1

Что было до этого – он не помнил. Был выключен совершенно: ни чувств, ни мыслей. Темнот. Но в ккой-то момент сознние проклюнулось, пробилось и понеслось н него, словно утренняя электричк. Он ощутил, что летит: не пдет, именно летит, но не н смолете – он никогд не летл н смолете и потому не знл, кк это бывет, – просто тк летит, см по себе, нвстречу свет – все ярче, ярче. И звук поднимется снизу знкомый – вроде бы гогот. И вот уж он летит высоко вдоль кромки моря, нд крутыми склми, нд птичьим бзром. Он летит, оглушенный скрипом птичьих глоток, плнирует, они мечутся вокруг и сквозь него, потому что он совсем бестелесный, кк тень: весь – кроме выемки возле првого плеч, под ключицей, кроме этой выемки, в которую бьют в дв молот – гуп-гуп, гуп-гуп, – совсем не больно, но удры тяжелые, прямо в мозг отдются. Он летит, нвстречу свет все ярче, ярче, и вот уже не видно в этом ослепительном сиянии ни скл, ни птиц, только молоты лдно бьют в выемку под ключицей д ккя-то нстырня чйк пристроилсь рядом, скребет воздух простуженным горлом…

Сознние вернулось к нему совсем. Тимофей это понял по тому, что опять ощущл все тело, через тело – окружющий мир. Он понял, что лежит н земле нвзничь; что под ключицей у него рн и это пульс в ней тк отдется; что солнце бьет ему прямо в лицо и былинк щекочет в ухе. Но шевелиться нельзя. И открывть глз нельзя. Он не знл почему, но инстинкт подскзывл: змри.

Усилием воли Тимофей выжл из себя последний тумн беспмятств, и тогд скрежет чйки трнсформировлся в отчетливую немецкую речь.

– Ну вот, я же говорил: он очнется. Гляди, гляди!.. Опять веки дрогнули!

– Д пристрели ты его к свиньям, Петер. Пристрели и пойдем. Первый взвод уже н мшине.

– Успеем… Ты погляди, ккие руки. Его бы н ферму – он бы один любую ферму потянул. Ах, Хрти, почему мне тк не повезло? Почему я должен был родиться именно в этом дурцком столетии, когд спрведливость поругн, рстоптн и збыт. Предствляешь, милый? Три век нзд эт великолепня особь стл бы моим личным призом. И это было бы спрведливо, поскольку именно я не поленился нгнуться к нвозной куче, именно я рзглядел в ней жемчужное зерно… Ах, Хрти, я бы послл этого врвр н ферму к моей доброй мтушке…

– Он что-то здумл, Петер.

– Вижу.

– Не можешь пристрелить его см – дй мне. Мне все рвно ндо будет сегодня кого-нибудь из этих ухлопть. Н счстье. Ткя у меня систем. Тк было в Польше, и во Фрнции, и кждый рз н Блкнх. Я пришивл хоть одного в первый же день – меня этому дед нучил, он смого Бисмрк видел дв рз! – и потом у меня все получлось в любой зврухе.

Их двое, определил Тимофей. По голосм. Дело происходило н вершине пригорк, звуки сюд кк бы тянулись отовсюду – отчетливые и сочные. Чуть пониже, в полусотне метров, огибя пригорок, шл по шоссе бтрея смоходок. Гусеницы лязгли по булыжнику, грохотли моторы; кзлось, они проходят совсем рядом, но для Тимофея они не существовли – ведь до них полст метров, ого кк длеко! И тупорылой трехтонки, стоявшей с зведенным мотором н съезде с шоссе, и солдт, бродивших по рзбитой позиции и весело глдевших, – ничего этого не существовло сейчс для Тимофея, потому что его отделяло от них ккое-то рсстояние. Знчит, в днный момент они не в счет. Сейчс единствення рельность: где-то совсем рядом (руку протяни – достнешь) двое вргов. Их двое. Пончлу он имеет дело с этими двумя. Он слышит, кк один дышит чуть зтрудненно: может быть, сидит н корточкх; близко от Тимофеев лиц: в нос тк и бьет острый зпх – смесь гутлин и рспренных потных ног.

Знть бы, о чем они говорят. Тимофей угдывл отдельные слов, но связь между ними ускользл, смысл не было, д Тимофей и не искл этого смысл. Не до того ему было. Их только двое – вот что он знл. И еще – что с двумя-то он упрвится. А что будет дльше, он не думл.

– Не зевй, Петер! Он уже следит з тобой.

– Вижу… Ах ккя прелесть! Ну ничего человеческого! Дикое животное. Тигр. У него инстинкты зменяют мозг. Предствляешь – и эт рс оспривет у нс приоритет построения совершенного грмонического обществ…

– Гляди: у него првя нпряглсь. Внимние!

– Ты все испортил, Хртмут! Ну кто тебя тянул з язык? Теперь он струсит и не покжет, н что способен.

– А если не струсит, я его пришью, соглсен?

– Нет, нужно по-честному. Вот если ты его с одного удр…

Немец не ошибся: слово «внимние», конечно же знкомое Тимофею и прозвучвшее с подчеркнуто предостерегющей интонцией, явилось для него предупреждением. Именно в этот момент Тимофей еле зметным сокрщением мышц проверял, может ли рссчитывть н првую руку. Убедился: может. Но теперь он знл, что врги ждут его нпдения.

Они збвлялись его отчянием и беспомощностью. Двое пресыщенных котов – и жертв.

Из-з ресниц Тимофей увидел пыльные голенищ кирзовых спог, срзу з ними – веселое молодое лицо фшист и дв железных зуб з короткой верхней губой. И втомт. Плоский, ккой-то мленький, почти игрушечный, он болтлся н ремне, зкинутом через првое плечо; сдернуть его не соствит труд. Првд, стрелять из тких Тимофею не приходилось; только в немецкой кинохронике их видел д н методических плктх. Лдно, уж кк-нибудь сообрзим.

Фшист поднял лицо, что-то обиженно тлдычит приятелю. Удобней момент не будет.

По-змеиному, немыслимым обрзом оттолкнувшись спиной от земли, Тимофей метнулся вперед. Ствол втомт был теплым; он покзлся Тимофею тонким и хрупким, кк соломинк. Фшист, кк и следовло ожидть, опрокинулся от легкого толчк плечом. Чтобы сбить с толку второго и не дть ему стрелять, Тимофей, уже звлдев втомтом, перектился в ту же сторону, сел, увидел этого второго – длинного, с вытянутой смуглой рожей, похожего н румын, – поднял втомт, но выстрелить не успел. Вдруг все пропло.

Н этот рз Тимофей очнулся быстро, почти срзу. Уже не притворялся. Тяжело перевернулся н грудь и сел. Перед глзми плыло. И шея кзлсь деревянной, стянул горло и ни кровь, ни воздух не пропускл.

Фшист, поблескивя фиксми, сидел в той же позе и смеялся. Его куртк был зпорошен по всему боку крсной глиной. Знчит, мне это не почудилось, это было, понял Тимофей и левой рукой осторожно помссировл шею.

– Ты стрлся кршо. Зер гут! – покзл большой плец фшист. – Я довольный. Я отшень довольный… Ты Голиф. Абер я победил тебя в один удр. Джиу-джитс! Вперьод нук! Морль: вперьод когд видишь немец – он для тебя либер готт! Нихт поднимй рук контр твой либер готт!..

Фшист не скрывл гордости оттого, что говорит по-русски. Но это двлось ему нелегко. Он срзу вспотел, достл из бокового крмн большущий голубой плток, уже грязный, вытер шею, лоб и особенно тщтельно зпотевшие глзницы. Зметил, что бок весь в глине, опять рссмеялся и подмигнул Тимофею.

– Я ист дер… учитель. Я люблю двть урок. Ты зпоминл мйн урок хорошо?

Тимофей кивнул и поглядел н смуглого фшист. Тот держл крбин под мышкой и ковырял широкими плоскими пльцми в крсной пчке сигрет. Знчит, он опять вне игры. Если попытться снов…

Но тут он взглянул н шоссе, и зрелище, которое увидел лишь сейчс – движение фшистской рмды, – нстолько его шокировло, что н ккое-то время он збыл обо всем. Он дже думть не мог толком, смотрел – и все.

Смоходки, тнки, мшины с солдтми, ртиллерия, бронетрнспортеры выктывлись из длекого, серого от зноя лес, новенькие и свежевыкршенные, почти без интервлов, чще впритык; колонн выползл, кк дождевой червь из рссохшейся земли, и голов этого червя терялсь где-то з спиной у Тимофея, в покрытых ккуртными перелескми, рспхнных холмх, которыми здесь нчинлись предгорья Крпт.

Он не испуглся. Он только зпоминл – это происходило втомтически, помимо его воли, по привычке, вырботвшейся тремя годми службы н грнице, хотя он понимл, что никуд эти днные сообщить не сможет, – зпоминл чсти, двигвшиеся по шоссе. А те крохи чувств и мыслей, которые, словно оттивя, нчинли в нем шевелиться, нходили выход, отдушину в одном слове: «лдно». Тимофей повторял его про себя рзмеренно, будто медленные кпли пдли. Это помогло. Двло рзрядку. Тк одни люди в сходных ситуциях ломют крндши и плочки, другие считют до десяти или до ст – в звисимости от хрктер. Тимофей думл: лдно. Лдно – посмотрим; лдно – дйте срок; лдно – мы вм еще ткую свдьбу зктим!..

– Лдно, – повторил он вслух.

– Зер гут! – обрдовлся фшист. – Слюшй! Я тебя мог – ды-ды-ды – и кпут. Абер ты зпоминл урок, и я дрю тебе жизнь. Вит нов! Теперь я твой второй муттер. Твой мм. И твой мм говорит тебе: будь слушным.

– Лдно, – повторил Тимофей, чуть повернул голову и увидел, что остлось от их позиции.

– Ты пойдешь плен в либер Дойчлнд, в Гермния. Гермния – о!.. Ты хорошо стрлся – ты хорошо кушл. Спрведлив! У тебя отшень мленький геометрий, – он ткнул пльцем в дв млиновых треугольник н петлице Тимофея. – Хорошо! Мло что жлеть. Терпений! – и опять все нчинть с йн. Цвй унд дрй приходит к тому, кто имеет терпений. Хороший морль?

– Гут, – скзл Тимофей и вдруг подумл, что еще нынешним утром ему покзлсь бы нелепой дже мысль о кком бы то ни было рзговоре с фшистми. А сейчс не только слушет – делет вид, что соглшется. Он унижен? – д. Побежден? – д. Сломлен и сдлся?..

Тимофей снов покосился н окопы. Во время боя и до него он знл, что скорее пустит в себя последнюю пулю, чем сдстся. Но сложилось инче. Знчит, опять кинуться н эту гдину, нпроситься н их пулю?

А кто отомстит з ребят?

Другие?

А почему не ты? А почему ты не хочешь окзться сильней и хитрее своих вргов? – выжить, вырвться и отомстить? Победить, нконец? От ккого Тимофея Егоров будет больше пользы: от погибшего гордо, но бесслвно и бесполезно или от ктивного бойц, беспощдного мстителя?..

«Польз». Рз ргументом стновится польз, знчит где-то не прв, с досдой подумл Тимофей. С досдой н свои минутные колебния, которые и решили все дело: во второй рз он не бросился н фшист срзу, и все кк-то решилось смо собой.

В его рспоряжении были секунды. Ему было стыдно, что он остлся живым – Тимофей победил этот стыд. «Чтобы отомстить, я должен выжить – это он усвоил твердо. – Я должен выжить. Чего бы это мне ни стоило. Любой ценой!..»

Лдно.

– Я сделю все, кк ндо, герр кпрл. Фшист зулыблся совсем лучезрно.

– Последний совет дер вег… н дорожк… Я злезл твой крмн, и – мйн готт!! – Он поднял руку, и Тимофей увидл свою кндидтскую крточку. – Ты хотел стть большевик?

«Я должен выжить… любой ценой…» – стучло в мозгу Тимофея.

– Д, – скзл он.

– Глупо! Нш фюрер говорил: большевик – кпут. Всех большевик – кпут. Ды-ды-ды! – он повел втомтом. – Ты хотел кпут?

– Я хочу жить, – скзл Тимофей, почти физически ощущя, кк бьется в мозг: ты должен, должен выжить.

– Зер гут! «Хотел» – еще не «был». Это есть нюнс, который тебя спсл. Мы об збудем этот мленький недорзумений. Ты будешь любить нш фюрер. Ты все будешь нчинть с йн. Хйль – вит нов!

«Я должен выжить… любой ценой…»

Фшист, улыбясь Тимофею, попытлся рзорвть крточку. Это у него не получилось. Он дже чуть нпрягся – опять не вышло. Тогд, иронически фыркнув – мол, не очень-то и хотелось, – фшист отшвырнул крточку в сторону.

«Любой ценой», – сверкнуло где-то в глубинх сознния, но Тимофей уже зжимл крточку в кулке. Фикстый еще лежл н спине, следя з Тимофеем, и не глядя нщупывл н земле втомт. Но второй, смуглый – х, досд! – он уже отскочил нзд, и крбин в его рукх тк ловко, будто см это делет, скользнул из-под мышки в лдони. Ведь убьет, сволочь!..

Авось с первой не убьет.

Тимофей сделл ложное движение влево, прыгнул впрво (пуля ушл стороной), схвтил горячий стльной обломок – все, что остлось от его личной трехлинейки со знменитым снйперским боем, – встретился глзми со смуглым. Тот не боялся. Глз горят: смеется, бьет с пояс, не целясь. Будь ты проклят!

Вторя – мимо.

– Ккой шикрный экземпляр! – воскликнул фикстый. – Он твой, Хрти… Бери!

Тимофей метнулся в сторону – ствол пошел з ним; в другую – ствол тоже. Тимофей вдруг почувствовл устлость. Все, понял он. Фшист тоже решил, что пор кончть, и выстрелил прямо в лицо.

2

Когд сознние снов прояснилось, Тимофей не удивился тому, что жив. Уж ткой это был день. Не пришлось и вспоминть, где он и что с ним: он знл это срзу, едв очнулся.

Где-то внутри его, незвисимо от его воли, оргнизм смостоятельно переключился н иной ритм; мобилизовлся с единственной целью – выжить. Человек должен был еще осмысливть новую для себя ситуцию – войну; н это уйдет у него немло дней; его природ уже знял круговую оборону.

Тимофей лежл в неглубокой выемке, н дне, и ккой-то прнишк бинтовл ему голову. Это был тоже погрничник, но незнкомый; видимо, первогодок с одной из соседних зств; тех, что служили по второму году, Тимофей знл хотя бы в лицо.

Погрничник нмтывл бинт почти не глядя, кк придется, совсем не по инструкции; ткя члм если чс дв продержится – уже блго; обычно они рсползются кольцми куд рньше. Тимофей хотел сделть змечние, но тот, кк нзло, смотрел теперь только в сторону, куд-то з спину Тимофея, и глз их никк не могли встретиться. Прнишк тянул шею и дерглся всем телом вверх-вниз, выглядывя что-то через вспушенный крй воронки. А руки втомтически слой з слоем нклдывли бинт.

Крем глз Тимофей зметил, что грудь ему уже перебинтовли. Првд, при этом кончилсь гимнстерк: ее првый бок был нчисто оторвн, только воротничок и уцелел.

Тимофей пошевелил пльцми; в рукх пусто… Внутренне цепенея, Тимофей потянулся левой рукой к уцелевшему нгрудному крмну. Пусто.

– Не дрейфь, дядя, – скзл погрничник, – твой билет у меня.

– Двй сюд.

– Вот невер! – Свободной рукой он достл из глифе смятую кндидтскую крточку. – Не теряй в другой рз.

– Я ее вот тк зжимл в кулке.

– Может, внчле и зжимл.

– Меня крепко ковырнуло?

– Семечки. Только шкрябнуло по черепушке. Но кртин, см понимешь, жуткя. Ивн Грозный убивет возлюбленное чдо.

– Гляди ты. А я уж думл – привет. Он меня в упор срезл. Метров с трех. Врз выключил нчисто.

– Контузия, – скзл погрничник.

Он зкрепил бинт кк придется, еще рз выглянул из воронки, тихо охнул и медленно, тяжело сел в подмявшуюся под ним землю.

– Все. Приехли, дядя.

Он улыблся. Улыбк был выбит н его лице усилием воли; он хотел в эту минуту именно улыбться, и потому совокупный рисунок его рт и глз склдывлся в улыбку. Но это был, тк скзть, общий плн. Мск. Впечтление от нее держлось всего лишь ккую-то секунду, зтем исчезло, потому что кждя детль этой мски противоречил ее сущности: тонкя нижняя губ, перекошення улыбкой, словно конвульсией, судорожно вздргивл; прыгли потерявшие вдруг осмысленность побелевшие глз; и дже знчок ГТО первой ступени, перевернувшийся изннкой, мелко подргивл н его груди скрестившимися цепочкми.

Тимофей все понял; но ему тк хотелось, чтобы окзлось инче, что он, оттягивя стршную првду еще н мгновение, спросил:

– Что тм?

– Немцы.

Пересиливя слбость, Тимофей перевернулся н четвереньки, привстл н коленях. Спрв дорог, и по ней нескончемой чередой прут втомшины и тнки; слев, вдоль позиции его взвод, приближется групп немецких солдт. Если сейчс удрить в дв ствол, то, пок они рзберутся, что к чему, четырех, пожлуй, можно прибрть.

– Где твоя винтовк?

– Ты что, дядя, спятил?

Ясно – первогодок. Школы нет. Н него дже по-нстоящему рзозлиться нельзя.

– Товрищ крснормеец, – кк можно официльной, почти по слогм произнес Тимофей, – вы кк отвечете стршему по звнию?

От изумления прнишк обомлел. Улыбку стерло с лиц, но и дрожть перестл. Ему пондобилось секунд десять по меньшей мере, чтобы осмыслить ткую простую н первый взгляд ситуцию. Потом он выпрямился, ндел по-уствному снятую перед тем фуржку и скзл:

– Виновт, товрищ комндир отделения.

– Где вш винтовк?

– Я ее не имел, товрищ комндир отделения. Я н «мксиме» рботл. Первым номером. Мне винтовк не положен.

– Ясно. Проверьте соседние окопы. Чтобы через минуту две винтовки с птронми…

– Слушюсь…

Прнишк зкрепил ремешок фуржки под подбородком, чуть помедлил и стремительно кинулся из воронки. Он уже не думл о выржении лиц, н котором было нписно отчяние.

– Отствить.

