
старателей. Эта кампания GW убьет немаркированные алмазы, так что
крупные горные компании смогут продвигать свои бренды и
освободиться от мелких».
В период 2000-2006 гг. благодаря инициативам
прежде всего GW были действительно в той или иной степени
блокированы потоки алмазов из Анголы, Либерии, Сьерра-Леоне,
Кот-д'Ивуара. Не подлежит сомнению, что эти алмазы связаны с
конфликтами, коррупцией, эксплуатацией детского труда. Но по
странному стечению обстоятельств, средняя стоимость одного карата
алмазов, добываемых в этих странах, находится в том же диапазоне
($120-145), что и алмазов, добываемых «De Beers» на новых
месторождениях Канады и в Танзании. Объективно получается следующая
картина: интенсивный рост добычи на перспективных месторождениях,
контролируемых «De Beers», одновременно сопровождался блокадой
товара той же ценовой категории из стран Западной Африки, где
присутствие «De Beers» практически равно нулю. Является ли это
совпадение случайным? С кем на самом деле идет борьба – с
гражданскими конфликтами и «международным терроризмом» или с
конкурентами? За что идет борьба – за гуманитарные ценности или за
удержание цен?
История алмаза насчитывает немало кровавых
страниц. Так называемые «исторические алмазы», например «Шах» или
«Регент», буквально выкупаны в человеческой крови. С алмазами
прочно связаны захватывающие авантюрные истории, интриги, борьба,
предательство, убийства, войны, стремительные и неправедные
обогащения и катастрофические разорения. Эти камни – лучшие друзья
не только девушек и королей, но и кинематографических, литературных
и реальных шпионов, диверсантов, гангстеров и террористов. Аура
интриги – неотъемлемое свойство этого кристалла, она творение самой
Истории, она реальная и возможно, главная составляющая понятия
«алмаз», эта аура создана десятками поколений, на нее поработал
талант многих выдающихся мастеров пера и камеры. Если на одном
аукционе выставить два практически совпадающих по оценочным
характеристикам бриллианта, но к одному приложить красивую сказку в
виде сертификата о древнем происхождении, романтических
приключениях и трагических насильственных смертях десятка бывших
владельцев, а к другому – справку, что он изготовлен в прошлом году
на заводе «Кристалл» (г. Гомель) из алмаза, добытого на
месторождении имени XXIII Съезда КПСС – какова будет разница в
цене?
В наш век политкорректности приведенные
аргументы не могут служить материалом для лобовых рекламных
кампаний, да это и не требуется – надежная основа заложена
предыдущими столетиями. «Кровь» и «алмаз» понятия неразделимые на
глубоком уровне подсознания потенциального покупателя бриллиантов,
это сочетание – почти инстинкт. Энергия эстетики крови, эстетики
трагедии и интриги была, есть и будет всегда неизмеримо сильнее
пресного наслаждения условной красотой, вяло ассоциированной с
банальными ухаживаниями. Массовый покупатель бриллиантов, тот, кто
делает рынок, – современный американец, японец, европеец, чья жизнь
в постиндустриальном обществе жестко регламентирована и скучна
настолько, что требует повседневного мощного допинга в виде
компьютерных игр, голливудских сказок и телевизионных суррогатов,
этот покупатель на самом деле глубинами своего подсознания ощущает
в бриллианте вовсе не какое-нибудь дурацкое «северное сияние»,
обещанное примитивной рекламой. Нет, там, внутри этого брутального
кристалла идет англо-бурская война, там «Копи царя Соломона»,
Джеймс Бонд и родезийские наемники, там короли, фаворитки и
мушкетеры, обольстительные красавицы, элегантные разведчики и лихие
контрабандисты, там звездные Николас Кейдж и Леонардо Ди Каприо.
Там кровь. А без нее – это просто кусок кристаллического углерода.
Не о чем говорить.
Да, судя по всему, «Кимберлийский процесс»,
эта оборотная сторона «международного терроризма», есть не что иное
как новейший механизм регулирования рынка в интересах старого
доброго монополиста, так сказать, «ноу-хау эпохи глобализации».
Объективно это так, какими бы мотивами ни руководствовались
отдельные участники.
Крушение белой
ЮАР
Создатель алмазной монополии «Де Бирс» и
первого неформального надгосударственного элитарного клуба «Круглый
стол» Сесил Родс был последовательным расистом и своих убеждений не
скрывал. Афоризмы типа «Ученый негр, господа, – это крайне опасное
существо!» частенько слетали с его уст, и карьера представителей
чернокожего населения в «Де Бирс» тех лет строго ограничивалась
уровнем кирки и тачки. Основатель горнодобывающего гиганта
«Англо-Америкен», член «Круглого стола» и президент «Де Бирс» до
1957 г. Эрнст Оппенгеймер в публичных выступлениях проблему расовых
отношений старался не комментировать, но именно в период его
руководства «Де Бирс» режим апартеида в ЮАР был сначала установлен
de facto, а потом и закреплен законодательно. А вот сын Эрнста –
Гарри Оппенгеймер (президент «Англо-Америкен» и «Де Бирс» в
1957-1984 гг.) зарекомендовал себя пламенным борцом с режимом
апартеида. Представители следующих поколений легендарного клана,
Николас Оппенгеймер (нынешний президент «Де Бирс») и его сын
Джонатан Оппенгеймер, – горячие поклонники «общечеловеческих
ценностей», противники сегрегации, борцы с ксенофобией и т.д. Столь
радикальная смена взглядов на расовую проблему, произошедшая среди
владельцев эталонного алмазного бизнеса, безусловно, заслуживает
внимания, хотя бы потому, что позволяет добавить к описанию
механизма управления глобальными ресурсными рынками несколько ярких
иллюстраций.