Комнд зстл его уже нверху; он словно ждл ее: не глядя, плюхнулся вниз и сполз по рыхлой земле н дно. Сел. Эт небольшя психологическя встряск подействовл н него блготворно: он вдруг успокоился.

Прикз был не смый удчный; он был просто невыполним. Если ползти от окопчик к окопчику – не успеешь обернуться; если двигться перебежкми, немцы – до них оствлось сотни полторы метров – зметят срзу. И пристрелят. И будут првы: им вовсе ни к чему рзбирться, что могут ознчть столь подозрительные передвижения.

Тимофей был доволен, что, не колеблясь, испрвил свою ошибку. Првд, это могло произвести неблгоприятное впечтление н рядового, если тот не умен. Но вопрос был принципильный: Тимофею только недвно исполнилось двдцть; полутонов он не признвл – мир для него был черно-белым; отчетливо рсчерченным н првду и ложь, н хорошее и плохое; компромиссы были уделом слбых; он, Тимофей Егоров, сильный и прямой человек, мог поступть только првильно и хорошо; он себе не позволял ошибок, если они случлись, не спускл и не прощл их; и был убежден, что эт беспощдность к смому себе позволяет ему и к другим относиться требовтельно и без снисхождения. Потому что и другие – все, кждый – должны стремиться только к хорошему и делть свое дело добросовестно.

– Кк тебя зовут? – спросил Тимофей.

– Гер. Гермн Злогин, – охотно ответил прнишк и срзу кк-то оживился. Видно, немцы не выходили у него из головы, и он готов был что угодно делть и говорить, только бы не ждть молч, сложив руки. Стрх снов нчл овлдевть им; он проступл нружу крснотой. Кож у него был ккя-то прозрчня, словно из чистого прфин. Крснот подступл к ней изнутри, но дльше ей ходу не было, и потому кзлось, что лицо Геры темнеет, обугливется.

– С Гольцовской зствы, – добвил он.

– Это ты з сегодняшний день километров двдцть уже отмхл? – усмехнулся Тимофей.

– Больше, товрищ комод!

«Комод», почти не отличимое н слух от «комотд» – комндир отделения, – было обычным обрщением у крснормейцев, если поблизости нходились только свои.

– В десять мы уже держлись н зстве. А потом он подвез тяжелые минометы д кк почл сдить – одну к одной. Может, слышли, товрищ комод: скрежещут оте мины – ну прямо душ вон. У меня одной миной и «мксимку» и обоих номеров положил. Я чего уберегся: меня щитком по кумполу хлопнуло, кк его сорвло; хорошо – не осколком. Ну, оклемлся помлу. Ну, кругом ни души. Ну, я и почесл к своим.

– Всю дорогу бежл?

– Не всю. Пончлу сил не было. А кк у плотины – знете плотину? – вот кк н мотоциклистов тм нпоролся, ткой клссный кросс выдл!

Гер зсмеялся и повернул свой знчок лицевой стороной. Только сейчс Тимофей зметил, что рядом с ГТО у него висел «Ворошиловский стрелок», черным чем-то зляпнный, похоже, мзутом.

– Я стйер. У меня ноги подходящие, сухие. «Оленьи» ноги, – похвстлся он. – Хоть н лыжх, хоть тк пробегу сколько ндо.

– А чего здесь здержлся?

– Из-з вс, товрищ комод.

– Выходит, не убежл.

– Тк вы же были еще живой! Не мог я вс еще живого бросить. И тщить не мог: куд уж мне! А теперь выходит – вы уж совсем живы.

– Боишься?

– Еще кк!

– Ничего, Злогин, глвное – не рскисть. Держись возле меня, и будет порядок, – скзл Тимофей и вдруг соврл, чего о ним никогд еще не случлось: – Я и не в ткие переделки попдл. Почище были. И жив, кк видишь. – Он прислушлся к себе и с удивлением понял, что рскяния не испытывет. – А сейчс нс двое. Выкрутимся!

– Тк точно, выкрутимся, товрищ комод.

– Кстти, у меня есть фмилия. Егоров. И вовсе не обязтельно обрщться ко мне только по форме. Мы не перед строем.

– Слушюсь, товрищ комод.

Чтобы скзть еще что-нибудь (в рзговоре ожидние скрдывлось и не кзлось слишком тягостным и долгим), он удивился, кк тк вышло, что товрищ комндир свои бойцы не подобрли при отходе, и Тимофей ответил: некому было ни подбирть, ни отходить; и Злогин скзл: «Понятно», – и еще добвил зчем-то: «Извините». – «Лдно», – скзл Тимофей. Ему ли было не знть своих ребят! – если бы уцелел хоть один… Но это было невозможно. Они все остлись здесь, до единого, весь взвод – поредевший, обескровленный после предрссветных схвток, но тем не менее предствлявший собой ккую-то силу; политрук собрл их и привел н эти пригорки, чтобы сделть последнее и смое целесообрзное из всего, что они могли, – держть эту дорогу. И они ее держли, и отбили две тки немецких втомтчиков н бронетрнспортерх, тки, вторую из которых отбивли местми уже врукопшную. Но что они могли, когд приползли дв тяжелых тнк? Немцы кк будто почувствовли, что у погрничников не остлось не только грнт, но и бутылок с горючей смесью, и двиглись неторопливо, обстоятельно, от одного мелкого окопчик (ккие уж успели выкопть) к другому, вертелись нд кждым, зживо хороня погрничников. А в километре от них н дороге стоял голов колонны, и по блеску биноклей было понятно, что для фшистов это всего лишь спекткль… Тимофей уже не испытывл стрх: для этого не остлось сил. Но отчяние зхлестнуло его. Увидев, что тнки проползли мимо, он все еще жив, Тимофей поднялся с содрогющейся земли… зжимя рну в плече и волоч з собой винтовку, подошел сзди к одной из мшин и со всего мху, плч от сознния своей беспомощности, удрил по зпсному бку тнк приклдом…

Немцы были уже в двдцти шгх. Тимофей хотел спрятть кндидтскую крточку з голенище, но Гер скзл: "Споги больно хороши. Могут сиять. Тогд он зложил крточку под бинты. Он легл слев, где и полгется, и это утешило Тимофея. Потом он по просьбе Геры пристроил туд же его комсомольский билет. Потом они пожли друг другу руки и об вздохнули: ожидние сжимло грудь, не пускло в легкие воздух. А потом н крю воронки появился немец.

Это был не пехот – полевя жндрмерия. Нходк оживил лицо жндрм. Он цыкнул через зубы, почесл под рспхнутым мундиром, под бляхой, потную грудь, повернул голову и крикнул в сторону:

– Аксель, с тебя бутылк, сукин ты сын. Я был прв, что мы тут кого-нибудь нйдем. Срзу двое. Збились в яму, словно крысы.

Он дже винтовку н них не нпрвил: ему и в голову не могло прийти, что эти двое способны еще н ккое-то сопротивление. Он их и з людей не считл. Просто особя ктегория двуногих: пленные.

«Было бы вс не больше трех – уж я бы тебе шею живо свернул; и остльных бы не обошел внимнием», – со злобой подумл Тимофей, но усилием воли погсил в себе вспышку.

Зхрустел земля, и н крю воронки появился второй жндрм, бледный и рзочровнный, с непокрытой головой. Он зглянул вниз и плюнул.

– Твоя взял. Черт побери, опять вышло по-твоему! Ты не можешь мне скзть, почему ты всегд угдывешь?

– Нюх, Аксель, сукин ты сын. Все нюх и опыт. А ты вот сто лет будешь ходить со мной рядом, угдывть не нучишься. Потому что хоть ты и сукин сын, Аксель, нюх у тебя все рвно нет. Нет – и все тут!

– Кончй. Пристрели вон того збинтовнного, и пошли.

– Ну уж нет. Это моя счстливя крт – и я в нее буду стрелять? Мой бог! Счстливые крты нужно любить, Аксель. Их нужно лскть, кк упрямую девку, когд ты уже понял, что он не слбее тебя.

– Д он свлится н первом же километре!

– Тогд и пристрелим. – Жндрм повернулся к погрничникм и только теперь повел стволом винтовки, жестом двя понять, чего хочет. – Эй вы, крысы, ну пошли нверх. Только врозь, по одному. Я хочу поглядеть, кк этот пень стоит н ногх. А то, может, и впрямь лучше оствить его в этой могиле. Понимете?

– Нихт ферштейн, – скзл Тимофей, однко выбрлся нверх без помощи Злогин.

– Ты слышишь, Аксель, сукин ты сын? Они не понимют дже смых примитивных фрз. Пршивый мул – и тот понимет по-немецки. Мой бог, ккя дикя стрн!

3

Пригорок был прорезн, кк шрмми, пологими глинистыми вымоинми. Глин в них был спекшяся, но под коркой рыхля: ноги провливлись и с трудом нходили опору. Пхло полынью. С дороги нплывл мшинный чд.

Тимофей нес фуржку в руке: н збинтовнную голову он не нлезл, д и больно было. Первые шги достлись тяжело. Но потом он рзошелся, и дже голов кружиться перестл. Злогин шел рядом. «Если что – срзу дйте знть. Поддержу», – тихо скзл он.

Внизу, возле дороги, н успевшей местми пожухнуть трве сидел врзброс групп крснормейцев. Их было не меньше трехсот человек. Рненых почти не видно. Охрняли пленных четверо жндрмов. Жндрмы рсположились в жиденькой тени единственной сливы. Н пленных они не обрщли внимния. Только один из четырех сидел к ним лицом, курил, поствив крбин между колен; остльные лениво игрли в кости.

Тимофей почувствовл, кк первончльное изумление (удр был тяжелый и внезпный; ему в голову не могло прийти, что он когд-нибудь увидит срзу столько пленных бойцов Крсной Армии) быстро переросло в гнев, потом сменилось презрением. Может быть, у них не остлось офицеров? Но нет, вон прень сидит в приметной гимнстерке (индпошив; добротный, с едв уловимым крсновтым нлетом коверкот; фсон чуть стилизовн – и срзу смотрится инче, з километр видно, что не «хебе»; воскресня униформ!), вон еще, и еще срзу двое. У одного дже шпл в петлицх. Комбт. Кк они могли сдться: столько бойцов, столько офицеров…

Тимофей дже не пытлся бороться с нхлынувшим презрением и был не прв.

Он судил их субъективно; судил с точки зрения солдт, который уже убивл вргов, видел, кк они пдли под его пулями; пдли – и больше не вствли. Плен был для него только эпизодом, интервлом между схвткми. Он знл: пройдет чс, день, три дня – и опять нстнет его время, и опять врги будут пдть под его пулями. Он знл уже, кк их побеждть.

А эти еще не знли. Им не пришлось. Их подняли н рссвете – обычня боевя тревог, сколько уж было тких: вырвут прямо из постели – и с ходу мрш-бросок с полной выклдкой н полет километров, д все по горм и колдобинм лесных дорог; сколько уж тк случлось, но н этот рз слух пошел: войн. Действительно, стрельб вдлеке, «юнкерсы» прошли стороной в нпрвлении город. Только мло ли что бывет, срзу ведь в ткое поверить не просто. Может, провокция…

Они не протопли и трех километров, кк их окружили тнки. Нстоящего боя не получилось: их чсти ПТО шли во втором эшелоне, д еще и змешклись, похоже. Роты бросились в кюветы, но тнки стли бить вдоль дороги из пулеметов и осколочными. Уже через минуту половины бтльон не стло…

Все вместе они не успели убить ни одного врг…

Их унизили столь внезпным и легким поржением. Сейчс в их созннии з кждым конвоиром стоял вся гитлеровскя рмия. Кждый был силен, ловок и неуязвим. Кждый мог поднять винтовку и убить любого из них; просто тк убить, из прихоти, потому что он сильнее, потому что он может это сделть…

Впрочем, побыв среди них недолго, уже через ккой-нибудь чс Тимофей понял свою непрвоту. Д, в плен их взяли; но сломть не смогли, дже согнуть не смогли. Им ндо было очнуться от шок, прийти в себя – и только. И тогд они докжут, что не перестли быть крснормейцми, и не пондобится помощи извне, и ни стокртное превосходство вргов не остновит, ни отсутствие оружия.

Их построили в колонну по три и повели вдоль шоссе н зпд. Они шли по ту сторону кювет, по кромке поля. Тимофей знл, что снчл будет поле яровой пшеницы, потом – овс, перед смым лесом делянк высокого – хоть сейчс коси – клевер. Этот мир был знком Тимофею, ведь почти дв год стояли здесь, с сентября тридцть девятого, но сейчс Тимофей удивлялся всему: знкомому дереву, изгибу шоссе, лндшфтм по обе стороны его. Он удивлялся, потому что кк бы открывл их зново. Он узнвл их, они были, знчит, и он был тоже. Он был жив, и к этому еще предстояло привыкнуть.

Однко нервного возбуждения, взвинченности, вызвнной встречей с жндрмми, блгодря которой он двиглся почти без труд, хвтило нендолго. Потом внутри его что-то стло стремительно тять, совсем опустело; он дже не зметил, когд исчез зримый мир и летел куд-то в приятной сверкющей невесомости, потом тк же неуловимо сознние возвртилось к нему, и он понял, что идет, нвлившись н Герку, который его првую рненую руку перекинул себе через плечо, левой поддерживет под мышкой. Герке нош был явно не по силм, он трщил глз и мотл головой, стряхивя с бровей пот; нпряжение искзило его лицо, тем не менее он успевл следить и з ближйшим конвоиром, и з дорогой, и з состоянием Тимофея.

– А, дядя, еще живой? – обрдовлся Злогин, увидев, что сознние вернулось к Тимофею. – Ловко это у тебя выходит – с открытыми глзми. Хорошо еще – у меня во ккя рекция клссня.

– Я сейчс… сейчс… см…

– Ну, ну! Ты только ноги не гни в коленях. Это первое дело!

Тимофей шел в крйнем ряду, дльнем от дороги; только поэтому жндрмы не зметили его обморок. А может, не придли знчения. Мол, колонну не здерживет – и слв богу; хоть н рукх друг друг несите по очереди.

Жндрмы по-прежнему почти не уделяли пленным внимния; они плелись прми по тропке, которя вилсь сбоку от проезжей чсти, болтли, дремли н ходу; их было одинндцть человек – слишком много для ткого количеств пленных, и рбот знкомя, приевшяся. Войн только нчлсь, они уже знли нперед, что с ними будет сегодня, и звтр, и через месяц. Они знли, что глвное – не зрывться, не лезть вперед, потому что н войне умный человек всегд предпочитет быть вторым, чего бы это ни кслось: мнения н совете или иницитивы в тке. Првд, именно первые згребют львиную долю крестов; но среди них попдются и березовые.

Колонн двиглсь медленно. Пленные увязли в рыхлой земле; их ноги путлись в стеблях пшеницы; стебли кзлись липкими и не рвлись – уж если зплело, их приходилось вырывть с корнями; от этого нд колонной, не опдя, висело облко пыли, он оседл н губх, н небе, смыть ее было нечем. Из зднего ряд кто-то легонько хлопнул Злогин по плечу; и он и Тимофей обернулись одновременно. Это был приземистый, но крепкий прнишк с круглым лицом, белобрысый, курносый; с тких лиц, похоже, улыбк не сходит никогд ни при кких обстоятельствх; и сейчс эт улыбк – добродушня, щедря – нстолько не вязлсь с обстновкой, что совместиться, ужиться они никк не могли. И улыбк брл верх. Он опровергл смый дух плен…

– Слышь, пря, – скзл он Злогину, – двй сменяемся местми.

– Аг, – здыхясь, выдохнул Герк, – змечтельня идея. В смую десятку.

С этим прнем Тимофею идти было легче; он был крепче, и не просто вел – н него можно было нвлиться, опереться по-нстоящему, не боясь, что он через несколько шгов рухнет. Потом Тимофей увидел, что опирется н совсем другого крснормейц, но уже не удивлялся этому, и когд, нконец, после нескольких смен возле него опять окзлся Злогин, он только спросил:

– Ну кк, Гер, перевел дух?

– Шикрно провел время, товрищ комод!

Кк ни стрнно, по клеверу пошли легче. Может, приноровились, может, подгонял близость лес. Все уже мечтли о передышке в тени деревьев, но метров з двдцть от него немцы повернули колонну влево и погнли пленных вдоль его кромки по зросшему подорожником проселку. Тм в двух с половиной километрх был совхоз, но это мло кто знл, и пленные опять упли духом.

Перед лесом у Тимофея всплыл мысль о побеге. Он был ткя же слепя и беспомощня, кк и остльные. И появилсь только потому, что н это не потребовлось усилий: «лес – побег», – эт связь был нстолько прямя, чем-то уж нстолько смо собою рзумеющимся стереотипом, первым, что могло прийти в голову и пленным и конвоирм, – что особой чести эт мысль не могл принести. Вот релизовть ее – другое дело! Но конвоиры отрезли пленных от лес. Чтобы пробежть эти метры, нужно всего несколько секунд. Шнс неплох, и все же очевидно, что по тебе успеют пльнуть, может, дже и не рз. Выходит, ндо рисковть, чтобы пойти н это – ндо принять решение, ндо определиться; то, чего никто из пленных, похоже, просто не успел сделть.

А потом проселок, отжтый кртофельным клином, отвернул от лес н полторы сотни метров, и мимолетный призрчный шнс испрился.

Потом Тимофею стло совсем худо. Он этого не почувствовл, но это было тк, потому что он почти совсем перестл сообржть, где он и что с ним. Про него уже нельзя было скзть, что он идет; шли только его ноги; ноги несли его тело, между тем кк Тимофей покоился в кком-то теплом и светлом небытии, и ккие-то неясные кртины нполняли его сознние; должно быть, они были прекрсны или приятны во всяком случе, но он не помнил ни одной, уже через секунду не знл, что перед тем было.

Потом Тимофей увидел перед собой прямоугольный провл. Он чернел бездной н фоне ослепительно белого, и Тимофей летел в эту бездну, пок не очнулся среди блгодтной прохлды; очнулся почти в блженном состоянии, потому что лишь мгновение нзд был мленьким мльчиком, беззботным и отчего-то счстливым.

Тимофей лежл в полумрке возле сырой кирпичной стены. Под ним был смешнный с соломой нвоз. По зпху понял: конюшня; и срзу вспомнил только что збытый эпизод из детств и улыбнулся.

Рядом шел тихий рзговор.

– Ты нс не подбивй, грниц, не подбивй, тебе говорю. Тут не мневры: синие против зеленых. Тут чуть не то – и проглотишь пулю. И прощй, Мруся дорогя…

– Кнешно, кнешно, об чем речь! Жизня – он одн, и вся тутечки. Он против рыску. Это когд ты до ббы подступешь, тогд рыскуй, скоки влезет. А жизня – он любит верняк, кк говорится – сто процентов.

– Цыть, – отозвлся первый, – чо встряешь со своей глупостью? – Он передрзнил: – «Сто процентов!..» Скжи еще: сто три, кк в сберкссе. Тк тут те, слв богу, фронт, не сберксс. Тут, дурк, своя рифметик.

– Кнешно, кнешно, кто бы спорил…

Но по голосу чувствовлось, что второй остлся при своем мнении, с которого не стронется.

– Я не подбивю. – Это Герк Злогин. – Только, дядя, ты см сообрзи: сколько нс, сколько их. И они дже не смотрят в ншу сторону. И вот, по сигнлу, все срзу…

– Ну, ты прв, грниц, хорошо, считй, все по-твоему получилось. Душ двдцть мы потеряем, – это, уж ты мне поверь, кк в птеке. Но зто воля. И куд мы после того поддимся? – зсеки: у нс только десять винтов, ну и столько же рненых.

– Ясное дело – к своим. Оружие пондобится – отобьем.

– Оно, геройство, крсот, кнешно. Тольки все это ярмнок. А гермнец прослышит – и нм хн. Всем в одночсье.

– Слышь, грниц? – он со стрху говорит резон. Скжем: послли н нс взвод втомтчиков. Где мы будем после того?

– А ну вс обоих, – рзозлился Герк. – Только я тебе скжу, дядя: если все время оглядывться, длеко не убежишь. Это я тебе кк специлист говорю.

– Нешто с лгерев бегл? – изумился второй. – Шо ж н грницу взяли? По подлоге жил, выходит?

– Во нвертел! – зсмеялся Герк. – Почище грф МонтеКристо. А я просто стйер.

– Стер-шмер… Честь по-зкордонному вс выучили, д все одно выше себя не прыгнешь. Коль в бшке зместо мыслей фигушков кк семечков понтыкно, тк с ими и до господ н суд притопешь.

– Аминь, – скзл первый. Очень ты про себя склдно рсскзл, только нм без интересу твоя персон. Внял?

– Кнешно, кнешно…

– А ты, грниц, не пори горячку и тк рссуди. Бунтовть нм резону мло. В плену не мед, зто цел живот. А вырвемся – и врз вне зкон. И врз всякя сук из своего втомт нм нчнет прв кчть. Ты думешь, я не читл в гзетке: лучше умереть стоя, чем жить н коленях? Кк же! Только всех этих товрищей, которые ткие вот крсоты рисуют, дльше КП полк не пустят – берегут дргоценную персону. Вот. Тк что лучше ншему брту жить собственным умом. Может, и негусто, зто впору, в смый рз – и по росту соответствует, и в плечх.

– Ты з себя говори, дядя, з других не рсписывйся. Мне, нпример, этот лозунг вот здесь проходит, через сердце.

– И чем гордишься! – что живешь чужим умом? Ты себя смого сумей понять. И верь себе больше. А хочешь служить России – для нчл сумей выжить, продержться, то что с тебя будет толку, с мертвяк? Вот я и сообржю: чем горячку пороть д лезть н рожон, куд больше резону, если переждть, пок нши кчнутся в другой бок.

– По-твоему, выходит, дядя, что для нс войн зкончен?

– А ты не зверись. Уж без тебя и немц не придвят? Упрвятся небось. Скжи спсибо, что сейчс лето. Ждть веселей: и не холодно, и с хрчми полегче.

Оно кнешно, – снов втеслся второй, – токи в лето ншим гермнц не положить. Вон кк нд финном исстрдлись, тут одного тнку преть мильен. Пок всего перепортишь – ббцы по ншему брту нплчутся.

– Ну, это ты брось, – скзл Злогин, – у нс тнков не меньше.

– Кнешно, кнешно, – хихикнул в ответ, – Т-28 или БТ, хрен с ним, с винт не проткнешь. А кк по нему с пушечки почнут сдить? А ты видл, ккя у гермнц н тнке клибр?

– А про Т-34 ты слышл?

– Кнешно! Скзочков послушть – это я увжю. Про белого бычк. Про дед и ббу, про курочку рябу…

Потом Тимофей очнулся от громкого стук. Это двое пленных под присмотром жндрмов нглухо зшивли снружи оконц конюшни. Толстые гвозди знкомо звенели под обухми топоров, лихо входя в сухую сороковку.

В конюшне было темно и душно. Спертый влжный воздух, уже пропущенный через многие легкие, при кждом вдохе оседл в них кк вод. Выдыхть его приходилось с силой, но уже следующий вдох збивл легкие еще глуше. Люди зхлебывлись этой тягучей бескислородной мссой; они тонули в конюшне, словно опусклись н дно теплого зловонного болот.

Их, впрочем, нпоили. Не срзу, првд. Когд комбт скзл чсовому, что пленные изнемогют от жжды, и пояснял это жестми и дже вспомнил и повторил трижды «мегте тринк», одновременно продолжя покзывть, кк все они хотят пить, тот коротко ответил «нйн» и зкрыл клитку н звонкий тяжелый зсов. Клитк был вделн в ворот конюшни – выкршенные в темный сурик добротные мссивные ворот, собрнные из тяжелых брусьев и досок, которые скреплялись ковными полосми и уголкми, и все это н хорошей, мощнейшей клепке, ккую дже не н всяком тнке увидишь.

Но стршему чсовой все же доложил. Тот вызвл сидевших с крю двоих пленных, и, когд они нполнили из колодц длинное темное дощтое корыто, из которого обычно поят скот, пленных стли выводить группми по десять человек. Стрший сидел по ту сторону корыт н тбурете, нблюдл, кк пленные пьют, и следил по чсм, чтобы кждя групп пил не дольше минуты. «Вм дется минут, чтобы нпиться», – говорил подходившим молоденький пленный стрший сержнт. Пить из ведр немцы зпретили.

Успех первой попытки толкнул комбт н следующий шг. Он опять достучлся до чсового и попросил рзрботть систему, чтобы пленные могли выходить из конюшни по нужде. «Нйн», – скзл чсовой, но они уже знли, что стршему будет доложено, и тот действительно появился – черный силуэт в ярком прямоугольнике клитки. Он скзл всего несколько фрз, их тон был спокойный и чуть рздумчивый.

– С этим мы можем устривться кк угодно, – перевел молоденький стрший сержнт, – но он отдл прикз, и с этой минуты прикз вступет в силу, что впредь, по ккому бы поводу их ни побеспокоили, чсовые получют прво открывть огонь без предупреждения…

Под вечер жндрмы рспхнули ворот, и в конюшню, под нпором здних шгя прямо по телм не успевших подняться крснормейцев, ввлилсь еще одн толп пленных. Рненых среди этих было куд больше. И они успели дть гитлеровцм нстоящий бой! И сложись все немного инче, возможно, их полк сумел бы удерживть свои позиции немло дней, все глубже и глубже зкпывясь в землю; потом их из нее немцм пришлось бы зубми выгрызть. Но случилось тк, что рядом было подходящее поле, н котором высокий немецкий штб нметил оборудовть промежуточный эродром. Уже н третий день войны эродром должен был принимть смолеты. Бензовозы, передвижные ремонтные мстерские и техслужбы нходились уже в пути. Ничто не могло поколебть преднчертнный свыше грфик. А тут ккой-то нспех окопвшийся пехотный полк… Смести! – и н полк, прошивя из пушек и пулеметов кждый свежевырытый окопчик, которые были тк отчетливо видны сверху, обрушилсь целя эскдрилья «мессершмиттов». Они нлетли по трое: пдли сверху и шли в двдцти метрх нд землей, рссыпя смертоносный визг и грохот, один з другим, колесом, тк что и промежутков почти не оствлось. А потом со всех сторон нвлилсь, кк покзлось крснормейцм, целя рмия. И все-тки они продержлись почти полсуток.

В конюшне теснот стл глвной проблемой. Лежть хотели все, но мест не было. Постепенно рзобрлись: рненых положили, остльным пришлось сидеть: только тк и хвтило мест н всех.

Ночь прошл тяжело. Духот, нехвтк кислород, вонь экскрементов, стоны и бред рненых; собственные мысли – чем дльше, тем мрчнее, обостренные голодом и устлостью. Ночь подчеркивл беду, возводил ее в степень; детли, которые днем прошли незмеченными, теперь кзлись многознчительными – семенми, из которых взрстут будущие фнтстические беды.

Ночь спешил сделть то, что не успел, кк он ни стрлся, сделть день: рзобщить людей. Рзъединить их. Внушить им новую морль: мол, в этих обстоятельствх стря себя изжил, тут уж н сосед не больно ндейся, больше полгйся н себя, н свою силу и хитрость; кждый з себя и против всех…

Ночь трудилсь от светл и до светл и все-тки не успел. Утром нспех слепленные из отчяния кмеры-одиночки рстяли, кк соты тют от жр. Это был уже сплоченный коллектив. Кошмр, длившийся целые сутки, не переубедил их, не сломл веры, в которой их воспитывли с смого рождения.

Првд, этому крепко поспособствовло еще одно обстоятельство. Едв зтеплился свет, кк до конюшни доктился тяжелый гул. Он возник вдруг и креп с кждой минутой. Сомнений быть не могло: где-то поблизости шел бой. Крснормейцы зволновлись. «Нши! Нши идут! Совсем уже близко!..» – будоржили остльные смые горячие. И уже стли собирть удрные группы, хотя еще и неясно было, кк вырвться из этих могучих стен. Но кдровые солдты определили: бой идет длеко; до него километров пять, если не больше; это земля доносит звуки тк явственно и скрдывет рсстояние. Зтем поняли еще одну детль: бой идет возле шоссе. Нши прорывются! Но куд? Через четверть чс поняли: н ту сторону…

Эт чсть прошл где-то поблизости, может быть – совсем рядом; возможно, он только потому обошл совхоз стороной, чтобы не всполошить немцев рньше времени.

Бой кончился тк же быстро, кк и рзгорелся, в две-три минуты. Только хрктерные выстрелы тнковых пушек время от времени еще нрушли тишину. Они били в шоссе – в ту, противоположную от совхоз, сторону… Знчит, пробились…

Весь бой длился кких-то полчс, но в конюшне никто больше не сомкнул глз.

4

В шесть утр ворот бесшумно и легко рскрылись; видть, ходил з ними добрый хозяин. В воротх стояли немцы. Зпдня чсть неб з спинми немцев уже успел выцвести, из синей стл блекло-голубой, почти побелел. День собирлся жркий и сухой.

– Встть!

Вчершних жндрмов не было. Их зменили пехотные солдты. Они с любопытством зглядывли в конюшню, посмеивлись. Почти к смым воротм подктил линейк, н ней нвлом лежли лопты. Следом подъезжли еще две.

Откуд-то появился мленький, зтянутый в ремни крепыш фельдфебель. Он был с усикми, с солдтским крестом н выпуклой бочкообрзной груди, с большим пистолетом в новенькой, шоколдного цвет кобуре, которую он носил чуть сзди.

– Мне скзли, здесь есть переводчик, – произнес фельдфебель и быстро огляделся. Голос звенел тк, словно в его горле были нтянуты струны. – Ах, это ты? – скзл он вышедшему вперед молоденькому стршему сержнту, – Переведи им, что они будут обслуживть эродром. Рбот простя, но ее много. Ндо хорошо рботть. Кто будет рботть – вечером получит еду. А кто не рботет, – фельдфебель сморщил нос и рзвел рукми, – тот не ест. Ясно?

Из толпы выдвинулся комбт.

– Позвольте скзть, господин фельдфебель.

– Д?

– Соглсно междунродному прву вы не можете принуждть нс рботть, тем более н военных объектх.

Сержнт переводил лихо и туд и обртно.

– Господин фельдфебель повторяет: кто не будет рботть – не получит пек. А кто ослушется прикз – будет рсстрелян н месте.

– Еще вопрос: кк быть с рнеными? У нс сорок три человек нуждются в срочной госпитлизции.

– Господин фельдфебель говорит, что рненые сегодня же будут эвкуировны.

Может быть, немец ждл ккой-то рекции, но ее не случилось. Русские стояли немой стеной, все с непроницемыми, змкнутыми лицми. Они еще не успели рзобрться окончтельно в ткой сложной ситуции, кк «немецкий плен», и не знли еще тких словосочетний: «лгерь смерти», «лгерь уничтожения»; но им уже дли понять, что они вступили в пределы нового мир, где понятий человечности и нрвственности просто не существует. Им дли понять, что они уже не люди, что у них нет прв; особя рзновидность домшних животных, и только. Это было внезпно. Этого не ждл никто из них. Сознние искло, кк дть достойный отпор, – и не нходило. Но тогд в них проснулось нечто помимо сознния. Оно выплывло откуд-то изнутри, из сокровеннейших тйников крови, и диктовло древнее, скифское, слвянское средство, достойный ответ при любых невзгодх: гордость и презрение. Нд ними можно было измывться, их можно было истязть, резть, колоть, убивть дже… Живые люди, конечно же, их можно было убить. Но унизить – уже было невозможно.

Они и сми еще не знли этого (сознние неторопливо!), но в лицх, в глзх это уже было нписно. Это было тк явно, что дже фельдфебель это почувствовл, хотя и не понял, в чем дело. Но ему стло не по себе. Он отступил н шг, еще отступил, сморщился и скзл: «Ну-ну, я вот погляжу, кк вы рботть будете… то рзговоры д вопросы… у меня рзговор короткий…» Он попытлся презрительно улыбнуться, но у него это не получилось, он еще что-то зло пробормотл под нос, стремительно повернулся н кблуке и быстро ушел.

– Дядя, ты должен идти, понял? – еле слышно прошелестело возле ух Тимофея.

– Зню. Я пойду, – скзл Тимофей. – Ты не думй… Я пойду…

– Будем выходить – выложись. Тм уж кк-нибудь. Глвное – возле ворот чтоб не звернули, гды.

– Лдно. Билет свой зберешь?

– Ты что, сбесился, дядя? – рзъяренно зшипел Злогин. – Ты должен пройти, понял?

– Лдно. Я пройду… Лдно…

В воротх конюшни Тимофея остновили. Примкнутый к винтовке плоский штык лег плшмя н грудь и легонько толкнул нзд, в темноту.

– Господин солдт говорит, что ты не можешь рботть, тебя ндо эвкуировть, – перевел стоявший возле другой створки молоденький стрший сержнт.

– Их бин рбйтен, – улыбнулся Тимофей немцу. – Их мегте…

Немец с досдой поморщился и злопотл вроде бы то же смое.

– Господин солдт говорит…

– Д ты не смотри н бинты! – зкричл солдту Тимофей. – З мной еще и не всякий угонится. Их бин рбйтен!

– Швйн!

Немец окзлся зводной. Он чуть отпрянул и со злостью упер штык прямо в середину нгрудной повязки, словно он н учении колол чучело. Штык не вошел, кк понял Тимофей – ткнулся в Геркин комсомольский билет. Но если б тм был дже голя грудь, Тимофей все рвно бы не отступил. Нельзя было дже в мыслях уступть, инче немец это тут же понял бы, и тогд нверняк конец.

Не поворчивясь, крем глз Тимофей видел, что Герк не отошел с лоптой к остльным, , ноборот, подступет; поз у него прздня, будто любопытствует, чем эт сцен кончится, но лопту держит кк ндо: чуть не тк пойдет дело – и немцу не сносить головы.

– Айн момент, – скзл Тимофей солдту, одним пльцем отвел от груди штык и протянул руку к Злогину. – А ну-к дй лопту.

И не успел немец опомниться, кк лезвие лопты было свернуто трубочку до смого черенк; свернуто с демонстртивной легкостью, словно это лист бумги, не железо.

– Это йн, – скзл Тимофей. – А теперь цвй. – И рзвернул железную трубочку в лист.

Лопт, конечно, был безндежно згублен, и при немецкой мелочной хозяйственности уже только з это можно было нпороться н неприятность. Оствлось уповть н психологический эффект.

Немец глупо зхихикл. Он повертел обезобрженную лопту в рукх, оглядел с неприкрытым восхищением Тимофея и счстливо рсхохотлся, будто ншел золотой смородок.

– Кмрден! – зкричл он, продолжя смеяться, и, когд еще несколько солдт сбежлись к нему, он им вжно объяснил, что тут произошло. Тимофею немедленно вручили еще одну лопту.

– Видерхолле!

Если б это не был тщтельно отрепетировнный трюк, ему б и один рз не удлсь ткя штук. Трудность был в том, чтобы свернуть железо ккуртно, ровненько, не скомкть в грмошку, не сломть; тут вжен был первый виток. Но руки знл весь урок четко, пльцы ощущли кждую неровность метлл, учитывли ее и действовли без подскзки головы.

Первую лопту Тимофей свернул и рзвернул кк-то срзу, вроде бы и усилий не зтртил, во всяком случе, рны н это не отозвлись. Со второй было хуже. Едв нпряг пльцы, кк ощутил толчок в грудь, нверное, ждл его; но он был готов в боли и вытерпел, он и не ткую бы вытерпел, и дже виду не подл бы из гордости, что ему больно или тяжело; но тело не выдержло: оно зщищлось от боли по-своему – включя системы торможения. И если б это был не втомтическя рекция, сознтельный процесс, ему бы не было иного нзвния, кроме одного: подлость. Конечно, подлость! – гнусня и мелочня. Ведь дело идет не только о жизни твоей, но и о чести, и ты готовишься к схвтке, ты весь в кулке зжт, в одной точке; ты знешь: что бы ни случилось, ккя бы мук тебя ни ждл, ты переборешь ее и победишь. И ты кидешься в схвтку с открытыми глзми, и, когд нступет момент, что уже видишь: вот он, побед! – вдруг окзывется, что тело твое имеет ккую-то свою, незвисимую от твоей воли жизнь, свое чувство меры и смое для тебя роковое – инстинкт смосохрнения, который в критическую минуту берет н себя все рычги и кнопки упрвления, и ты, уже почти торжествоввший победу, вдруг ощущешь, кк тело перестет тебя слушться и сознние отключется – не срзу, но неумолимо и бесповоротно. И ты в оствшиеся мгновения переживешь ткую горечь, ткую муку, ткой стыд з свое невольное унижение, что любя физическя боль сейчс покзлсь бы блгом – ведь в ней было бы тебе хоть ккое-то опрвдние! Но и ее нет – утешительницы, побежденной твоею волей и отупевшим в борьбе с нею телом…

– Колоссль! – орли немцы, хохотли и хлопли друг друг и Тимофея по плечм. – Колоссль!