Честь изобретения термина «апартеид»
(африкаанс apartheid – разделение) принадлежит близкому сотруднику
и в известной степени ученику С. Родса, а впоследствии – соратнику
Эрнста Оппенгеймера Яну Смэтсу. На биографии этого выдающегося
деятеля стоит остановиться подробнее.
Я. Смэтс родился в 1870 г. в Капской
колонии, в семье фермеров-африканеров. После окончания Кембриджа
вернулся в Южную Африку, занял весьма высокое положение в «Де Бирс»
– стал личным юрисконсультом С. Родса и зарекомендовал себя
принципиальным последователем и активным пропагандистом его идей:
от монопольного управления алмазным рынком до расовой сегрегации. С
подачи С. Родса Я. Смэтс стал членом «Круглого стола». Но вскоре
произошла удивительная метаморфоза: с началом Англо-бурской войны
(1899-1902 гг.) Я. Смэтс переходит на сторону буров и становится
видным военачальником, приближенным бурского лидера П. Крюгера,
непримиримого врага Британской империи и «Де Бирс».
Этот странный порыв видного члена «Круглого
стола» до сих пор вызывает неоднозначные трактовки. Весьма
распространено мнение, что если бы у Крюгера была еще пара
генералов, подобных Смэтсу, то Англо-бурская война закончилась бы
(разумеется, в пользу англичан), толком не начавшись. Но гипотеза о
том, что проекты С. Родса послужили моделями, на которых
отрабатывались перспективные механизмы глобального управления,
придает «бурскому патриотизму» Я. Смэтса значение, не
исчерпывающееся банальным шпионажем. Действительно, Англо-бурская
война стала полигоном, на котором отрабатывались новые тактические
схемы ведения боевых действий, новые виды вооружений, новые
принципы тотального подавления сопротивления гражданского
населения. Но кроме рейдов коммандос, пулеметов, униформы цвета
хаки и концлагерей эта первая война XX в. несла в себе новации,
которые трудно переоценить. Заказчиком и идеологом войны впервые
выступили надгосударственные структуры, ход, а главное –
продолжительность боевых действий определялись не военной
целесообразностью, а программой долгосрочного планирования, в
которой собственно война составляла первый и самый незначительный
по времени этап.
Очевидной целью войны был захват
корпоративными структурами С. Родса месторождений золота Трансвааля
и Оранжевой республики. Военная машина Британской империи,
подключенная к решению этой задачи усилиями «Круглого стола», в
принципе была способна обеспечить нужный результат максимум за
полгода. За первые два месяца войны англичане перебросили в Африку
контингент численностью более 120 тыс. солдат, увеличив, таким
образом, свою армию почти в 5 раз. Причем ничто не мешало
непрерывно наращивать мощь – резервов хватало, и к концу войны
численность английского контингента в Южной Африке превышала 400
тыс. человек. Полевая армия буров, включая резервистов и
ополченцев, в принципе не могла быть более 50 тыс. человек – просто
количество боеспособного населения исчерпывалось этой цифрой.
Результат войны был изначально предрешен, несмотря на
самоотверженность и высокие боевые качества буров, а также и весьма
посредственный уровень английского командования (боевые потери в
среднем составляли 1:3 в пользу буров). Через полгода после начала
боевых действий пала столица Оранжевой республики Блумфонтейн, еще
через два с половиной месяца – столица Трансвааля Претория.
Регулярная армия буров перестала существовать, города и дороги
полностью контролировались англичанами, все усилия П. Крюгера по
втягиванию в вооруженный конфликт влиятельного союзника – Германии
– успехом не увенчались. Казалось бы, война проиграна вчистую, пора
переходить к переговорам.
Но бурское командование развязывает
беспрецедентную по длительности, интенсивности и жестокости
партизанскую войну. Едва ли не главным инициатором этой совершенно
бессмысленной с военной точки зрения акции, гарантировано
обреченной на поражение, выступил генерал Ян Смэтс – член «Круглого
стола», ученик С. Родса. Если обратиться к мемуарам известных
бурских генералов (например, «Война буров с Англией» Христиана
Девета), то несложно заметить, что непосредственно в боевых
действиях Ян Смэтс участия практически не принимал, однако в
штабной и идеологической работе, а особенно – в переговорном
процессе с английской стороной его роль трудно переоценить.
На партизанские акции буров англичане
закономерно ответили тактикой «выжженной земли», по сути –
геноцидом бурского населения: массовыми расстрелами, концлагерями,
присвоением статуса «военнопленных» восьмилетним детям. За год
этого кошмара в английских концлагерях погибли 26 250 детей и
женщин – гораздо больше, чем солдат на полях сражений (боевые
потери буров не превышали в целом 6 тыс. человек).
Так была достигнута вторая цель этой войны:
буры получили жесточайший урок, надолго отбивший у них желание
претендовать на контроль над минерально-сырьевой базой собственной
страны. Но захват месторождений и подавление воли буров к
сопротивлению отнюдь не являлись конечным результатом проекта – это
были лишь стартовые условия. Впереди была кропотливая работа –
нужно было создавать и в соответствии с меняющимися
обстоятельствами непрерывно модернизировать благоприятную среду
развития англосаксонских добывающих корпораций, главной базой
которых стала Южная Африка, в этом был залог контроля над
глобальными рынками, и это было задачей грядущих десятилетий.