Потом побежли з фельдфебелем. Тот пришел со скептическим выржением лиц, но, увидв изувеченные лопты, восхищенно выпятил губы.

– Ловкя рбот! Но тк он изведет нм весь инвентрь. Еще одну лопту жлко, кмрды, ? Пусть он нм свернет что-нибудь ненужное, только потолще, потолще. – Он огляделся по сторонм и вдруг обрдовнно кк-то звякнул струнми в своем горле и дже прищелкнул пльцми. – О святой Иосиф, кк я мог збыть ткое! Послушйте, кмрды, ведь у этих русских есть нционльня игр. А ну-к притщите сюд хорошую подкову!

У Тимофея в роду гнуть подковы считлось бы пошлым, если б тм знли ткое слово; просто «эндую штуку всяк оторветь, вот ты что стоящее отчуди!». Еще когд он сворчивл вторую лопту, Тимофей, чтобы не упсть, отступил н шг, прислонился спиной к воротм и ноги поствил пошире; уперся в ворот – ккя ни есть, подпор. Бгровый знвес рскчивлся перед глзми, колеблся, но в ккой-то момент Тимофей увидл подкову, кк ему покзлось, перед смым лицом. Тусклое окисленное железо, еще не отполировнное землей. Он не знл, о чем говорили немцы, что происходило в последние две-три минуты, они выпли из его внимния, покзлись ему несколькими короткими мгновениями. Однко н подкову он срегировл срзу. И без пояснений он знл, чего от него хотят. Он цпнул подкову, но промхнулся, потянулся з нею второй рз и осторожно взял ее, буквльно вынул ее из прострнств, словно он в нем висел, поддерживемя тинственными незримыми силми.

Потом он помедлил немного. Это уже был сознтельня хитрость: он вовсе не собирлся с силми, кк думли немцы, просто ждл, когд рстет бгровя звес. Он переклдывл подкову из руки в руку, словно примерялся, кк будет сподручней гнуть, хотя срзу знл, что сделет это одной левой, потому что првой руке был совсем конец; он переклдывл подкову, и ничуть не спешил, и нконец дождлся, что звес стл рвться, рсползться н куски, и в поле зрения ворвлись молодые, возбужденные лиц немцев, и оловянные пуговицы их мундиров, и новенькя портупея фельдфебеля, и дже трингуляционня вышк н дльнем холме почти в двух километрх отсюд. Сколько рз, проверяя дозоры, Тимофей видел эту вышку то слев, то спрв от себя, весной и осенью, в полдень и в лунные ночи…

Пор.

Нужн был не просто концовк: нужн был концовк эффектня.

Тимофей небрежно подкинул подкову, и он сплнировв, легл в левую лдонь точно тк, кк и требовлось. Р-рз… Он это сделл с демонстртивной легкостью, хотя в нем нпряглсь и окменел кждя клеточк, и дже покзлось, словно внутри что-то лопнуло. Что уж теперь…

В трех шгх от него стоял все в той же позе, с перекошенным, обсыпнным потом лицом, с вытрщенными глзми и с новой лоптой Герк Злогин. Увидв, что в рскрытой лдони Тимофея вместо подковы лежит неровное ядрышко смятого метлл, он шумно выдохнул воздух и зсмеялся. И немцы тоже зсмеялись, и пленные крснормейцы. Все опять пришло в движение. Тимофею вручили лопту, и он поскорее зтеслся в толпу, готовящуюся идти к эродрому.

– Ну, дядя, ну и воля у тебя! – лопотл Герк. – Ты ж кк пьяный стоял. Один рз чуть вовсе носом не зрылся, ну, думю, хн нм с тобой. А ты, выходит, тктик, еще и спуртуешь н финише! Ну дешь!..

Поле будущего эродром было близко. Пленных вели колонной по пять, они рстянулись почти н двести метров; голов колонны поблескивл зерклми лопт, но остльным лопт не хвтило, они шли нлегке. Солдты конвоировли их с обеих сторон.

Когд колонн дошл до выгон, н котором, собственно, и должен был рсполгться эродром, пленных посдили н обочине дороги. Мимо шли свежеиспятненные кмуфляжем грузовики и цистерны с горючим. Потом откуд-то примчлся н легком мотоцикле офицер, уже успевший нстолько пропылиться, что невозможно было понять, в кком он чине. Офицер норл н фельдфебеля, тот поднял колонну и повел ее нискосок через выгон, к липовой роще, где н опушке ндсдно рычли и стреляли синим дымом дв эксквтор, рывшие узкий длинный котловн. Эт стрельб доминировл нд всеми звукми уже дышвшего зноем утр; он четко рсктывлсь по полю, склдывя рсстояние, и все же Тимофей точно уловил тот момент, когд рздлся первый нстоящий выстрел. Он послышлся сзди – то ли от дороги, то ли от хвост колонны. Уж выстрел-то Тимофей угдл бы где угодно, среди любого шум. Но пули он не услышл. Тимофей змер и, когд рздлись еще три выстрел подряд, присел и обернулся, успев одновременно левой рукой швырнуть н землю Герку Злогин.

От дороги вдоль колонны мчлся немецкий военный мотоцикл с пулеметом в коляске. Трое конвоиров уже были убиты; четвертого пулеметчик прострочил в упор н глзх у Тимофея. Солдт дже не успел сорвть с плеч крбин; пули отшвырнули его, кк удр оглоблей: он свлился в трву тюком, будто и костей в нем не остлось.

Но следующий солдт опередил пулеметчик и выстрелил первым. Првд, он тут же был сбит коляской, и все остльное время, кк позже вспоминл Тимофей, бился н земле, н спине, все время норовил выгнуться, упирясь в землю пяткми и зтылком, но его что-то колотило изнутри, и он все срывлся и нчинл выгибться снов, и опять срывлся и все время кричл, кричл непрерывно.

Однко пулеметчик он убил.

Колонн уже лежл – и пленные, и конвоиры. По эту сторону колонны остлось трое солдт. Двое бежли без оглядки, втянув головы в плечи, куд-то прочь, лишь бы подльше от стршного пулемет; но третий, в голове колонны, уже стрелял с колен, причем не спешил, тщтельно прицеливлся перед кждым выстрелом. Он посылл пулю з пулей, только все зря: ткой, видть, это был стрелок.

Стреляли и остльные конвоиры. Пули летли нд рсплстнной колонной, тянулись к мотоциклу, стягивли вокруг него свинцовый узел, и, судя по всему, одн из них должн был вот-вот поствить точку в этом импровизировнном спекткле.

Но если тк думли пленные, если в этом не сомневлись немцы, водителю мотоцикл, пожлуй, эт мысль и в голову не приходил.

Увидв, что пулеметчик убит, он сбросил скорость до смой млой, выхвтил из коляски немецкий тнкистский втомт и, положив его н сгиб локтя левой руки, которой продолжл вести мотоцикл, дл длинную очередь нд колонной.

– Ребят, в тку! – зкричл он. – Я буду прикрывть вс. Вперед!

Это был Ромк Стршных. «Вечный кторжник», кк нзывли его н зстве з то, что он отсиживл н «губе» з свои бесконечные штучки-дрючки больше, чем все остльные, вместе взятые. Конечно, Ромк! – теперь уже окончтельно признл его Тимофей. Что делет, прзит. Его же ухлопют в дв счет!

Тимофей приподнялся н локтях:

– Крснормеец Стршных, кк ведете бой!

– Тимк! – зкричл Стршных. – Что у тебя з компния подобрлсь ткя землеройня? Поднимй их в тку!

5

Этот бой длился, нверное, минуты две. Может быть, больше. Может быть, дже целых десять минут. Не зню. Когд нчинешь обстоятельно и последовтельно перебирть события, из которых он слглся, получется немло. И если б зписть все: кто что делл д кто что чувствовл, вспоминл и пытлся понять, и решить, и решиться, н это не хвтило бы и тысячи стрниц.

Это тем более не просто, что случился не обычный бой, сложнейшя трнсформция: толп пленных ( по всем естественнонучным зконм, подтвержденным многовековой историей всех стрн и нродов, пленный – это существо, которое живет и совершет поступки, исходя из единственной здчи: выжить, выжить любой ценой!) превртилсь в коллектив, он, в свою очередь, в воинскую чсть, которя умеет все, что положено: нступть, и отступть, и держть оборону; второй рз превртить этих солдт в толпу пленных уже невозможно: они не сддутся. Просто не сддутся, кк бы ни сложился бой – и все.

Но ведь для этой трнсформции нужно время. И хоть ккие-то условия. А откуд им взяться, когд колонн лежит посреди выжженного солнцем поля, плоского кк стол, где кждый н виду, смерть посвистывет нд смой головой, чуть по голосм не ведет, и вдруг, збурившись в землю перед смым носом, порошит в глз комочкми глины. А уж следующя летит точно в тебя и, если опять не достнет, летит снов и снов: твоя – в тебя, твоя – в тебя (о господи, сколько же это может продолжться!), в тебя…

Тк умирет трус – снов и снов. И тк считет свои пули герой.

Это труд солдт: лежть и ждть. Это его долг. Тысячу рз умереть, но не дрогнуть, и, дождвшись прикз, подняться, и пойти вперед, и, если пондобится, умереть.

Но прежде солдт должен знть: будет прикз. И все его мужество под пулями сводится к этому – дождться прикз.

Но если он сейчс еще не солдт? – ведь он пок что только военнопленный. Кто ему может прикзть? Рзве что конвоир. А твой брт военнопленный, пусть он вчер сколько хошь «кубрей» носил и дже «шпл», дже «ромбов»! – то вчер было, сегодня ему вчершний генерл не укз, сегодня они одного поля ягоды, одно им имя – военнопленный. Сегодня для обоих и зкон, и прво, и бог, и судьб, и мть родня – конвоир.

Где же т сил, которя поднимет этого человек н ноги – может быть н смерть – и бросит вперед, н врг – н верную смерть, – если он знет: ндо лежть, вжться в землю, спрятть голову и лежть, лежть, вось пронесет…

Сложный вопрос.

И вот секунды пдют, пдют в прошлое одн з другой, колонн лежит. Лежит, роет носом землю, нд нею поверх голов ведет бой погрничник Ромк Стршных. Все свои козыри он выложил. Остлось ему одно: помереть с музыкой.

Не получилось тки.

Секунды тют, уже внезпность исчерпн вся. Зшевелились в колонне; что знчит рмейскя школ: соблюдют субординцию, ищут стршего. Приподнимются: «Комбт! Кто видел комбт?» И еще ответ не дождлись, уже побежл слушок: убит комбт.

А он, может, в эти секунды предстоящий бой через свой мозг пропускет. Ищет шнсы, хочет их считть. А их нет!.. Что тут будешь делть? Если б дело кслось его одного, то ведь сотни жизней…

Но не всех нужно подтлкивть, не кждому нужен прикз. Кто поотчянней д побезоглядней, кк почуяли случй д кк увидли – вот они, убитые немцы, лежт, и рядом – одн короткя перебежк! – их крбины вляются – зряженные, полувтомтические, с хорошим боем. Эхм! Где нш не пропдл! – двум смертям не бывть… Бросились к оружию. И срзу же бой рзбился н несколько поединков. Пули визжт, торопятся, обгоняют одн другую. Уцелевшие немцы лежт удобно, кк н стрельбище: ноги для устойчивости рзбросны, локтями прочно в землю упирются и ведь стрются целиться, д рзве совлдешь с нервми? – пляшут в рукх крбины, пули рвут воздух. И у крснормейцев не лучше; эти и не хоронятся вовсе, кто кк пристроился, тк и шпрят выстрел з выстрелом, почти не целясь, словно здлись поскорее пожечь все птроны. Один крснормеец уж кк неудчно сидит – просто сидит н земле, и кждый выстрел почти опрокидывл его, но ему дже в голову не приходит звлиться нбок и лечь поудобней: времени нет, и мысль (дже не мысль, потому что он сейчс не думет, он только стреляет, вся жизнь его в этой обойме) у него одн: вон того, коноптого, с железными зубми, с кольцом, с родинкой под левым глзом – убить, убить, убить…

И еще несколько пленных сорвлись – чуть ли не из передней шеренги, – скопом нвлились н головного, стрелявшего с колен немц. Но этим срзу не повезло: через колонну мягко перелетел, почти сплнировл грнт с длинной деревянной ручкой, и рыжя вспышк рсшвырял тел хрбрецов.

Смять оствшихся конвоиров просто. Но дльше, дльше что? Что делть потом, куд отходить, когд они остнутся одни посреди этого глдкого поля, почти безоружные, если из рощи, что впереди, уже бегут втомтчики, рзворчивясь в цепь, веселые и решительные втомтчики, которые еще не были в бою, не были под обстрелом ни вчер, ни сегодня, у которых еще никого не убило, и они предвкушют этот бой, предвкушют, кк в ст метрх от колонны откроют огонь, будут идти в полный рост и поливть свинцовыми веерми: в кждой руке по втомту, их рукояти зщелкнуты в гнездх н животе, – бо-по-по-по – с обеих рук, только и рботы, что нжимй н спусковые крючки д вовремя меняй опустевшие мгзины, шгя в полный рост по выщипнной трве злитого солнцем выгон. Ах, кк прекрсн жизнь, когд знешь, что ты силен и бессмертен, что ты шгешь к победе, идешь, чтобы пролить кровь жлкого врг, много крови, тяжелый дух которой уже бьет в твою голову, в мозг, через ноздри – тяжелый и слдкий дух. Эт темня лент взбунтоввшихся рбов – он обречен. Им некуд бежть. Слев и спрв – поле, тм их перехвтят мотоциклисты. Сзди у них дорог, по которой идут и идут мшины, не тк просто ее пересечь; если дже и прорвутся – орешник н той стороне не стнет им убежищем; поствить н дороге пулеметы – и в орешнике через несколько минут не остнется ни одной живой души.

Лежт солдты, все это видят. Кто может знть, что сейчс у кждого из них н душе? Инстинкт подскзывет: лежи, вожмись в землю, только выдержк может спсти тебя от смерти. А сердце?.. Почему все оглядывются друг н друг?..

Лежит погрничник Тимофей Егоров. Ждл комнды в тку – уже не ждет. Лежит последние мгновения. Лежит только потому, что это ох кк не просто – сделть первый шг к смерти, встть под пули. Но он знет: еще секунд, ну, две, ну, три от силы, – и он все же поднимется и вступит в бой, не может не вступить, потому что рядом бьется другой погрничник, ткой же, кк он, погрничник, погрничник с его зствы – Ромк Стршных. Он знл, что это конец, и смертельня тоск рзлилсь в его теле сонной истомой, и что-то кк поршень ндвило изнутри н его глзные яблоки, и боль перечеркнул их, кк бритв. Но он уже ничего не мог изменить. Он был погрничником. Он знл, что и Ромк знет, что он, Тимофей Егоров, вступит сейчс в бой; Ромк и помыслить инче не мог – ведь об они погрничники! Выходит, им судьб погибть рядом, вдвоем.

Впрочем, Герк! Герк н месте. Морщит нос, нюхет воздух, кк собк. Знчит, их трое. Совсем весело помирть!

– Крснормеец Стршных! – крикнул Тимофей. – Укройтесь з мшину и ведите бой из пулемет.

– А ну тебя, комод! Не учи меня жить…

Короткими очередями он прижимл охрну к земле, стрелял не целясь и дже не ндеясь попдть – только прижимл; стрелял уверенно, потому что пули не зрывлись в трву, не исчезли в ней бесследно, кк это бывет в тких случях – они тянулись к немцм белыми визжщими жукми, кждя пуля был видн, и это тем более угнетло немцев. Что и говорить, Ромке повезло, что втомт окзлся зряженным трссирующими, только все рвно это долго не могло продолжться.

Ромк держлся еще и потому, что чсть конвоиров почти срзу невольно отвлеклсь – вступил в бой с вооружившимися крснормейцми. Но и тк против него было четверо. Потом остлось трое: фельдфебель приподнялся, чтобы удобнее было кинуть вторую грнту, теперь уже в мотоцикл, но тут уж Ромк не сплоховл. Пуля сбил фельдфебеля кк-то снизу, словно удр подсечкой. Фельдфебель неловко свлился в трву, тут же приподнялся н четвереньки – видть, уже ничего не сообржл, – переступил вперед рукми, потом у него в првой руке хрустнуло плмя, и взвизгнули осколки, оствляя в трве мгновенные бороздки.

Но уже от липовой рощи бежли втомтчики; кждый н несколько секунд исчезл в свежевырытом котловне и вдруг высккивл, кк отсюд кзлось, горздо ближе. Но уже вырывлись из-под деревьев и зпылили в объезд, явно с нмерением отрезть путь к отступлению, три мотоцикл с коляскми. А зтем появился бронетрнспортер, однко дльше котловн не пошел: его крупноклиберный пулемет и н тком рсстоянии брл хорошо.

Тут подоспел момент (его предчувствовл Тимофей, который поневоле, по привычке вел приблизительный счет выстрелм втомт; и Ромк, который свел очереди до минимум, до двух-трех выстрелов кждя, и бил уже не веером, в сторону того из конвоиров, что рисковл поднять голову, и кждя следующя очередь чуть мешкл по срвнению с предыдущей; и что-то неуверенное в них появилось, и росло, росло; и ждли, ловили, боялись упустить этот момент немцы), когд у Ромки должен был опустеть мгзин втомт. Это был уже второй мгзин. Первый он и опустошил быстро, и зменил кк-то срзу: немцы еще не успели опрвиться от рстерянности; интервл почти не отрзился н ритме боя. Другое дело теперь. Теперь немцы ждли именно этих неумолимо приближвшихся секунд Их секунд. Чтобы можно было поднять голову, спокойно прицелиться – и увидеть, кк твоя пуля сбил с мотоцикл этого нхльного прня. И Ромк знл, что они выжидют, и дождутся, и убьют его сейчс, и ничего не мог придумть во спсение; дже совету Тимофея не мог последовть: упустил время, теперь ему не ддут перебрться з пулемет. И Тимофей знл: ндо вскочить и добежть до пулемет рньше, чем истощится мгзин. Ндо сейчс бежть. Сейчс. Ну что же ты?..

Он попытлся оттолкнуться от земли, но дже нпрячь руки не смог. Вдруг окзлось, что сил нет. Ушл куд-то вся сил. Оргнизм опять предл его: предохрнительный клпн в системе смосохрнения выпустил из него всю силу, кк пр, и еще кто-то ншептывл в смой черной, смой дльней глубине сознния, еле слышно: лежи, лежи, дурк; жив остнешься, лежи!.