И «дравшийся как лев» против англичан,
«перебежчик», «предатель» и идеолог партизанской войны Ян Смэтс не
только не был подвергнут каким-либо репрессиям после заключения
мирного договора в 1902 г., но получил ранг вице-премьера и букет
министерских постов (министр обороны, внутренних дел, горной
промышленности) во вновь созданном Южно-Африканском Союзе (ЮАС –
будущая ЮАР), в который вошли захваченные англичанами в ходе
Англо-бурской войны территории.
Англо-бурская война была «лабораторным
экспериментом», испытанием простой модели действий: заставить
противника вести войну, которая истощает его потенциал до уровня,
не позволяющего ни при каких обстоятельствах восстановить
конкурентоспособность в послевоенном мире. И эта же модель много
позже была применена к самому грозному конкуренту Англо-саксонских
транснациональных корпораций и контролирующих их надгосударственных
структур. Как Смэтс у Крюгера, у Адольфа Гитлера появится свой
ближайший советник – член «Круглого стола» Ялмар Шахт. Рейхсминистр
экономики и президент Рейхсбанка, он был одним из главных
архитекторов Третьего рейха. И одновременно партнером Монтегю
Нормана, Эрнста Оппенгеймера, Яна Смэтса и прочих достойных
джентльменов по «Круглому столу». Я. Шахт создал мощнейшую
финансово-экономическую систему гитлеровской Германии, настолько
сильную, что Третий рейх смог на удивление долго противостоять
Союзникам, и это затянувшееся противостояние в конце концов
настолько истощило Германию, что она утратила все шансы на долю в
контроле над мировыми ресурсными рынками в послевоенном мире. Как
главный военный преступник Я. Шахт предстал перед Нюрнбергским
трибуналом. Разумеется, он был полностью оправдан.
Система расовой сегрегации, энергично
разрабатываемая Я. Смэтсом с момента его появления в окружении С.
Родса и впоследствии оформленная в режим апартеида (формально Я.
Смэтс ввел этот термин в оборот в 1917 г.), была ключевым фактором
бурного экономического роста ЮАС и превращения его в сильнейшее
государство на африканском континенте. Не сложно предположить, что
заказчиком такого проекта выступали «Англо-Америкен», «Де Бирс» и
патронирующий эти корпорации «Круглый стол». Мощные силовые
структуры ЮАС, а соответственно, способная содержать их мощная
национальная экономика, были необходимы в первую очередь для
вышибания из Африки германских корпораций и предотвращения любых
попыток их возвращения. Совершенно очевидно, что создать развитую
экономику и эффективные силовые структуры в то время в Южной Африке
могло только белое правительство и белое население, поскольку
развитие чернокожего населения в лучшем случае соответствовало
уровню XII в.
Я. Смэтс блестяще справился с задачей:
экономический и военный потенциалы ЮАС уже к 1914 г. были
существенно выше, чем у главного конкурента, что не замедлило
сказаться на ходе боевых действий. После начала войны в Европе
экспедиционный корпус ЮАС, состоящий в основном из буров, тремя
колоннами вторгся в Германскую Юго-Западную Африку. Операция была
хорошо подготовлена, и атакующим сопутствовала удача: уже 12 мая
1915 г. пал Виндхук – столица германской колонии. 9 июля немецкие
войска полностью капитулировали. Корпорация «Дойче диамантен» –
самый опасный конкурент «Де Бирс» – прекратила свое существование.
Помимо Намибии, Я. Смэтс успел отличиться и в боях за Германскую
Восточную Африку. Здесь немцы сражались более упорно, и
окончательного их поражения удалось достичь только в 1918 г.
Годы между двумя мировыми войнами были
использованы для наращивания военного потенциала ЮАС, в частности,
по инициативе Я. Смэтса были созданы военно-воздушные силы,
которыми в то время не обладала ни одна африканская страна.
Интенсивно развивался военно-промышленный комплекс. Успехи в
оборонном и экономическом строительстве тесно коррелировали с
развитием системы расовой сегрегации. «Было создано Министерство
труда с целью проявлять заботу об удовлетворении требований белых
рабочих и ограждения их от любой конкуренции со стороны цветных и
негров. Неквалифицированные африканские рабочие на железнодорожном
строительстве и других государственных предприятиях были заменены
белыми безработными. Был установлен “цветной барьер” на рудниках –
некоторые категории квалифицированного и полуквалифицированного
труда отныне резервировались только для белых. “Закон об арбитраже
в промышленности” и вовсе исключил африканцев из категории рабочих
и служащих. В 1927 г. был принят закон, запрещавший
“безнравственные отношения” между европейцами и африканцами» (Д.
Жуков. Апартеид. История режима. М., 2007).
4 сентября 1939 г. ЮАС объявил войну
Германии. В мае 1941 г. премьер-министру ЮАС Я. Смэтсу британский
парламент присвоил звание фельдмаршала. Войска ЮАС сражались с
итальянцами в Кении, с корпусом Роммеля в Египте, принимали участие
в высадке союзников на Сицилии в 1943 г. Южноафриканские пилоты
составляли основу британских «пустынных» ВВС.