И он лежл, огромный и беспомощный, умиря от стыд з свою неподвижность, считл выстрелы и не знл, кк одолеть этот стрх, который был не в душе, не в мозгу – это его тело не хотело умирть и боролось с его умом, и душой, и волей, И кк только Тимофей понял, что душ и воля ему верны, он уже знл, что покорит тело, зствит его подчиниться. Только для этого нужно было время. Совсем-совсем немножко времени…

Он повернул голову и прикзл:

– Крснормеец Злогин – к пулемету!

– Есть!

Злогин н четверенькх кинулся к коляске.

Стршных, прямой и словно окостеневший, не сводя остновившегося взгляд с шевелящихся стволов крбинов, н ощупь тыкл мгзин, и это ему было еще и потому сложно, что обе кисти у него были збинтовны: и лдони, и кждый плец в отдельности. Он тыкл мгзин, но не попдл скобкой в гнездо, и не осознвл уже, что происходит, отверстия в нведенных стволх гипнотизировли его, и он не смел опустить взгляд н втомт, и все тыкл мгзином, и смотрел, когд же плеснут из этих черных дырочек беленькие огоньки.

– Пдй!..

Кто-то, не выдержв, крикнул это совсем рядом, сопроводив совет ужсной мтерщиной, которую, впрочем, перебили выстрелы. Ромк опередил их н миг. Он рухнул н землю, потом сел – и уже не смотрел по сторонм, знимлся только втомтом. А рядом с ним щедро, будто это хлынул ливень, который нвисл, тяготил, двил и вот, нконец, рзрзился – зливисто и четко бил пулемет. Сперв по конвоирм; потом куд-то вдль, может быть, по нбегющей цепи.

И вдруг, словно он был и в смом деле громче винтовок и пулеметов, нд колонной послышлся уверенный, привычно-комндный голос:

– Бтльо-о-о-он!..

Комбт стоял открыто, свободно; в левой руке штыковя лопт, првя вырзительно зжт в кулк. Он сделл пузу кк рз ткую, что его увидели все, и, когд он понял, что его видят все, он резко выкинул кулк в нпрвлении втомтчиков.

– В т---ку-у-у! Ур!

– А---!.. – взметнулось нд полем.

Это был не крик – это был стон, исторгнутый и не горлом, и не легкими, сердцем, в котором сплелись и ненвисть, и отчяние, и торжество, и уверенность, и счстье.

Сотни людей рзом бросились вперед что было мочи. Охрну збили, зрубили – не здерживясь, походя, между делом. Но глвное – втомтчиков зхвтили врсплох. Те сообрзить еще не успели, что же произошло, крснормейцы уже совсем рядом: до них семьдесят – шестьдесят – пятьдесят метров… И кк их много, господи! Немецкя цепь, еще несколько секунд нзд производившя впечтление уверенной и неудержимой мощи, кк-то вдруг, срзу, без переход, без остновки попятилсь, попятилсь – и сыпнул кто куд. Лишь несколько человек попытлись окзть сопротивление, они стояли и били с пояс, прямо в лицо крснормейской ревущей стене; свинец пробивл бреши в стене, но они тотчс же зполнялись новыми людьми, рвущимися вперед, нвстречу пулям, и это было стршнее всего. Автомтчики поняли, что им не удержться, однко побежли поздно: им не дли уйти длеко – изрубили и передушили всех до единого. Волн перектил котловя, удрил в рощу (бронетрнспортер горел; он тк и не успел толком повлиять н судьбу боя: снчл молчл, опсясь побить своих, потом дже удрть не смог н изорвнных пулями сктх; сожгли его сгоряч и, пожлуй, нпрсно: он еще мог пригодиться крснормейцм). В роще, собственно, боя уже не было; немцы то ли бежли безоглядно, то ли сознтельно отступли в стороны, пропускя превосходящие силы крсных. С оружием у крснормейцев было все еще плохо: винтовку или втомт имел в лучшем случе один из десяти, но численно они действительно в несколько рз превосходили эродромную комнду, и ткующий порыв умножл их силы.

Всего этого Тимофей не видел. Он поднялся в тку вместе с остльными, пробежл немного и рухнул без сознния. Опять, в который рз, его подвели рн в груди и потеря крови. Он не хотел с этим считться, он судил себя и свои поступки, примеряя их по прежнему, здоровому Тимофею Егорову. Но его воля уже вытянул из тел все силы, и если бы не критическя ситуция, которя время от времени, вспышкми кк бы пробуждл его, он вообще вряд ли приходил бы в сознние.

Очнувшись, он снчл услышл рядом голос и стук желез. Потом понял, что это рзговривют Стршных и Злогин, открыл глз и увидел знкомый выгон – огромный, местми вытоптнный, местми зеленевший спелой трвой, уже пошедшей в метелку; нд плешинми дрожл прогретый воздух: тел убитых кзлись ткими же выцветшими, кк трв, и почти не приметными; в четырехстх метрх слев по проселку, кк и прежде, пылили редкие немецкие мшины: спрв (хорошо рзглядеть ее мешл спин Злогин) был липовя рощ, н опушке суетились немцы, тм же в нескольких местх что-то чдно горело, но стрельб уже ушл длеко, пожлуй, что рощу прошли ребят, прикинул Тимофей; теперь бы догдлись н виногрдник свернуть, тм до нстоящего лес рукой подть.

Тимофей сидел, привлясь спиною к колесу мотоциклетной коляски. Он не помнил, чтобы см тк сдился; знчит, ребят подобрли. Из-з него остлись. Кк им теперь выскочить из этой зпдни?

Он хотел спросить, что у них случилось, но рот был стянут жждой – слов не вымолвишь. Он попросил пить. Из-з спины появился Ромк, присел н корточки, отвинтил колпчок с большущей, зшитой в серое сукно фляги, прислонил к губм Тимофея. Тот сделл четыре глотк – и вод кончилсь.

– Что ж ты не скзл, что ее мло?

– Через несколько минут будешь купться в речке, комод,улыбнулся Стршных.

– А з своими никк не успеем?

– Никк, Тим. Поздно.

– А если под смое шоссе подвернуть?

– Я только что оттуд, Тим.

– Лдно. Крепко вы из-з меня вляплись.

– Ну уж из-з тебя! Не больно вообржй, комод. Просто этот фшист из крупноклиберного рзворотил мне переднее колесо. Зпсное ствим. Ну и тебя, конечно, тщить – если без мотор – нужен н первый случй хотя бы слон.

– Он у вс прямо стирик, товрищ комндир, – обернулся Злогин. – Прямо сил нет, ккой скорый н язык. Прямо выкопнный Слтыков-Щедрин. А все через что?..

– Д, через что? – еще больше рзвеселился Стршных. – Пожлуйст, мерси-прдон, поделись глыбинми нродной мудрости.

– А все через гордость, товрищ комндир, – спокойно прировл Злогин, помогя Ромке поднять Тимофея. – В нем кило стрху нкипело, пок он перед фшистми ктлся н этой керосинке. Тк он теперь н нс душу отводит, герой.

– Это я нтерпелся стрху? Я?!.

– А кто ж еще? Ты. Губы рзвесил прямо во кк. Я уж думл: сейчс зревешь, потому кк мы все не поднимлись.

– Это ты зря н него, Гер, – вмешлся Тимофей. – Он же видел нс с тобою. А погрничник погрничник в беде не бросит – это зкон. Он это знл. Ты ведь знл это, Стршных?

– При чем здесь именно погрничники? А остльные что – не советские люди? Не крсные бойцы? Я знл, что поднимутся все.

Они уже почти усдили Тимофея в коляску, втиснув рядом с убитым пулеметчиком, которого почему-то не сняли, и только тогд Тимофей смог поглядеть в другую сторону и увидл немцев, бегущих сюд от рощи, и три мотоцикл с коляскми, причем н кждой пулемет; мотоциклы в километре отсюд свернули с проселк и теперь неторопливо, осторожно ктили н них, одновременно рсползясь веером, чтобы не создвть удобную цель.

Стршных уже сидел н водительском месте. По лицу было видно: что-то ему не нрвится.

– Тим, – скзл он с сожлением, – кжется, придется пострелять.

– Понял, – скзл Тимофей и стл выбирться из коляски. – Не бойся. Если недолго – я удержусь.

Он сел в седло позди Ромки, Злогин вскочил в коляску, и мотоцикл, словно только и ждл этой рсстновки, громоглсно кшляя – глушителя н нем, конечно, по немецкому обыкновению не было, – дже не рвнулся – прыгнул вперед и полетел нискосок через выгон. Они срзу окзлись н одной линии между мотоциклми и идущими по проселку мшинми, и потому немецкие пулеметы молчли. Злогин тоже не здирлся. Он поглядывл то н преследовтелей, то н мшины, но вдруг повернулся к товрищм:

– Но комбт-то ккой мужик окзлся колоссльный, ? – весело кричл он: видть, эт мысль в нем все время сидел, д только сейчс вдруг прорвлсь. – Вот не ждл. Ну никк! Я – то думл – рохля он, слбк. Нрод в тку рвется, он лежит… А у него, выходит, думк был. Во кк момент рссчитл – втомтчиков прихвтили врсплох. Ты меня живьем зжрь – я бы ткого не придумл. Я бы сдуру совсем в другой бок попер… Во мужик окзлся!..

6

Нчло войны Ромк Стршных встретил н гуптвхте. Н гуптвхте он сидел четвертые сутки, всего полглось пять, и кк ему это ндоело – описть невозможно. Вырвться досрочно был только один путь – через лзрет, но фельдшер в последнее время стл бдителен и бессердечен. Првд, к этому у него были основния. Еще в прежние свои штрфные денечки Ромк уж чем только не «покупл» его, нчиня от нрушения вестибулярного ппрт и кончя почти всмделишным желудочным кровотечением. Когд же не только для всей зствы, но и для смого фельдшер стло очевидным, что Ромкин изобреттельность куд мощнее, чем его, фельдшеровы, медицинские познния, он озлобился, кк это чсто бывет с недлекими людьми, когд им случется поплтиться з свое простодушие. А тут, кк нзло, и Ромкин рсенл иссяк. И когд он, можно скзть, с отчяния, но тем не менее не желя повторяться, нглотлся слбительного, его непритворные муки вызвли только унизительные нсмешки. И поделом: лишь сумсшедший способен вообрзить, что гуптвхтным меню можно отрвиться.

Когд нчлся бой, о Стршных просто збыли. Немцы нступли большими силми, кк оценил потом Тимофей Егоров, – не меньше бтльон; видть, хотели срзу сбить погрничников и вырвться н опертивный простор. Удр был нцелен прямо н зству. Уже через пятндцть минут броневики попытлись с ходу ворвться н территорию. К сожлению, это им сошло: спросонок некоторые прни от рстерянности пустили в ход грнты и бутылки с горючей жидкостью рньше срок, удлось поджечь только один броневик, д и тот уктил своим ходом; метрх в семистх от зствы немцы остновились и под прикрытием двух других мшин потушили огонь. Тут кк рз подоспел их пехот, и они пошли в тку снов, теперь уже всерьез.

Комнду «в ружье» Ромк проспл. Его рзбудили взрывы грнт. Стены дом дрожли, с потолк обвлился кусок штуктурки, где-то вовсе неподлеку били винтовки и срзу несколько пулеметов, и одн очередь, не меньше пяти пуль, пришлсь в стену этого дом, хотя и несколько в стороне от помещения гуптвхты. Ромку это не испугло. Стены здесь были из дикого кмня, их не всяким снрядом возьмешь, но относительня безопсность скорее огорчил Ромку, чем обрдовл. Он считл – и это н смом деле тк и было, – что не боится ничего н свете; в риске он всегд видел только положительную сторону, и, если бы вдруг произошло чудо и стены из кменных превртились в кртонные, и именно было бы видеть, кк – вззз! вззз! – в них то тм, то здесь возникют рвные пулевые отверстия, он испытл бы восторг и упоение. Он бы жил! Он метлся бы от стены к стене, он вжимлся бы в пол и счстливым смехом встречл бы кждую обмнутую им пулю…

Ромк подбежл к двери и збрбнил в нее изо всех сил. Чсовой не отзывлся. Ромк стл кричть, потом схвтил тбуретку и в три удр рзбил ее о дверь – в коридоре было по-прежнему тихо. «Меня збыли, – понял Ромк. – Они збыли обо мне, прзитские морды, может, и нрочно оствили, нзло, потому что я им плешь переел, и теперь они без меня рзобьют фшистов и получт орден. Ну конечно, они меня нрочно оствили, они ведь знют, кк я мечтл о нстоящем бое, и чтобы потом меня вызвли в Москву, в Кремль, и Михил Ивнович Клинин см бы вручил мне орден».

Он сел н приступок возле двери и понурился. Выломть дверь или прутья решетки в мленьком окошке под потолком нечего было и помышлять; помещение было рссчитно н здержнных нрушителей, все было учтено и сделно н совесть. Оствлось ждть.

Тут Ромк зметил, что он пок еще в одних трусх. Он оделся, не без труд добрлся до окошк и несколько минут висел, подтянувшись н рукх и прижв лицо к выбеленным известкой толстым прутьям. Здний двор был пуст. Только вдоль волейбольной площдки медленно ходил оседлнный помкомвзводовский пегий конь Ролик; он щипл трву и никк не регировл н выстрелы. Очевидно, пули сюд не злетли. «Ролик! Ролик!» – позвл Ромк, но конь не услышл, и тогд Ромк понял, что дже если здесь появится кто-то из ребят, докричться до него будет ткже невозможно. Ромк спустился вниз, сел н топчн и стл думть, кк неспрведливо устроен мир, хотя дже сейчс ему не пришло в голову, что все было бы инче, если бы он вел себя, кк остльные.

Но кк ни велик был обид, мысли эти едв знимли Ромку и не доходили до сердц, были мелкими и несущественными. Он ловил звуки боя и пытлся рсшифровть их, и, в общем, это у него получилось. Он точно угдл момент, когд немецкя пехот злегл, крикнул «ур», вскочил и бесцельно збегл по кмере, не зня, к чему приложить рвущуюся нружу энергию. Обреченный н безделье, он решл бой, кк здчку, и з нших и з немцев – считл вринты. Больше всего он боялся обход – с тылу лес подходил к зстве почти вплотную, держть оборону невозможно. Что противопоствить ткому мневру, Ромк не знл, и его бил дрожь от нпряжения. «Ну, нш кпитн, – думл Ромк, – нш кпитн нйдет, что им ответить! Уж он ткой! Тихий-тихий, успевет в смый рз, это точно!»

Он вполне полглся н кпитн и все же волновлся з него, поскольку см решения не знл. И поэтому особенно внимтельно следил з тишиной в тылу. Но немцы приняли другой плн, тоже простой и рционльный. Ромк угдл его, когд рздлся второй тяжелый взрыв (первый мог быть случйным). Артобстрел, понял Ромк, и тут же попрвился: нет, это тяжелый миномет. И только после того с опозднием сообрзил, кк легли мины. Вилк! И он, Ромк Стршных, в смом центре…

Следующий злп он услышл. Стрельб вдруг зтихл, и сквозь стекл, стены и перекрытия, сквозь воздух, сквозь Ромкино тело вонзились в его мозг визжщие стремительные сверл. Ромк отпрянул к стене, рсплстлся н ней, и он см не знл, куд деться, он билсь у него з спиной, вдруг ожившя н несколько предсмертных мгновений.

Гром рзрыв кким-то обрзом выпл из сознния Ромки, словно его и не было, словно мины взорвлись бесшумно. Через лопнувшее окошко лился вязкий тротиловый смрд, он мешлся с известковым тумном, и эт смесь мельчйшими иглми сыплсь в глз и горло. А где-то вверху воздух уже снов скрипел, сверл жевли его – ближе, ближе. Невероятным усилием воли Ромк отклеился от стены, сделл, кк ему покзлось, один медленный шг… второй… сорвл мтрц… и, нкинув его н себя, скользнул под топчн…

Пожлуй, это зняло одну, смое большее две секунды. Инче он бы не успел.

Стены рухнули тк легко…

Он выбрлся только под вечер.

Солнце сдилось з лесом. Восемь уже есть, прикинул Ромк. Собственно говоря, это не имело ровным счетом никкого знчения-который чс и сколько времени прошло; сейчс это было мелким, почти микроскопическим фктом по срвнению с тем, что он все-тки выбрлся, вылез, продрлся нверх из своей могилы, и вот сидит н груде битого стекл и черепицы, и дышит, и водит пльцем по теплой поверхности кмня, и дышит свободно, и щурится н солнце, и может подумть, что бы ему эдкое отчудить сейчс – необычное и резкое, чтобы встряхнуло всего, чтобы еще отчетливей ощутить: живой… Живой!..

Он услышл шги з спиной, неторопливые тяжелые шги по хрустящему щебню, повернулся – и полетел в бездну. Все звертелось у него перед глзми, он здохнулся, словно воздух вдруг не стло, судорожно-мелко тянул в себя, тянул, пок нконец грудь не нполнилсь и он смог перевести дух. Нет, ему не почудилось. Действительно, в нескольких шгх от него по дорожке, выложенной по бокм ккуртно побеленными кирпичными зубчикми, прогуливлся высокий сухощвый немец. Это был пехотный лейтеннт лет восемндцти, в новенькой форме и без единой орденской ленточки, совсем еще зеленый. Он был здумчив, руки с фуржкой держл з спиной, смотрел себе под ноги и только потому не зметил Ромку, Однко стоит ему поднять глз и чуть повернуться…

Немного в стороне, поближе к уцелевшей кухне, отдыхли н трве еще трое немцев; возле смой кухни их был добрый десяток; в сдике возле мленьких пушек рсположился чуть ли не взвод.

Ромк сжлся и, стрясь не выдть себя ни млейшим звуком, стл втискивться обртно. Медленно-медленно. Он сползл вниз, см глз не спускл с лейтеннт, оценивя рвномерность его шгов, их уверенность, оценивя кждую детль в фигуре лейтеннт, кждое его движение, потому что он обязн был угдть момент, когд лейтеннт решит повернуть обртно. Не когд повернет, когд только решит это сделть.

Снтиметр вниз, еще снтиметр, еще… Чувств тк обострились, что стло кзться – исчезли споги, и он кожей обнженных ног – пльцми, ступнями – ощущет еле уловимые прикосновения изломов кирпич и стекло, это вот, пожлуй, ккя-то ржвя железк; опять кирпич…

Ромк был уже по пояс в норе, когд по фигуре лейтеннт вдруг понял: вот сейчс он повернется. Ну!..

Всей тяжестью Ромк ринулся вниз, одновременно стрясь ввинчивться нподобие штопор. Но и это не помогло. Кмни опередили Ромку. Он успел выигрть снтиметров двдцть, погрузился уже по грудь, но дльше не пошло. Кмни и кмушки всех клибров хлынули отовсюду, из всех пор этой проклятой кучи, сыплись мимо Ромкиного тел, некоторые уже здерживлись возле груди и бедер, и Ромк уже чувствовл себя не в норе, в трясине, в цементной жиже, и с кждой долей мгновения этот цемент крепчл, схвтывлся, уплотнялся еще миг – и он скует Ромку, схвтит нмертво, лейтеннт уже поворчивлся, сейчс повернется совсем, поднимет голову – не может не поднять! – ведь это естественный непроизвольный жест, его делют все люди, кждый, когд вот тк поворчивется, – он поднимет голову и увидит Ромку, нелепо торчщего из кучи щебня: эскиз пмятник (бюст н нсыпном постменте) погрничнику-неудчнику Ромну Стршных.

Ромк уперся рукми в щебень и дернулся вверх. Не помогло. Больше того: он почувствовл, что от этого движения грунт вокруг его тел только уплотнился. В голове промелькнули сцены, которые тк пугют ребятишек: человек тонет в зыбучем песке или в трясине, и чем больше он рвется нверх, тем сильнее его схвтывет, держит, зтягивет в смертоносную глубину.

«Д я никк испуглся? – удивленно подумл Ромк. – Вот еще не хвтло!..»

Конечно, тут был никкя не трясин и не тот грунт, чтобы зтягивть, но держло дй бог кк цепко.

Ромк дернулся еще рз. Толку не было.

Тут он вдруг вспомнил о немце. Кк-то тк получилось, что н несколько мгновений лейтеннт выпл из его сознния. Все внимние сфокусировлось н схвтке с кменным кпкном. И только когд выявился победитель, ншлось место и для третьего лиц – для зрителя. В днном случе – для лейтеннт.

Ромк змер, предствив, кк вот сейчс повернется к немцу и встретится с ним взглядом. Повернулся…

Немец стоял вполоборот к нему и любовлся зктом… «Я был прв, – скзл себе Ромк, – это дурной труд – бояться. Бессмысленное знятие. Ндо дело делть, остльное приложится».

Тем не менее счет шел по-прежнему н секунды. Ромк прикинул, что бы ткое могло его держть, и решительно вывернул из-под левой руки плстину из нескольких кирпичей; потом нчл вытскивть кирпичи из-под првого бок, штук пять вынул – тех, что торчли н виду и, кк ему кзлось, были ключевыми. Еще рз покосился н немц, уперся рукми и, извивясь, выполз нверх и лег плшмя, зкрыв грудью яму, чтобы хоть немного приглушить шум осыпющихся кмней.

Левый спог остлся внизу, в кмнях.

Лейтеннт прошел нзд, но теперь увидеть Ромку с дорожки было мудрено, все-тки он лежл больше чем н двухметровой высоте, ндо было бы стновиться н цыпочки и специльно зглядывть вверх, чтобы его обнружить. Но уже метров с десяти он был виден весь преотлично. Поэтому Ромк не стл испытывть судьбу и, кк только немец отошел чуть подльше, отполз в глубину рзвлин, в укромное местечко з уцелевшим куском стены, которя прежде рзделял коридор и кбинет для политзнятий. Мсляня крск со стороны коридор обгорел и полоплсь, и сейчс было похоже, что н эту стену кто-то нляпл грязной мыльной пены, он высохл, но неопрятные круги и рзводы остлись. И еще остлись дв железных крюк, н которых всегд висел фнерня рм для стенгзеты. Сейчс рмы не было; может, сорвлсь, скорее просто сгорел.

Ям под этими крюкми был вполне приличным убежищем; здесь можно было дже сидеть. Ромк сел. Подумл – и стщил с ноги уцелевший спог. Пошевелил рзопревшими пльцми. Они были белые, чистые. По стерне или щебенке тких ног и н сто метров не хвтит. Ничего, ндо будет – и по стерне пойдут, кк миленькие, безжлостно решил Ромк.

Потом он поглядел н руки.

«Стрнно, что они не болят», – подумл он. Нверное, уже отболели свое, теперь у них ккое-нибудь нервное змыкние. Шок. Прлич осязтельных центров. Но это шуточки, все-тки стрнно, почему они не болят. Вроде должны бы.

Пльцы и лдони были изрезны, рзбиты и измочлены; что нзывется, н них мест живого не было. Кровь, змешння кирпичной пылью, зсохл хрупкой бугристой корой. Ромке покзлось н миг, что пльцы оцепенели и он их теперь не сможет согнуть. Кк бы не тк! Держ руки перед лицом, он стл сжимть пльцы нрочно медленно. Из-под сгибов между флнгми проступил свежя кровь. Не обрщя н нее внимния, Ромк сжл пльцы в кулк, стиснул что было силы. Хорош! Еще кк послужит!

Это было никкое не смоистязние. Просто ему ндо было еще рз, вот тким способом, убедиться, что он остлся прежним, что в нем не сломлсь дже смя мленькя, смя незнчительня пружинк.

Удивительное дело, думл он, тк рзукрсить руки – и не почувствовть… со стрху, что ли? или просто не до того было?

Он попытлся вспомнить. И не смог. Руки не откзли ему ни рзу. Скорее всего, это произошло постепенно… Конечно. Теперь он стл припоминть: в смый первый момент, когд дом рухнул и ккя-то глыб ( может, потолочня блк) пробил нры и сунулсь в мтрц тупым тяжелым углом и двил Ромке между лопткми, вылмывя позвонки, – в этот момент он еще успел подумть, ккое счстье, что ноги ему только присыпло щебнем, не придвило, и руки целы: ведь их вполне могло оттяпть кирпичом.

Нсколько позволял высот топчн, Ромк стоял под ним н четверенькх, уперся в пол и что было сил двил вверх нвстречу глыбе, он ломл, ломл ему спину, но он не уступл, держлся и только кричл от боли, выл: «А-----!!!» – кричл, но держлся, потому что если б он уступил и лег н пол – это был бы конец.

Он не помнил, кк это кончилось. Не знл, сколько был без пмяти. Очнулся в темноте. Понял, что лежит н првом боку н остром щебне. З спиной у Ромки был все тот же мтрц. «Все ясно, – подумл он, – првя рук не выдержл, подвернулсь, и мтрц вместе с глыбой соскользнул н пол. Прямо скжем – повезло…»

Где-то совсем рядом гремели рзрывы и чсто сыплись выстрелы. И горело. Ромк не слышл плмени, зто жр просчивлся к нему отовсюду и душил дым. Утренний ветер еще не поднялся, понял Ромк, вот дым и оседет.

Он попробовл вспомнить, когд этому ветру будет время, но не смог: он был невжным знтоком примет, хотя сержнт, ндо отдть ему должное, вбивл их в Ромку при кждом удобном случе.

Потом он почувствовл дурноту, зторопился, подтянул к себе подвернутую првую руку, левой выгреб из-под бок щебень, и лег, нсколько позволяло место, плшмя, прижвшись лбом и рстопыренными лдонями к прохлдному кршеному полу, потому что пол нчл крениться, зскользил вперед по ккой-то ниспдющей дуге, все быстрее и быстрее; Ромк летел н нем, кк н плоту с водопд; площдк был совсем мленькой, только одному н ней и хвтило бы мест, он летел вниз, и конц этому пдению не было видно…

Н этот рз он лежл без сознния довольно долго, потому что бой к этому времени зтих – ни единого выстрел он больше не слышл. Это могло ознчть только одно: нши получили подкрепление, отбили немцев и погнли их к грнице, и тм либо все успокоилось, либо нши гонят их еще дльше, инче Ромк слышл бы отголоски боя – земля и кмень проводят звук лучше любого телегрф.

Отрвление дымом было не очень серьезным – выручил-тки ветер! – но слбость отступл медленно. Он был рзлит по всему телу; он сидел в кждой отрвленной клеточке – тяжелый метллический комочек, – словно в кждую клеточку впрыснули шрик ртути, и кровь, обмывя их, силилсь – и не могл, силилсь – и не могл выктить эти шрики из клеточек, кк из гнезд.

Но едв Ромк почувствовл себя мло-мльски сносно, он стл выбирться. Причем очень спешил. Последнее было вполне рзумно, учитывя его положение; но признемся срзу, что побуждло Ромку к этому вовсе не опсение з собственную жизнь, кк может подумть иной простодушный читтель, тщеслвие. Д, д! В отличие от нс с вми он знл еще один выход из положения, смый простой и безопсный: просто лежть и ждть. Ждть, пок ребят рзгребут эту кучу и доберутся до него. В том, что это случится, и очень скоро, он был совершенно уверен. Д инче и быть не могло! Ребят просто не могли поступить инче; это было бы дико, это было бы противоестественно, если бы они его здесь бросили, под этим звлом, при первой же возможности не рзгребли эту кучу, чтобы вытщить его н белый свет, живого или мертвого. Кк только у них рзвяжутся руки хоть немного и они сделют перекличку и вспомнят, что Ромк Стршных остлся в ктлжке и его присыпло – они тут же бросятся н выручку. Фкт! Если хоть один уцелеет, кто знл, что Ромк оствлся здесь, – он придет и рзроет этот мусор. Но – мерси! – все это приятно, конечно, однко Ромк предпочитл обойтись без посторонней помощи. Ждть, пок его спсут? – еще чего!.. Нет, см! Только см. А потом они стнут тянуть из него подробности, он будет снисходителен, но немногословен…

Ромк ощупл звл прямо перед собой. Кирпичи. И одиночные, и слепленные цементом в глыбы. Кмней не было. Знчит, его зсыпл внутренняя стен. Перегородк. Впрочем, один черт.

Некоторые кирпичи «дышли», то есть их можно было шевелить. Но тут уж Ромк не хотел рисковть. Это было похоже н игру с китйскими плочкми, где есть единственный зпрет: когд вынимешь плочку, ни одн «чужя» не должн шелохнуться. И Ромк едв кслся поверхности кирпичей, зпоминя, кк они лежт и н чем держтся. Игр имел одну особенность: из звл можно было вынуть не больше четырех-пяти кирпичей подряд. Уже для шестого возле Ромки не было мест. Чтобы вынимть дльше, он должен был куд-то деть эти. Куд? Выход был один: упорядочивть звл. Скжем, склдывть кирпичи столбикми. Или рядочком. Но от этого было бы мло толку. Потому что Ромке нужен был лз. Пещер. И он стл выклдывть из кирпичей свод.

Снчл он потел. От слбости, от духоты, от недосттк воздух. Потом пот кончился – и стло еще тяжелей. Он не здумывлся, сколько времени прошло, сколько минут или чсов стоили ему очередные десять снтиметров лз. Он ни о чем не думл – просто лез. Ощупывл кмни, нходил слбые мест, вынимл, склдывл и переклдывл и лез, лез… И все время н смом донышке сознния жил черный жучок – мысль о возможном обвле. Ромк гнл его, сметл – сперв – небрежно, потом уже и со злостью, но жучок опять выбирлся н свою площдку и ползл по ней, семенил ножкми, и с ним ничего невозможно было поделть. Потому что нд головой, нд плечми был только зыбкя кирпичня толщ, неустойчивя и предтельскя, потому что он еще не знл, что это ткое – обвл: это еще предстояло, это еще ндо было пережить (если удстся пережить), и ужс неизвестного, кк Ромк ни пренебрегл им, нстырно скребся в его душу. Это было тк же омерзительно и непостижимо, кк мысль: однжды зснешь, проснешься в зколоченном гробу, н дне могилы, под двухметровым слоем земли…

И вот нстл момент, когд инстинкт подскзл: сейчс. Может, это был гллюцинция, но это было: Ромк вдруг услышл, кк тонко-тонко звенят эти кмни, кждый в отдельности – и понял, что сейчс они не выдержт и рухнут.

Тк и случилось.

Он больше не боялся обвлов. Любой из них мог принести гибель, но он уже знл их – и не боялся. Черный жучок пропл без след. «Должно быть, его кирпичом пришило, когд трхнуло меня по бшке, – злордно подумл Ромк. – Кишк тонк!»

Он лез и лез, протискивлся, вынимл и рзгребл, и скоро нехл момент, когд ощупывние кмней потеряло смысл: он уже не чувствовл, к чему приксются его рзбитые пльцы, и это дло себя знть – обвлы пошли один з другим, и, хоть он их уже не боялся и не считл, это было чертовски сложно – кждый рз нчинть снчл: по снтиметру, по смой ничтожной млости вновь создвть сметенный мир… освободить руку… вторую… освободить лицо… Упорядочивть хос, вынимть и склдывть, создвть прострнство из ничего, вынимть и склдывть, уклдывть, протискивться, лезть вперед, лезть вперед, лезть…

И вот он вылез. «Знть бы, куд смылись все ребят», – подумл Ромк и решил, что пор двигть.

7

Ночь приближлсь быстро. Мучил жжд. Немцы уходить не собирлись. Ндо было воспользовться сумеркми и зметить, где они рсполгются н ночь, где поствили чсовых. Ромк медленно встл во весь рост (стен это позволял, сейчс н ее фоне он был почти нерзличим) и только теперь увидел, откуд шел стрнный зпх, который беспокоил его все время, пок он сидел.

Меньше чем в десяти метрх от него, н том месте, где прежде был вестибюль, теперь зиял ям, – мины пробили перекрытие котельной – нвлом лежли трупы погрничников. У многих из них были видны следы стршных ожогов, больше в верхней чсти тел, особенно н лице, но некоторые обгорели с ног до головы. Ромк снчл подумл, что это последствия пожр. Однко увидел еще один труп и решил: не в пожре дело. Этого прня немцы не зметили, когд стскивли к яме тел убитых погрничников со всей зствы. Ям был почти срзу, кк войти в бывший прдный вход. Двери влялись в стороне, рм обгорел до клдки. Немцы могли сбрсывть трупы почти от вход, этот хоть и лежл недлеко, оттуд его было не видть – зкрывл куч кирпич.

Он лежл совсем близко от Ромки, в трех шгх, рядом возле оконного проем еще влялсь его винтовк – позиция никудышня, потому что немцы могли подобрться к нему почти вплотную, что они сделли, нверное. Он лежл н спине, и по тому, кк у него обгорели голов и руки, и по хрктеру единственной рны – его пристрелили в упор, прямо в сердце, он уже и не видел ничего, кк подошли к нему, не видел, ктлся от боли, потом что-то ткнулось в грудь – и конец;

Ромк понял, что дело не в пожре. Их выжигли огнеметми, догдлся он, и, осторожно ступя босыми ногми, пробрлся к яме, чтобы посмотреть, нет ли тм живых. Но срзу увидел, что это бесполезное знятие: рненых немцы добивли н месте… в упор из втомтов…

Ромк возвртился нзд, подобрл винтовку, достл птрон; снял с убитого ремень с птронтшем, примерил н себя – было чуть свободно. Ромк стл прилживть, передвинул бляху и тут увидел н внутренней стороне ремня крупные буквы чернильным крндшом: «Эдурд П.».

Ромк сел рядом. Сидел и смотрел прямо перед собой. «Вот тк повернулось, – думл он, – с ткого, знчит, боку». Вот тк повернулось…

В отличие от сброшенных в яму у Постников крмны не были вывернуты. Ромк достл его простреленный комсомольский билет и положил в крмн рядом со своим. Был еще зписня книжк, фотогрфия девчонки и ккие-то потертые бумжки. Рзглядывть не было времени. Ромк просто переложил их к себе: предствится возможность – перешлю мтери. Поколеблся – и стщил с Постников левый спог. Примерил. Великовт, все же лучше, чем босиком. Ншел свой првый спог, нтянул и спустя полчс уже пробирлся через лес.

Прежде всего он нпрвился к роднику. Н это у него ушло вдвое больше времени, чем он предполгл, поскольку по дороге пришлось обходить еще один немецкий бивк; счстье, что в последний момент повезло: только он собрлся перейти большую поляну, кк чуть в стороне из-под деревьев вышли двое и побрели по вечерней росе, отсвечивя кскми, и нвстречу им ткой же птруль. Дльше Ромк пробирлся осторожней, и, когд нпился и нбрл во флягу воды, был уже полночь.

Вод его взбодрил, но лишь н несколько минут. Зтем нступил рекция. Его неодолимо потянуло в сон. Ромк пончлу отнесся к этому иронически, однко скоро зметил, что едв передвигет ноги, понукния не помогют. Все его внимние уходило н одно: не нтыкться н деревья. А чтобы следить по сторонм, высмтривя немецких чсовых и птрули, – об этом и речи не было. Только сейчс, когд он окзлся в относительной безопсности, зявило о себе нервное перенпряжение, в котором он нходился уже почти сутки.

Ромк не стл упрямиться. Но звлиться просто под дерево было рисковнно: столько немцев вокруг – ни з грош попдешься. Другое дело – зхорониться нверху, в ветвях… слишком много мороки: сперв ндо нйти подходящую рзвилку, нломть толстых веток и сделть из них нстил… И тут он вспомнил о трингуляционной вышке.

Это решение было вполне в Ромкином вкусе. Прдоксльность он считл признком высшего клсс. Кому придет в голову, что он прячется н смом видном месте? Ромк тм был однжды. Площдк дв н дв, првд, не огороження, но, если лежть ( он не лошдь, чтобы спть стоя), ни одн сволочь снизу не зметит.

До вышки было несколько сот метров. Ромк не зметил, кк одолел их. Он спл н ходу и спл, когд, поднявшись по первой лестнице, сопя и чертыхясь, выломил ее из гнезд и сбросил н землю. Следующие две лестницы он не стл трогть, это и в смом деле было ни к чему, взобрлся нверх, пробормотл: «Пусто кк… А я ведь один, ? Выхожу один я н дорогу…» – положил под голову винтовку и птронтш – и уже больше ничего не помнил.

Проснулся он от оглушительного рев. Возможно, ему дже снилось что-нибудь подходящее: что з ним гонится лев, или, скжем, что его зсунули в середину тнкового двигтеля, но если бы дже он и попытлся потом вспомнить – не смог бы. Явь опрокинулсь н него вдруг, кк бочк воды. Он срзу окзлся в ее эпицентре – без прошлого, без переходов, без нюнсов.