Экономика и демографический потенциал ЮАС
существенно не пострадали а ходе Второй мировой войны. И бурное
развитие страны в течение первого послевоенного десятилетия
способствовало резкому увеличению добычи алмазов «Де Бирс» (с 1946
по 1956 г. добыча в Африке возросла с 10 млн. до 25 млн. карат).
Масштабное развитие инфраструктуры, технологий, в том числе горных,
высокое качество белой рабочей силы в ЮАС позволили «Де Бирс»
совершить качественный рывок и обеспечить набирающую скорость
мировую экономику всеми видами алмазного сырья.
Процесс экономического развития ЮАС
приобретал экспоненциальный характер. Была создана самая развитая в
Африке сеть автомобильных и железных дорог, морские порты получили
современное оснащение, построены международные аэропорты.
Энергетика, машиностроение, автомобилестроение, химическая, пищевая
промышленность, сельское хозяйство – в этих и многих других
областях страна стала безусловным лидером континента. Уровень
развития национального военно-промышленного комплекса хорошо
иллюстрируется тем фактом, что уже к началу 1970-х годов в ЮАР была
создана промышленная база для обогащения урана, потенциал которой
позволял получить несколько десятков ядерных зарядов.
К началу 1960-х годов XX в. уровень жизни
белого населения ЮАР достиг первого места в мире, а уровень жизни
чернокожих – первого места в Африке. Система расовой сегрегации
постоянно совершенствовалась, как законодательно, так и в реальной
практике. Это был сложный, часто драматический процесс, но в целом
изобретение Я. Смэтса продемонстрировало способность к эволюции, в
конечном счете обеспечивающую приемлемый баланс интересов белого и
черного населения, являющегося основой уверенного развития страны.
Именно в это время со стороны представителей неформальных
англосаксонских клубов началась жесткая критика режима апартеида и
призывы к «защите прав чернокожего населения Южной Африки».
Наиболее весомой фигурой этого процесса стал Гарри Оппенгеймер,
сменивший Эрнста Оппенгеймера у руля «Англо-Америкен» и «Де Бирс» в
1957 г.
Причина, в сущности, была проста. Глобальные
сырьевые рынки уже полностью перешли под контроль англосаксонских
клубов, с исчезновением германского присутствия в Африке никакого
реального конкурента на горизонте не просматривалось. СССР привычно
занимался братанием с туземными царьками на почве марксистских
догм, но в механизмы управления рынками и не думал вмешиваться. В
отсутствие реальной угрозы содержание такого мощного защитного
механизма, как стремительно развивающаяся ЮАР, становилось
накладным. И чем сильнее развивался и совершенствовался этот
механизм, тем дороже и потенциально опаснее он становился для своих
создателей. Дело было даже не в том, что быстро растущие
численность и уровень жизни населения ЮАР увеличивали косвенные
издержки «Англо-Америкен» и «Де Бирс», вынужденных повышать
зарплаты персоналу, расширять социальные пакеты и увеличивать
затраты на инфраструктуру. В ЮАР сформировался широкий слой хорошо
образованных, независимо мыслящих, состоятельных граждан, все ветви
власти формировались на демократических (в отношении белого
населения) принципах, госаппарат был эффективен и практически не
коррумпирован, социальные лифты работали безупречно, влияние
криминала на власть было минимальным. При таких предпосылках
неизбежно должен был возникнуть с новой силой извечный «бурский
вопрос»: «А почему, собственно, население страны и ее
государственные структуры не принимают ни малейшего участия в
управлении финансовыми потоками, формирующимися за счет
эксплуатации недр ЮАР?». Этот вопрос на самом деле никуда не
исчезал со времен Англо-бурской войны, но чем мощнее становилось
государство ЮАР, тем большую взрывоопасность он приобретал.
Ответ у англосаксонских клубов мог быть
только один: «Апартеид нарушает права человека, и он должен быть
разрушен». У авторов этого тезиса вряд ли были сомнения, что приход
чернокожих к власти в ЮАР разрушит эффективное государство,
превратит процветающую экономику в бардак, уровень преступности и
коррупции станет запредельным. Такая перспектива просчитывалась без
труда. Как и то, что содержание коррумпированного и безграмотного
черного правительства обойдется несравненно дешевле, чем допуск
излишне креативных и самостоятельных буров к управлению модельными
сырьевыми рынками – алмазным и золотым.
Скорее всего, принципиальное решение о
демонтаже режима апартеида в ЮАР было принято на рубеже 50-х и 60-х
годов XX века, и заметную роль в этом процессе должен был сыграть
спарринг-партнер «Де Бирс» на алмазном рынке – СССР.
В 1956 г. в СССР принимается решение о
масштабной добыче алмазов в Западной Якутии, согласованное с
компанией «Де Бирс». Парадоксально, но в этом же году СССР
разрывает дипломатические отношения с Южно-Африканским Союзом
(напомним: «Де Бирс» имеет южноафриканскую регистрацию), формальная
причина К страна «победившего социализма» не может сотрудничать с
режимом апартеида. Совпадение по времени этих событий не
случайно.
Дипломатические отношения между ЮАС и СССР
были установлены в 1942 г. в результате переговоров, которые с
советской стороны проводил Иван Майский (Ян Лиховецкий) – в то
время посол СССР в Великобритании. Однако рабочие контакты между
СССР и ЮАС были установлены задолго до этого. В 1925 г. в Москве
было зарегистрировано «Советско-Южноафриканское смешанное торговое
общество». Инициатором создания этой организации выступил Леонид
Красин – создатель компании «АРКОС», через которую прошла львиная
доля экспортируемого Советской Россией в 1920-е годы бриллиантового
конфиската. Поскольку известно, что Л. Красин был горячим
сторонником сбыта экспроприированных большевиками бриллиантов через
«Де Бирс», несложно предположить, что упомянутое торговое общество
служило именно эти целям. Но не только. В задачи общества входили
привлечение инвестиций и организация геологической разведки (в том
числе на алмазы) в Сибири. Понятно, что кроме «Де Бирс» никто в ЮАС
не мог выступать в качестве такого инвестора и организатора.
Стартовая инвестиционная программа имела объем 0,5 млн. британских
фунтов – весьма значительную по тем временам сумму. В 1929 г.
«Советско-Южноафриканское смешанное торговое общество» направило в
ЮАС большую делегацию советских геологов, установивших контакты на
профессиональном уровне с коллегами из «Де Бирс». Именно с этого
момента все алмазные проекты СССР становятся прозрачными для «Де
Бирс», несмотря на пугающие грифы секретности.
Дальнейшая деятельность
«Советско-Южноафриканского смешанного торгового общества» не
получила серьезного развития: кураторами общества были Лев Троцкий
и нарком финансов РСФСР Григорий Сокольников (Гирш Бриллиант),
уничтоженные группировкой И. Сталина в ходе внутрипартийной борьбы.
Но оперативные связи с «Де Бирс», наработанные в рамках этого
проекта, а также в рамках деятельности «АРКОС», вполне позволяли
Оппенгеймерам не только тщательно отслеживать развитие алмазной
индустрии СССР, но и содействовать в организации теневого канала
экспорта продукции треста «Уралалмаз» начиная с 1946 г.
Конечно, И. Майскому, в свое время
выполнявшему функции заместителя Л. Красина по «АРКОС», не
составило большого труда найти общий язык с окружением Я. Смэтса, и
в июне 1942 г. было открыто генеральное консульство СССР в Претории
и консульство в Кейптауне. В ЮАС даже стал издаваться журнал
«Советская жизнь».
Ни для кого в мире, включая советское
руководство, не было секретом, что с момента основания ЮАС в 1910г.
в этой стране последовательно проводится политика расовой
сегрегации. Почему же «страна рабочих и крестьян» могла себе
позволить закрывать глаза на это прискорбное обстоятельство до
середины 1950-х и внезапно прозрела лишь в год Пленума ЦК КПСС,
санкционирующего добычу алмазов в Якутии? Ответ, на первый взгляд,
выглядит фантастично: одним из условий доступа СССР на мировой
алмазный рынок было участие в демонтаже белой ЮАР, а конкретнее –
финансирование, вооружение и консультирование южноафриканских
организаций черных расистов, в первую очередь – Африканского
национального конгресса. Причем эту работу СССР должен был
выполнить как можно более явно и шумно, возложив на себя привычную
роль борца с «мировым империализмом» в его наиболее мерзком
проявлении – расовой сегрегации. Проще говоря, «Де Бирс» была
готова покупать советские алмазы, но часть выручки СССР должен был
направить на осуществление нового плана Гарри Оппенгеймера –
ликвидацию апартеида, а следовательно, уничтожение выходящей из под
контроля «Де Бирс», слишком самостоятельной белой ЮАР.
Именно дипломатический демарш СССР стал
началом превращения ЮАС (ЮАР) в страну-изгоя. Позиция СССР
(исключительный случай в дипломатической практике тех лет) была
дружно поддержана странами Британского Содружества, и в 1961 г. ЮАР
была вынуждена выйти из этой организации. Международное давление на
белую ЮАР будет последовательно нарастать вплоть до ее кончины. С
начала 1970-х годов – международное эмбарго на поставки нефти. 1974
г. – Генеральная ассамблея ООН лишает делегацию ЮАР полномочий.
1977 г. – международное эмбарго на поставки оружия и сотрудничество
в области ядерных технологий... Вот только деятельность
«Англо-Америкен» и «Де Бирс» не подвергалась никаким санкциям со
стороны «возмущенного апартеидом» мирового сообщества. Продукция
этих горных гигантов, добытая на территории ЮАР, обращалась на
мировом рынке без затруднений, добыча алмазов и золота нарастала,
балансы компаний выглядели прекрасно. В 1970 г. в ЮАР было добыто 1
тыс. т золота – абсолютный рекорд. А самый радикальный борец с
апартеидом – СССР, поставлял в адрес южноафриканской «Де Бирс»
алмазы во все более возрастающих количествах. Правда, чтобы уж
совсем не потерять лицо, поставки осуществлялись в адрес некой
лондонской фирмы «City and West East Ltd». Но это был секрет
Полишинеля – все хорошо понимали, какой бенефициар прикрыт этим
фиговым листком.
Участие СССР (а также его сателлитов – Кубы
и ГДР) в финансировании Африканского национального конгресса (АНК),
в снабжении оружием и подготовке боевиков «Копья нации» –
военизированного крыла этого черного расистского движения, сегодня
известно достаточно широко. Мы остановимся лишь на одном эпизоде,
проливающем свет на истинный смысл советского участия в
южноафриканских политических разборках. Итак, начало 1980-х годов.