Солнце поднялось уже довольно высоко, сухо плменел, нливясь белым зноем очередной день, вокруг Ромки, в нескольких метрх от площдки, н которой он сидел, медленно кружил немецкий смолет…

Это был не «мессершмитт», и не «фокке-вульф», и вообще длеко не современня мшин – любую из них Ромк определил бы срзу, столько рз видел в методическом кбинете н плктх. Этот был тихоход, ккой-нибудь связист или рзведчик; двухместный моноплн-прсоль. Дже выглядел он кк-то по-домшнему. Летчик сдвинул очки н лоб, смеялся, мхл рукой и что-то кричл Ромке, может быть – гутен морген.

Черные кресты неторопливо проплывли мимо Ромки…

Он вдруг очнулся. Стряхнул с себя нвждение. Черт побери! – д ведь этот пршивый смолетик чуть было не згипнотизировл его; сперв ошеломил своим внезпным появлением, потом стл внушть…

«Что ж это я н него смотрю, н гд? – изумился Ромк. – Будто в кино рсселся. Вон фшист дже нсмешил. Корчится. Ну ты у меня сейчс, пскуд, покорчишься. Я тебе ткой покжу гутен морген – срзу нчнет икться…»

Ромк потянулся з винтовкой. Осторожно потянулся, не хотел спугнуть немц, но ведь тот не куд-то смотрел в сторону – сюд; он срзу перестл смеяться, и лицо у него дже кк будто вытянулось. Однко он не отвернул смолетик; он продолжл делть очередной круг, словно ему это зчем-то нужно было, скорее всего – ему что-то в голову удрило, зтмение ккое-нибудь, может, гипноз, рз уж с Ромкой ничего не вышло, вдруг н него переключился. Он продолжл делть очередной круг, только теперь уже не высовывлся через борт, сидел прямо и лишь косил глзом в Ромкину сторону и дергл ртом.

Ромк тк же медленно, без единого резкого движения поднес винтовку к плечу, прицелился и повел ее з смолетом, ловя его темп; потом взял небольшое упреждение и выстрелил.

Нверное не попл в летчик, если и попл, тк не очень серьезно. Зто рзбудил. Немец кинул мшину в сторону, н крыло, высунулся и погрозил кулком. Ромк рзрядил ему вслед обойму, почти не целясь, это был пустя трт птронов, но ни досды, ни сожления не испытл. Он смотрел, кк смолетик, нбиря скорость, лезет вверх, кк он рзворчивется где-то нд совхозом, может, и чуть подльше.

Снов непонятня птия овлдел им, но Ромку это не волновло. Он сидел н серых, рссохшихся, промытых дождями, прожженных солнцем доскх, овевемый легким ветерком, уже прогретым, лишенным прохлды, уже собирющим зпхи зноя, чтобы к полудню згустеть и остновиться в изнеможении; сидел мирно и покойно, и дже чуть ли не дремл, нблюдя сквозь ресницы, кк сердито жужжит длеко в небе мленькое нсекомое, кк оно тм суетится, ловчит…

Ну, сейчс порезвимся!..

Он поднялся, пристегнул ремень, вствил новую обойму и передернул зтвор. «Туго что-то ходит, – отметил он, – никогд бы не подумл, что Эдьк не чувствует оружия».

Он посмотрел по сторонм; н холмы, рощи и поля – отсюд, с пятндцтиметровой высоты, вид был прекрсный, – рсствил ноги, при этом чуть притиря подошвы, словно проверял, не скользят ли споги, словно искл для кждого спог смую остойчивую, смую идельную точку опоры; ншел; перехвтил поудобнее винтовку, чтобы срзу, кк вскинешь ее к плечу, стрелять не прилживясь, и скзл себе: «Я готов».

Немец, кжется, только этого и ждл.

Несколько мгновений висевший н месте смолетик стл рсти. Он мчлся в тку прямо н Ромку, несся н него, кк с горы. Жужжние перешло в рокот, потом в вой, который стновился все выше, все пронзительней. Вой несся сквозь Ромку, но не здевл: это для психов впечтление, Ромк к тким вещм был не восприимчив. Он стоял не шелохнувшись, упершись хорошо притертыми подошвми спог в серый дощтый нстил, опустив руки с винтовкой, только руки сейчс у него и были рсслблены, но это необходимо – они должны быть свежими и твердыми, когд придет время стрелять. Он следил прищуренными глзми з ндвигющимся в солнечном ореоле, в ослепительном сиянии вргом (немец был хитрец, он зходил точно по солнцу) и считл: «Еще длеко… длеко… вот сейчс он вырвнивет смолет кк рз н площдку… вот уже я в путине прицел… он меня зтягивет в смый центр… сейчс будет нжимть н гшетку…»

Короткий стук пулемет, всего несколько выстрелов, оборвлся срзу, потому что Ромк, чуть опередив его, сделл дв мленьких шг в сторону, тк что левя ног стл н крй доски. Пули просвистели рядом, Ромк уже шел н противоположный крй площдки, и опять он чуть опередил немц, потому что хотя вспышки новых выстрелов трепетли в ткт его шгм, пули прошли мимо – тм, слев. Больше он не успеет скорректировть свою телегу, понял Ромк и зсмеялся, но ему тут же пришлось броситься плшмя н нстил и дже вцепиться пльцми в щели между доскми, чтобы не стщило, не сбросило вниз, потому что летчик озверел оттого, кк его простенько провели, и, пренебрегя собственной безопсностью, пронесся в двух метрх нд площдкой. Ромке дже покзлось н миг, что это конец, но все обошлось, он сел и, здыхясь, зкричл вслед смолетику:

– Ах ты, гнид! Ты ж меня чуть не уронил!..

Винтовк лежл тут же. Если б он упл вниз, пришлось бы спускться, и дуэли был бы конец. А тк… Смолетик делл вдли широкий круг, у Ромки было предостточно времени, чтобы сбежть, по двум лестницм и спрыгнуть н землю. А тм он бы ншел, где схорониться. Но тк мог поступить кто угодно, только не Ромк Стршных.

Он подобрл винтовку. Жль, что не пришлось пльнуть ему вслед, ведь совсем был рядом – рукой достть можно. Теперь он, конечно, изменит тктику, отбросит джентльменство и еще издли нчнет поливть из пулемет. Тяжелый случй. А еще ндо придумть, кк уберечься от воздушной волны. Если не придумешь, знчит, из бойц, из поединщик преврщешься просто в беспомощную, безответную мишень. Это будет никкя не дуэль – рсстрел!..

Только сейчс Ромк оценил вполне, кк чудовищно не рвны условия, в ккие поствлены он и немец. Это, впрочем, не поколебло его решимости. Дело в том, что если первые выстрелы он сделл не здумывясь, тк скзть, втомтически, то остлся н этой площдке (вместо того, чтобы удрть) совершенно сознтельно. Тут и в помине не было риск рди риск, фтлизм, желния испытть судьбу, поигрть со смертью в «кошки-мышки». Просто он подумл, что в первом же бою сбить вржеский смолет – это совсем неплохо для его, Ромки Стршных, вступления в войну. Достточно крсиво. Вполне в его стиле. Он очень ндеялся н свою хитрость и нходчивость, считя свои шнсы ничем не хуже. А выходит – недооценил немц…

Смолетик уже мчлся в тку.

От воздушной волны было спсение: если спуститься в люк и стоять н лестнице. Но тогд немцу достточно перейти н бреющий полет, и он рсстреляет Ромку – млоподвижного, по сути, рспятого н этой лестнице. – кк мишень в тире.

Нет, об удобствх ндо збыть.

Он перекинул ремень винтовки через плечо, чтобы висел стволом вперед, руки оствлись свободными, отступил к зднему крю площдки и опустился н одно колено. И когд смолетик приблизился до трехсот метров и можно было ждть, что вот-вот удрит по площдке свинцовый грд, Ромк соскользнул н уходящее вниз бревно – одно из трех, н которых держлсь эт площдк, – и прилепился к нему, обхвтив его рукми и ногми.

Пули жевли нстил. Кзлось, кто-то со всего мху втыкет в доски кирку – и тут же с треском, «с мясом» ее выдирет. Последние пули шли горизонтльно: немец перешел н бреющий и мчлся метров н пять ниже уровня нстил и бил, бил, но слишком поздно он это зтеял, только двжды пули звонко ткнулись в бревно, д и то длеко от цели, потому что Ромк успел соскользнуть ниже н пять метров; тм был треугольник из поперечных блок, к одной из которых прилепилсь мленькя промежуточня площдк. Ромк едв успел встть н бревно и вскинуть винтовку, кк из-з нстил вынырнул уносящийся вверх смолет. Ромк смчно выстрелил двжды и зсмеялся. Все-тки бой шел н рвных!..

Блнсируя рукми, он пробежл по бревну до площдки, но не успел еще ступить н ведущую вверх лестницу, кк вокруг него зсвистели, зстучли в дерево, звизжли, рикошетируя от железных угольников и скреп пули.

Чертов немец успел возвртиться!

Только теперь нчлось нстоящее.

Смолетик преобрзился. Он ожил. Он перестл быть мшиной. Это был вепрь, носорог, крылтый огнедышщий змей, огромный и стремительный. Он вился клубком вокруг вышки, брослся н нее, ревя и визж, он сотрясл ее, и Ромке кзлось, что вышк штется, что это уже никкя не вышк, кчели, инче кк объяснишь, что вот всего мгновение нзд перед его глзми было небо, и уже – земля, и снов площдк летит вверх, и снов рушится – в визге, грохоте и реве. И уже чудились ему вокруг ккие-то стршные морды, ощеренные псти, и хвосты, и хохот…

Немец брл верх. Он уже морльно уничтожил этого жлкого человечишку, который вертелся юлой, метлся среди бревен кк в клетке и совсем потерял голову. Остлось в последний рз без спешки зйти в тку и спокойно рсстрелять эту букшку.

Немец брл верх. Он понял это. И это же понял Ромк. Земля колеблсь перед глзми, словно крылья огромной птицы, бревн вертелись вокруг круселью, горло было рсклено и збито песком, и сердце силилось выскочить из него – и не могло. И когд Ромк предствил, ккое жлкое зрелище собой предствляет – и это он, который тк крсиво нчл эту игру. Кк же вышло, что все повернулось ноборот, что немцу удлось его змордовть, что вместо дуэли получилсь трвля?..

«Хвтит», – скзл себе Ромк и встл во весь рост посреди издергнного, рсщепленного пулями нстил – точно тм, где он стоял в смый первый рз и в той же позе.

Он открыл флягу и спокойно сделл несколько глотков, косясь в сторону немц.

Смолет мчлся прямо н него, Ромк ждл, рсслбив руки, двя им передышку, чтобы не дрожли, если ему тк повезет, что он сможет выстрелить. Он уже не прикидывл, сколько остется до смолет и что сейчс немец делет, когд нчнет стрелять; и что смому предпринимть – не думл, Он просто считл: один, дв, три… – рзмеренно считл, чтобы сосредоточиться, чтобы успокоить сердце и нервы. И ему это удлось, он дже сумел отвлечься н несколько мгновений; они выпли из его сознния, потом он кк будто очнулся и вдруг понял, что смолет все еще не стреляет. Он был уже совсем рядом – вот-вот врежется – и не стрелял…

Опять рокочущий смерч пронесся нд Ромкой, но он не упл; он встл боком, уперся и выдержл воздушный удр, но пок восстновил рвновесие и хорошенько прицелился, смолет уже был длеко. Ромк все-тки выстрелил, не столько для дел, сколько для нервной рзрядки: все же эти несколько секунд ему нелегко достлись. Он испытл рзочровние, что немец не стрелял; этим вроде преуменьшлсь Ромкин доблесть. И еще он чувствовл, кк опять подступет злость. Ведь немец продолжл с ним игрть, кк кошк с мышонком.

«Ну, ты у меня доигрешься», – пробормотл Ромк, но тут случилось нечто неожиднное: немец не кинулся в лобовую тку, стл мешкть, сбросил скорость и кк-то неуверенно, нерешительно пошел по кругу, причем и круг-то он делл н приличном отдлении, свыше ст метров. Летчик высунулся из кбины и опять погрозил Ромке кулком.

Ромку вдруг озрило: д ведь у немц птроны вышли!

Он зхохотл и, не целясь, пльнул в сторону смолет.

– Эй ты, пршивый змей! Гниля требух! Куриный огузок! Ну двй! нлетй! дви! – Еще выстрел. – Что я вижу: ты хочешь оствить меня одного? Ты делешь мне ручкой? И тебе вовсе не нрвится прощльный слют? Ах ты, пдло!..

Смолет уже летел прочь, но Ромк, отводя душу, выстрелил еще рз, и бегл по площдке, и еще что-то кричл, рзмхивл рукми, и грозил винтовкой. Он кричл всякие слов, иногд просто «Ого-го-го!», пок смолет не рстял н востоке; только тогд Ромк перевел дух и обтер мокрое лицо полой гимнстерки, при этом он случйно глянул вниз.

Почти у подножья вышки, н тропинке, желтевшей тонкой строчкой посреди цветущих июньских трв, стоял немецкий мотоцикл с коляской и пулеметом. Трое немцев двились от еле сдерживемого смех, не желя выдвть свое присутствие. Но теперь им не было смысл титься – и дружный хохот удрил Ромку прямо в сердце.

Он отскочил н середину площдки, к люку, сунул пльцы в птронтш. Пусто. И в винтовке остлось только дв птрон.

Немцы не перествли смеяться, однко к Ромкино движение срегировли: ствол пулемет поднялся вверх, тот, что сидел позди водителя, в кске и без френч, в одной лиловой мйке, слез с седл, отошел н несколько метров в сторону я поднял втомт.

– Ком! – скзл он и мхнул рукой, предлгя Ромке спуститься. – Ком!

«Летчик не мог их вызвть, – подумл Стршных. – Это был нш поединок, нше вдвоем с ним дело – чего бы он стл приглшть кого-то со стороны? Нет, эти сми приехли. Небось видно было со всей округи, кк мы шумим».

– Слют! – крикнул он, выдвил из себя смешок и помхл немцм рукой. Он не предствлял, кк будет выпутывться, и тянул время.

Немцы снов грохнули.

– Ком! – уже требовтельней крикнул тип в лиловой мйке. – Ты что, не понимешь, дурк? Может, я неясно говорю? Тк у меня есть переводчик!

Автомт в его рукх чуть дернулся, и четыре пули продырявили нстил вокруг Ромки. «Ох и бьет, собк!» – восхищенно подумл он и осторожно ступил н лестницу.

Немец улыблся.

– Эй ты, прень! – скзл он. – Только снчл брось винтовку, понял?

– Моя не понимйт, – простодушно рзводил рукми Ромк, осторожно спускясь, ступеньк з ступенькой; винтовку он и не думл брость.

– Хльт!

Две пули, слев и спрв, тугими воздушными комочкми, кк вткой, мхнули возле лиц. Но Ромк уже сошел н первую площдку.

«Не бояться… Не бояться! Я и с этими спрвлюсь – только бы добрться до них…»

О плене он не думл.

Немец уже не улыблся.

– Стой, тебе говорят, пяц. Бросй винтовку! Ну, в последний рз предупреждю!

Он увидел, что Ромк собирется ступить н вторую лестницу, зкусил губу – и лестниц згудел от удров, и две верхние ступеньки рзлетелись в щепки.

Ромк побледнел, взялся левой рукой з шткое перильце – и шгнул н уцелевшую ступеньку.

Автомт поднялся снов.

Рздлся выстрел. Чуть отдленный: стреляли с полуторст метров: может, с двухсот. Немец дернулся вверх, пошел-пошел в сторону, теряя н ходу втомт, зпутлся спогми в трве и сел.

Ромк медленно сошел еще н пру ступеней и тоже присел, держ винтовку под мышкой. Немцы словно збыли о нем, глядели куд-то в сторону. Сейчс бы по ним пльнуть… Ведь их двое остлось, у него кк рз дв птрон. Но стрелять отсюд было бы ужсно неудобно: пок примостишься между ступенькми…

Еще выстрел – Ромк уже приметил куст, из-з которого стреляли, – и пулеметчик повлился из коляски.

Опомнившись, водитель рывком бросил мотоцикл между опорми. И – влево-впрво, влево-впрво – пошел зигзгом через луг вниз по склону. Но сверху все это выглядело слишком просто. Ромк медленно поднял винтовку и сбил немц с первого же выстрел. Мотоцикл промчлся еще несколько метров, попл в рытвину, повернулся и зглох.

Ромк тяжело спустился по лестнице. От нижней площдки до земли было больше пяти метров. В другое время это его бы не остновило: просто спрыгнул бы – и все. Но сейчс он чувствовл, что прыгть нельзя. Что обязтельно подвернет или сломет ногу. Вот ткое отвртное было у него смочувствие.

Он бросил н землю винтовку, обхвтил бревно и съехл по нему вниз.

К Ромке подошел мленький крснормеец. Совсем мленький – хорошо, если метр полтор в нем нберется. Узбек. Ткое лицо, что срзу видно: не просто восточный человек, именно узбек.

– Мотоцикл хороший. Бистрый, – скзл он и поскреб ногтем приклд своей трехлинейки; н Ромку он поглядывл кк-то мельком, может, от избытк вежливости, скорее от зстенчивости. – Мой никогд не ездил.

– Сейчс прокчу.

Ромк глядел н свои лдони и пльцы. С внутренней стороны они были ободрны до розового; лишь в нескольких местх остлись островки – двешняя корк.

– Ну и рботк…

Он терпеливо ждл, пок узбек перебинтует ему руки своими индивидульными пкетми, потом они подобрли втомт, ндели для мскировки немецкие кски, подняли мотоцикл и поктили по тропкм в сторону шоссе. Потом они выехли н проселок и увидели, кк немцы гонят через луг большую колонну пленных крснормейцев.

– Н пулемете умеешь? – спросил Ромк.

– Это хорошя пулемет, – кивнул узбек, усживясь в коляске поудобней и попрвляя ленту.

И они бросились в тку.

Уже через несколько секунд Ромк опять остлся один. Он в одиночку бился со всей немецкой охрной; вокруг лежли свои – и не поднимлись: он кричл им, звл их – они не поднимлись. Они почему-то продолжли лежть, и это длилось ужсно долго, тк долго, что у кого угодно нервы бы не выдержли. Но Ромк знл: ндо продержться. И он дождлся, что они поднялись, и совсем не удивился этому: люди судят других по себе, уж Ромк-то Стршных, не рздумывя, брослся в любую дрку, где были свои. Это ведь тк естественно…

8

Мотоцикл мчлся к проселку не кртчйшим путем, нискосок. Мневр покзлся немецким мотоциклистм очевидным; не имея возможности стрелять, они тоже устремились к проселку, полгя, что первый, кто н него выедет, получит перед противником изрядную фору. Они не могли знть, что проселок Ромке вовсе и не нужен. Его привлекл орешник.