В Лондон из ЮАР нелегально прибывает вице-президент АНК Юсуф
Мохаммад Даду. Он встречается с сотрудником дипломатической
резидентуры КГБ, получает от него 100 тыс. долл., распихивает пачки
банкнот по карманам пальто и бредет на встречу с сотрудником
Международного отдела ЦК КПСС, чтобы написать расписку в получении
средств на борьбу с апартеидом. Покончив с бюрократическими
формальностями, Юсуф Даду без проблем отбывает на родину –
организовывать очередную диверсию против белых «колонизаторов». И
такие вояжи неуловимый господин Даду проделывает регулярно,
оставаясь вне досягаемости могущественных МИ-5 и МИ-6. Джеймс Бонд
нервно курит в сторонке...
Теперь присмотримся к этой ситуации
внимательнее. Г-н Даду – правая рука президента АНК Нельсона
Манделы, который с 1964 г. отбывает «пожизненный срок» в весьма
комфортабельных условиях и которого интенсивно готовят на роль
первого президента «освобожденной» черной ЮАР. Г-на Даду как
облупленного знают все разведки мира – он в розыске, на нелегальном
положении, как лидер запрещенной террористической организации. Г-н
Даду, мягко говоря, весьма ограничен в возможностях корректировать
внешность в европейской среде, ибо черен, как голенище хромового
сапога. И г-н Даду неоднократно катается в Лондон на встречу с
советским резидентом и беспрепятственно возвращается в ЮАР с
огромным количеством кэша! Ну не было на планете более удобного
места для передачи денег черным террористам из АНК, чем Лондон! А
кто же этот мужественный советский разведчик, регулярно вручающий
неуловимому г-ну Даду пачки долларов? А это Олег Гордиевский,
полковник Первого главного управления КГБ и по совместительству
агент британской разведки МИ-6 под агентурным псевдонимом Ovation.
Проблему неуловимости г-на Даду можно считать снятой, не так
ли?
Фантастическая неуловимость финансистов АНК,
работавших с лондонской резидентурой КГБ, должна была изрядно
веселить директоров «Де Бирс» Филиппа Оппенгеймера, Тедди Доу и
Монти Чарльза, чей офис располагался невдалеке от «АРКОС» и
советского посольства. Эти заслуженные ветераны британской разведки
могли по достоинству оценить юмор ситуации.
Приведенный пример, изложенный в мемуарах
самого О. Гордиевского и в публикациях ряда историков спецслужб,
убедительно свидетельствует о том, что канал финансирования
Советским Союзом АНК находился под британским контролем. И не
просто под контролем, а под патронажем – пожалуй, самый подходящий
термин для описанной ситуации. И скорее всего, «вербовка» О.
Гордиевского – это не удача МИ-6 в тайной шпионской войне, а
результат договоренности двух старых добрых партнеров. Что
объясняет и фантастическое исчезновение «разоблаченного» О.
Гордиевского из Москвы в 1985 г., и неисполнение заочно вынесенного
ему смертного приговора (хотя возможности для этого возникали
неоднократно). Орден св. Михаила и св. Георгия «за служение
безопасности Соединенного Королевства» Олег Антонович заработал
честно.
Накачка АНК и «Копья нации» советскими
деньгами из Лондона, а оружием и подготовленными боевиками с
территории Анголы, Замбии и Танзании постепенно погружала белую ЮАР
в кровавый хаос. Силовые структуры ЮАР в ответ были вынуждены
усиливать прессинг черного населения, что, разумеется, только
способствовало разжиганию конфликтов. Но процесс шел достаточно
медленно, в соответствии с принципами давно отработанной
англосаксонскими клубами тактики – белую ЮАР нужно было не просто
ликвидировать, нужно было уничтожить малейшие шансы на ее
восстановление. Проклятый «бурский вопрос» должен был исчезнуть
навсегда. В некоторых публикациях, посвященных исследованию
описываемых событий, можно встретить тезис о том, что «Запад предал
белую ЮАР». Это неверно. Запад, а точнее, неформальные
надгосударственные структуры, члены которых представлены в
наблюдательных советах «Англо-Америкен» и «Де Бирс», не предавал
белую ЮАР, он сознательно ее уничтожил, в том числе руками своего
младшего партнера – СССР.
Процесс ликвидации белой ЮАР занял немногим
более 30 лет, если начинать отсчет с 1957 г., когда «Де Бирс» и
«Англо-Америкен» возглавил «непримиримый борец с апартеидом» Гарри
Оппенгеймер. В 1990 г. был легализован АНК, и Нельсон Мандела вышел
на свободу – de facto это означало окончательный разгром «надежды
белой расы» в Африке. Может показаться, что 30-летний горизонт
планирования – это нечто фантастическое, сродни астрологическому
прогнозу, и все странные временные совпадения между советским
алмазным проектом и превращением процветающего южноафриканского
государства в криминальную клоаку – всего лишь случайность. Но если
принять во внимание, что основной состав неформальных
надгосударственных структур, начиная с «Круглого стола», составляют
выходцы из глобальных добывающих корпораций и связанных с ними
корпораций финансовых, то картина приобретает необходимую
реалистичность.
В глобальном горном бизнесе 30-летний цикл
планирования – это норма. Именно столько требуется на освоение
месторождения планетарного масштаба, эксплуатацию его на пике
возможностей и безубыточное закрытие. Разумеется, такое
планирование с необходимостью включает и политическую составляющую
– иначе управление рисками невозможно. Поражающая стороннего
наблюдателя чудесная способность англо-саксонских клубов к столь
долгосрочному планированию несколько утрачивает магическое
очарование, стоит лишь признать, что перед нами владельцы и
управляющие минерально-сырьевой базой мировой экономики, для
которых работа в 30-летних циклах – устоявшаяся практика со времен
С. Родса. Ни одна политическая партия, ни один традиционный
государственный институт не могут эффективно планировать свою
работу на столь длительные сроки по очевидным причинам: нет
традиции и опыта, нет необходимой информации, а главное – нет
движущего мотива, нет экономической необходимости.
И совсем не случайно агония белой ЮАР была
четко синхронизована по времени с агонией СССР В в конце 1980-х –
начале 1990-х годов англосаксонские клубы завершали оба
взаимосвязанных проекта, полностью исчерпавших свой смысл в их
понимании.
Почему «АЛРОСА» не
«Де Бирс»?
Идея управления глобальными сырьевыми
рынками, сформулированная Сесилом Родсом и обкатанная на рынке
алмазов, сегодня является подлинной основой мировой экономики и
функционирующей на этом базисе политической надстройки Я
надгосударственных элитарных структур типа «Бильдербергского
клуба». К началу XXI столетия на планете не существует ни одного
сколь-нибудь значимого сырьевого рынка, цена на котором
определялась бы на основании баланса спроса и предложения.
Лондонский «золотой фиксинг», ОПЕК, «бенчмарк» на железорудном
рынке, система ценообразования на рынках цветных металлов – все это
не имеет ни малейшего отношения к понятию «свободный рынок» и
прочим легендам классического капитализма. Ценообразование на
глобальных сырьевых рынках – это управляемый процесс с долгосрочным
(30 и более лет) горизонтом планирования, осуществляемый в недрах
гибких неформальных структур, объединяющих представителей ведущих
добывающих корпораций, финансовых институтов и политической элиты.
А цена на сырье – абсолютный инструмент влияния на все производные
рынки, вплоть до самого рафинированного хайтека. Поэтому тот, кто
контролирует глобальные сырьевые рынки, в конечном счете
контролирует всю экономику планеты.
Хорошую иллюстрацию такого контроля
обеспечивает биржевая торговля. Во-первых, углеводороды и все
«коммодитез» торгуются на основных мировых площадках только за
доллары США. Без этого «продукта», производимого ФРС, никто не в
состоянии приобрести на мировых биржах ни барреля нефти, ни тонны
железной или медной руды и т.д. (ни одного карата алмазов на
алмазных биржах – тоже). Пока существует такая практика, приходится
признать, что единственная мировая резервная валюта обеспечена не
только и не столько ВНП США, сколько всей планетарной
минерально-сырьевой базой. Что, собственно, делает принципиальную
устойчивость доллара практически безграничной.
Во-вторых, ничто не свидетельствует
убедительнее о призрачности понятия цены как справедливого баланса
спроса и предложения, чем биржевая торговля сырьем. В 2008 и 2009
гг. мир изумленно взирал на сумасшедшие ценовые скачки на нефтяном
рынке: в течение 3-4 месяцев цена падала с 140 до 30 долл. за
баррель, а затем вновь взлетала до 100 долл. Совершенно очевидно,
что попытка объяснить такие ценовые скачки сокращением или
увеличением мирового спроса на нефтепродукты лежит за гранью
здравого смысла – потребление на таких коротких временных
интервалах оставалось практически постоянным. Отчего же так летала
цена? Кто ее так гонял? Ах да, проклятые биржевые спекулянты...
«Проклятые спекулянты» – это хороший емкий термин. Во всяком
случае, ничуть не хуже, чем «международные исламские
террористы».
Но кто же является настоящим биржевым
игроком? Неужели бесчисленные «лемминги» с парой сотен тысяч
долларов (или парой миллионов – в данном случае, это один порядок)
на брокерском счету, сопящие над премудростями «технического
анализа»? Нет, это всего лишь «биржевое мясо», в лучшем случае они
могут лишь следовать за ценовым трендом, но никак не определять
его. Кто же определяет, кто срывает банк? Любой грамотный брокер
скажет: «инсайдер». Тот, кто способен закачать в биржевую игру
миллиарды и триллионы и при этом без риска, ибо такими деньгами не
рискуют. А это может быть только тот, кто знает (а на самом деле –
определяет), насколько увеличит добычу ОПЕК через месяц, когда в
Ливии произойдет «цветная революция», когда племя айджо атакует
нефтяные платформы в дельте Нигера и какое решение по учетной
ставке примет ФРС в мае следующего года... Вот этот «спекулянт» и
определяет ценовые тренды на мировых сырьевых рынках. Остальным
рекомендуется изучать классические труды по экономике и верить в
то, что «невидимая рука рынка» устанавливает справедливый баланс
между спросом и предложением.
Если приглядеться к составам советов
директоров корпораций вроде «Эксон Мобил», «Англо-Америкен», «ВНР
Billiton» и т.п., можно заметить, что там присутствуют те же лица,
что входят в состав банков, образующих ФРС и международные
финансовые институты, а также присутствуют на заседаниях
надгосударственных «клубов». Это и есть управляющие глобальными
сырьевыми рынками – мировой минерально-сырьевой базой. Те, кто
определяет цену, – на все, из чего состоит планета.
Управление мировой минерально-сырьевой базой
– это основа мировой экономики и основа подлинной власти, все
остальное лишь более или менее значимые надстройки. Со времен
Сесила Родса эта модель постоянно эволюционировала: от примитивного
монополизма, от линейного диктата цены, от прямого захвата
месторождений с помощью государственной военной машины – к гибкому
многофакторному влиянию на ценовые тренды с постоянным и быстрым
ростом информационной составляющей, с расширением поля производных
финансовых инструментов, с подключением «общественных»,
«некоммерческих» институтов, с перетасовкой политических
спарринг-партнеров и созданием новых «империй зла». Модель блестяще
доказала жизнеспособность, готовность адаптироваться к стремительно
развивающейся цивилизации. Адаптироваться в средствах. Цель же
осталась неизменной: кто контролирует глобальные сырьевые рынки,
тот правит миром. За это и шла борьба с конца XIX в., это и
является поныне объектом пристального внимания со стороны подлинных
обладателей власти.
В июле 2009 г., на пике экономического
кризиса, в отставку был отправлен президент «АЛРОСА» С. Выборнов. И
хотя российскими и зарубежными аналитиками алмазного рынка был
предложен целый спектр версий причин этого события, все они звучали
не слишком убедительно, поскольку с финансово-экономических позиций
«АЛРОСА» чувствовала себя в кризис гораздо лучше любой другой
алмазодобывающей компании, включая «Де Бирс». А ларчик открывался
просто – за несколько месяцев до отставки на Всемирном алмазном
конгрессе в Антверпене С. Выборнов имел неосторожность предложить
алмазному профессиональному сообществу перейти от расчетов в
долларах США к расчетам в швейцарских франках. И действительно – на
дворе надвигающийся кризис, доллар лихорадит, он нестабилен,
крупнейшие алмазодобывающие компании: южноафриканская «Де Бирс»,
российская «АЛРОСА», австралийские «Rio Tinto» и «ВНР Billiton» не
имеют отношения к США, почему бы и не перейти к расчетам между
собой в бронебойных швейцарских франках? Предложение было встречено
вежливыми аплодисментами, за которыми последовала отставка. В свое
время Саддам Хусейн всерьез предлагал перейти к расчетам за нефть в
евро вместо долларов – судьба этого храбреца известна. Так что С.
Выборнов еще легко отделался.
В 2010 г. «АЛРОСА» впервые в истории
мирового алмазного рынка обогнала «Де Бирс» по объемам добычи.
Казалось бы – вот он, шанс! «Де Бирс» серьезно потрепана
финансовыми неурядицами, большие долги, конфликт с правительством
Ботсваны, болезненная смена высшего менеджмента... Предложи
клиентам лучшие условия, закрепи их долгосрочными договорами, дай
ценовые преференции, поддержи Ботсвану в конфликте с «Де Бирс» на
межгосударственном уровне – и рынок твой, ты лидер, ты определяешь
ценовой тренд! Впервые за полвека! Но нет... «АЛРОСА» предложено
заняться... разработкой огромного железорудного месторождения
«Тимир» в Южной Якутии. Проект требует гигантских инвестиций и
стоит дороже самой «АЛРОСА», у которой к тому же нет ни малейшего
опыта таких работ – со времен «Якуталмаза» это была исключительно
алмазная монокомпания. Нужно влезать в колоссальные долги, о
лидерстве на алмазном рынке можно забыть надолго, если не навсегда.
Разумеется, предложение, от которого нельзя отказаться, спущено с
самого верха – с правительственных высот... Гибкое опосредованное
управление!
Не важно, сколько ты можешь добыть, важно,
кто и как определяет цену. Если у тебя нет допуска к этому
механизму – ты не владелец рынка. Ты лишь сателлит подлинного
владельца. И ни вторая, ни третья, ни какая-либо еще экономики мира
не являются исключением из этого правила.
Что из того, что Китай является крупнейшим в
мире производителем золота и владельцем огромного золотого запаса?
Цена на золото определяется «лондонским фиксингом» в долларах США в
помещении банка Rothschild. И именно здесь определяется, а
рентабельно ли вообще добывать золото в Китае и сколько будет
стоить золотой запас КНР. Что из того, что Китай – крупнейший
мировой производитель стали? Мировая цена на железную руду
определяется соглашением Vale (формально – Бразилия, на самом деле
– США), «Rio Tinto» и «ВНР Billiton». И в конечном счете от этой
цены зависит – сколько будет стоить китайская сталь и выгодно ли
вообще ее будет производить. И так – на всех глобальных
рынках.
Может ли положение поменяться, может ли
смениться хозяин у минерально-сырьевой планетарной базы? Германская
попытка кончилась неудачей, и с тех пор серьезного претендента не
видно. Но ничто не вечно под луной, династии вырождаются, ошибки
накапливаются, и, может быть, детище гениального Родса скончается
вследствие роста энтропии. И мир вернется в счастливый хаос, где
нет места конспирологии и криптоэкономике, где спрос определяется
предложением, а политический процесс – классовой борьбой, где
бурлят так понятные «противоречия между трудом и
капиталом»...
Но рано или поздно из хаоса появится некто,
кто откроет заново, а может быть, вспомнит: «Если на всем белом
свете будет только четыре человека, нужно продавать алмазов
столько, чтобы хватало лишь на двоих!»