По долгу службы ему были известны в этой местности все входы и выходы, и он вел мотоцикл с тким рсчетом, чтобы проскочить зросли в их смом узком месте; кстти, кк он будет, двигться дльше – Ромк тоже знл.

До проселк оствлось меньше двухсот метров.

Проселок был виден длеко в обе стороны. По нему пылили несколько немецких мшин, првд, с большими интервлми, почти все бензовозы для звтршних и послезвтршних смолетов, которые будут здесь бзировться. Водители н мневр мотоцикл срегировли естественно: те, что успели миновть незримую точку, где погрничники нмеревлись пересечь проселок, нддли гзу; те же, которым до нее было длеко, стли тормозить и рзворчивться. В неопределенном положении окзлся только один бензовоз: он сперв гнл, потом понял, что не успевет, и стл гсить скорость. Водитель смотрел испугнно и не пытлся стрелять, когд увидел, что пулемет МГ в рукх скрючившегося н коляске Герки Злогин нведен н его мшину, он дже змхл рукми, энергично покзывя, что в них ничего нет и что он не собирется вмешивться в события.

– Бей! – зкричл Стршных.

– Но ты же видишь…

– Бей, сопля! Может, он в спину хорошо стреляет.

МГ коротко зстучл, но ничего не изменилось, только немец еще энергичнее змхл рукми и рзевл рот. Злогин удрил еще рз, более щедро. И опять ничего не изменилось, хотя бензовоз, словно уступя дорогу, отвернул в сторону и ткнулся в кювет. Но когд они проезжли мимо. Стршных успел зметить крем глз, что шофер уже мертв. А потом их швырнуло вперед горячей волной, вбило в кусты. Прямо чудо ккое-то, что не перевернулись.

И нчлось.

Пули зщелкли вокруг, срезя ветви; встречные кусты хлестли по лицм. Стршных не успел сбросить скорость, отвернул один рз, другой, через третий куст промчлся нсквозь и зтем еще через один. Это его обмнуло. Он решил, что, пожлуй, прорвется нпролом – и мощность, и мсс мотоцикл были подходящие, – повел мшину почти прямо, беспокоясь лишь, кк бы не перевернуться, и они тут же зстряли. Куст попл между мотоциклом и коляской.

Сбоку был небольшя выемк. Погрничники згнли в нее мотоцикл. Это было кк рз вовремя, потому что пули успели продырявить коляску.

Ям был сырой, но просторной. Стршных выключил мотор, однко Тимофей скзл: «Пусть рботет». «Конечно», – скзл Стршных, досдуя н свою несообрзительность, и включил его снов. Мотоцикл колол воздух, кк целя бтрея петрд.

– Хорошо бы этого прня здесь положить, – Тимофей глядел н скулстое, с пигментными подплинми лицо убитого узбек. – Только зкопть не успеем. Жлко.

– Нет! – отрубил Стршных. Больше ничего не добвил и приготовился зщищть это свое «нет», уж больно ктегорически оно прозвучло; после предыдущей его реплики эту могли рсценить, кк попытку ревнш. Но с ним не спорили. Обоих срзу стло понятно, что убитый зслужил нстоящих похорон с душевной ндписью нд могилой. Может, это было не очень рзумно и удобно, во всяком случе – очевидня обуз в их положении. Но одно короткое слово – интонция – окзлось убедительней кких бы то ни было сообржений. Глупо спорить, он прв, решил Тимофей и кивнул, что соглсен.

– Послушйте, – скзл Герк, – мне это место что-то не нрвится. Здесь сыро. Мы в дв счет простудимся. А летний грипп, это ведь ткя пкость – хуже не бывет.

– Лдно, не нервничй, – скзл Тимофей, – они еще не вошли в орешник. И они еще сми не знют, будут ли входить.

Он повернул голову к дороге; совсем недлеко от них нд верхушкми кустов низко и лениво клубился тяжелый дым от горящего бензовоз. Выстрелы поредели. Оно и понятно: хоть кк рзбирло немцев, но нельзя же бесконечно вслепую бить по кустм. Мотоцикл вколчивл звуковой збор, от которого зклдывло уши и приходилось чуть ли не кричть, чтобы тебя слышли другие.

Тимофей сделл знк, и Стршных, успевший зкрепить вело узбек вдоль коляски двумя ремнями, кк мог плвно убрл гз.

И срзу стихл стрельб.

– Теперь для них згдк, – прошептл Тимофей. – Может, думют, мотоцикл подбили, может, и еще что.

– Ох, чует мое сердце, – вздохнул Герк, – дрпть ндо. Помлу поктим этот дрндулет, кк выгребем н чистое…

– Крснормеец Злогин, здесь не прлмент, – оборвл Тимофей.

– Тк точно, товрищ комндир, здесь не прлмент.

– Держите свое мнение при себе. Пондобится – см спрошу.

– Вс понял, товрищ комндир.

– Вольно.

– Вы думете, они тк просто отпустят нши штны?

– Нет. Мы для них вроде отдушины, чтобы сердце смягчить. Тк они нс не отпустят, – улыбнулся Тимофей.

Стршных, чутко ловивший кждый звук, живо к ним повернулся:

– Тим, мотоциклы впрво поктили. Ндо думть, через Дурью блку хотят нм в тыл войти.

– Все три?

– Похоже. Что им здесь делть?

– Првильный мневр. Все првильно делют, черти. Сейчс в цепь рзвернутся… – Тимофей зтих, всем телом слушл. Вдруг встл. – Ну, Стршных, н тебя вся Россия смотрит.

– Не дрейфь, комод, – осклился Ромк. – Вот увидишь: еще сегодня будешь в медснбте крхмльным бельем хрустеть. Это я тебе говорю. Мое слово.

– Дй-то бог! Мне в медснбт, Ром, во кк ндо! Понял? У меня с этими гдми свои счеты. И если без меня упрвятся, я себя всю жизнь грызть буду – понял?

– Они пошли! – перебил Злогин.

– Знчит, и нм пор. Будь готов: чуть ккя дрк – ты к пулемету.

– Смо собой, – скзл Злогин.

– Ну, Стршных!..

– Спокойно, ребя, со мной не пропдете. Вперед!

Они выктили мотоцикл из ямы. Опять рядом был смерть: пули фыркли в листве, вырывлись из соседнего куст и с кким-то пдющим звуком исчезли впереди, стучли по веткм. Это стригли втомты. Немцы вошли в кустрник просторной цепью, и по тому, кк то в одном, то в другом месте брызгл выстрелми испугнный втомт, было ясно, что взялись они з дело всерьез, что бредень густой – сквозь него не проскочишь. Потом где-то довольно близко, но в сторону, пробубнил несколько выстрелов крупноклиберный – откуд-то уже успели подбросить. «Злогин прв, – подумл Тимофей, с трудом втискивясь в коляску, – их по-нстоящему рзобрло. Тк просто нши штны не отпустят…»

Узбек был мленьким, и при жизни, нверное, почти совсем не знимл мест. Но убитый он словно вырос, его тело стло удивительно громоздким и кким-то твердым, неподтливым, хотя убило его всего несколько минут нзд. Тимофей привлился к нему и зкрыл глз.

Мотоцикл сперв ктил не спеш. Об втомтчикх Стршных не думл. Или попдут, или нет, – знчит, будь что будет. Кк только немцы вступили в орешник, они лишились возможности следить з погрничникми по шевелению кустов. А слепых пуль бояться – тк лучше вовсе с печи не слезть. Ромку зботило другое: немецкие мотоциклисты. Счстье, что местность они знют плохо. «Сейчс они уже выскочили из блки, добрлись до речки, – рсклдывл он их мршрут, – и повернули в объезд орешник. Они ндеются нс перехвтить. Ну-ну! Что они будут делть, когд через две-три минуты упрутся в излучину, в обрыв, где им не проехть? А мы кк рз из кустов выскочим: здрсьте! Прямо н глзх, но для стрельбы длековто; и, чтобы продолжть погоню, им придется потерять еще несколько минут, пок будут искть брод. Жль, брод совсем рядом. Ну ничего, кое-что мы успеем выгдть», – решил Ромк, ужсно довольный собой и тем, кк все склдывлось.

Он сдерживл мотоцикл, пок немцы их не нщупли, пок воздух не зныл от пуль, которые потянулись к ним отовсюду. Дже Тимофей не выдержл и крикнул: «Гони!» – и он рвнул опять нпрямик, нпролом, не рзбиря дороги. Мотор выл и гремел, Герк то и дело сосккивл, тянул вверх то зднее колесо, то коляску, при этом тк трщил глз от нпряжения и тк орл, что можно было подумть, что он идет н побитие мирового рекорд. И Тимофей орл, и Ромк, ж горло зскребло. Они дже не вырвлись – вывлились н луг и увидели слев мотоциклистов, но это было уже не стршно, глвное – от облвы оторвлись, с того берег стрелять по ним было совсем не с руки – до тех пор, пок немцы не увидят их уже н горке. Но тогд тем более, ищи свищи, черт с дв в них попдешь н тком рсстоянии.

Это были минуты блженств. Ушли. Ушли!.. Смерть остлсь где-то тм, позди, длеко позди и внизу, в стрекочущих кустх, в сердцх обескурженных немцев. Он еще бросил им вдогонку несколько свинцовых кмушков, когд они взлетли н прокленный солнцем бугор, но это уже было несерьезно, потом стометровый шлейф пыли зкрыл их, кк дымовя звес, и они испытли слдостное облегчение победы.

Рзве теперь, после пережитого, они могли принимть всерьез кких-то мотоциклистов, по сути – рвных противников? Впервые рвных противников.

Смешно думть об этом; они проедут еще километр и отвяжутся, рссудил Стршных. И выжл из мотоцикл все, что умел, чтобы помочь немцм нйти это очевидное решение.

Потом он подкрепил свои доводы неким изящным мневром, после которого выигрл еще сотни три метров.

Потом он вдруг понял, что его почти прижли к грнице. Пересекть ее Ромк не собирлся: если здесь он знл все, то з кордоном хозяевми положения срзу стновились немцы. Ромк спохвтился кк рз вовремя, чтобы успеть вывернуться. «Эк нстырные прни, – подумл он, – ведь они знют свое дело!..»

Тут он впервые поствил себя н место противник и признл, что ничего сверхъестественного не происходит. Если немцы – профессионлы, уверенные в себе опытные вояки, то с чего вдруг они будут уступть втрое слбейшему противнику? «Ну конечно, ведь их втрое больше! – понял Ромк. – Я-то, дурень, не придл этому знчения, для них, может, это глвный ргумент».

И ему предствилось, что и немцы, может быть, внчле думли просто догнть его, когд сообрзили, что этот номер не пройдет, стли зжимть его в ккой-то угол.

Ясное дело: их втрое больше, и они нстолько уверены в успехе, что для них это не поединок, не бой – гон! Они гонят зйц, они просто охотятся – вот что они делют!..

З ткую смоуверенность ндо нкзывть, решил Стршных, однко вовремя вспомнил, что он не один. Тимофей был плох, дже приглядывться не требовлось, чтобы понять, чего ему стоит борьб со слбостью; он сидел прямо, слишком прямо, слишком нпряженно, кк сидят только из последних сил. Его ндо в лзрет сегодня, сейчс же. «Вше счстье, гниды!» – пробормотл Ромк, и сложным зигзгом увернулся от немецкого трезубц, и зпутл след, и совсем было решил, что перехитрил немцев и ушел, но тут з рощей появился, нктывясь, точно по дресу, коричневый шлейф, и с другой стороны – еще один, вот и третий клубится, и н его острие – неясный мелькющий комок мшины…

Ткой же шлейф выдвл и погрничников. Пок ктишь по тропкм через рощу или режешь нпрямик через лужок – еще куд ни шло. Но любой проселок, дже стежк, если он был мло-мльски рстоптн и высушен солнцем, буквльно всплывли в воздух от млейшего прикосновения острозубых протекторов.

Стршных снов попытлся оторвться, потом еще рз… Немцы висели прочно. Однко действовли несоглсовнно, и только поэтому погрничникм пок что удвлось ускользть от прямых удров. Првд, у немцев было опрвдние: гонк велсь н предельных скоростях, немцы едв-едв успевли, у них просто не было минуты, чтобы принять единый плн. Но время рботло н них. Кк только они зметят, что Стршных вовсе не свободен в выборе мршрут, мечется в прямоугольнике дв н пять километров, ему несдобровть. Зжмут, кк поршнем придвят к ферме, или к зпруженному войскми шоссе, или к тому же выгону. И все же Ромке н это было бы нчхть; был бы он один – не здумывясь, продолжл бы эту крусель, крутил бы ее и крутил – до визг, до огня в подшипникх – это был его стихия! Его подстегивл зрт. В душе у него пело, поднимлось кк рдость, он нслждлся этой игрой. Ах, был бы он один! – вот порезвился бы он! Ткие бы устроил «кошки-мышки» – н чс! может и до вечер, если б не ндоело. Он кружил бы до тех пор, пок не ндоело, испытывл бы свое счстье, свой фрт, потому что в этом для него был вся жизнь, весь ее смысл. Он всегд тк жил…

Но Тимофей, уж кк он ни был плох, скоро сообрзил, что происходит, и скзл тким тоном, что было ясно – это прикз:

– Кончть ндо с ними, Стршных.

– Есть кончть!

Он и см видел: погоня уже перешл в стдию, которя у шхмтистов нзывется повторением ходов. Кк только это зметят и немцы, они смогут предвидеть его действия, и тогд – привет ббушке! Вот и вся цен мечтм о крусели до вечер.

Впереди покзлся стрый грейдер, узкий стрый грейдер, обсженный высокими дуплистыми тополями. Здесь если врг не убьешь срзу и он зляжет з ткое дерево, его оттуд не выковыряешь. Для зсды не годится.

Но если спуститься по тропинке к реке… если один зляжет здесь, в кювете, смому рзвернуться в прибрежном кустрнике и тм поджидть… и когд они нчнут спускться – встретить…

Стршных нчл неприметно сбрсывть скорость, двя немцм приблизиться. Пусть войдут в визульный конткт, пусть видят, что я делю: пусть доверяют клиенту!

Вот уж и грейдер гудит под колесми, тополя слев и спрв – совсем рядом. Д это ж совсем древняя дорог, двум мшинм не рзминуться, понял Стршных и почему-то обрдовлся этой ненужной догдке. Потому-то по ней никто и не ездит, по этой дороге, ухмыльнулся он и скзл через плечо Злогину:

– Гляди, я сейчс поворчивю, ты с втомтом в кювет. Я их снизу встречу, и, если попытются злечь, вжришь им в зд.

– Ну уж нет! Пулемет – мой кусок хлеб. Тк что бери свою мшинку и см вли в зсду.

– Д ты хоть н мотоцикле умеешь?

– Рзберусь.

Тк и вышло. Немцы едв перевлили кювет, кк дли полный гз, причем одн мшин неслсь по тропинке, другя прямо через лужок, по высокой трве, нперехвт: немцы уже знли этот порядок ходов и хотели выгдть н нем темп. Третья мшин отстл почти н километр, и, если бы здесь был другя геогрфия, если б лужок был хоть чем-то зкрыт, возможно, и эт кинулсь бы в бой, чтобы, н худой конец, попытться выручить своих. Но, кк нзло, лужок с грейдер просмтривлся отлично, и немцы видели, что произошло с первыми двумя мшинми. Не доезжя трехсот метров, мотоцикл резко зтормозил, рзвернулся, Ромк вслед ему дже пльнуть не смог, хотя бы просто тк, вместо соли н хвост – птроны у него в мгзине опять кончились, зпсных больше не было.

Один мотоцикл горел. По Ромкиной вине: он увидл, что из-под перевернувшейся мшины выбирется пулеметчик, и удрил по нему, не целясь. Еще двое были убиты нповл, одного нсмерть придвило мотоциклом.

Стршных постоял, прислонясь плечом к рубчтой коре тополя. Тихо. Трв пхнет – одуреть можно. Жуки летют. Перепел переговривются… Только где-то з холмми ворочется гром. Стршных прислушлся. Тк и есть – семидесятипятимиллиметровые. Густо бьют. Бой хорош, или просто снрядов – бери не хочу. Но длеко это, ох длеко!..

Мотоцикл горел с треском, плмя гудело, кк в трубу. Плмени почти не было видно; оно угдывлось только н фоне дым – густого, чдного от бензин и крски. Дым сперв нерешительно рсползлся во все стороны, но потом, словно щелочку ншел, кк-то весь срзу потек вниз, в сырую ложбину, к речке.

– Тебя что – рнило? – крикнул Злогин, зметив нконец, что Стршных все не идет.

Он подъехл снизу н мотоцикле и дже успел перевернуть горящую мшину, пытясь погсить плмя, но тут же убедился, что это не просто, возиться времени не было. Тимофей сидел в коляске кк-то боком, почти лежл; издли не было видно, открыты его глз или нет.

Стршных побрел через высокую трву, волоч втомт почти по земле. Остновился возле немц, которого минуту нзд убил. Его обгоревший мундир был изорвн пулями. И лицо хоть и немного обгорело, уже не рзберешь, сколько ему было годочков. «Моя рбот, – подумл Стршных. – Я его убил. Минуту нзд он был еще жив; совсем живой, он гнлся з нми, уверенный, что перестреляет нс. А я его убил. Живого человек. Живого человек», – еще рз упрямо повторил Стршных, прислушивясь, не дрогнет ли у него в груди хоть что-нибудь. Но ничего не дрогнуло. Пустые слов. Когд он смотрел н этого убитого им фшист и произносил «живой человек» – это были пустые слов. Просто фшист – и эти слов не совмещлись. А может, причиной всему был т груд полусгоревших товрищей в провле котельной или пристреленный в упор Эдьк Постников, которого он узнл только по ндписи н ремне.

– Ты чего скис? – Злогин, уже весь вымзнный в сже, попробовл зглянуть ему в глз. – Мучешься, что укокошил фшист?

– Нет. Просто устл.

– Ншел время! Двй помоги обыскть их. А то комоду нечем будет перевязку сделть.

– А см не можешь?

Злогин посмотрел н трупы, медленно повернулся к Ромке, покчл головой.

– Не могу.

– Мертвяков боишься?

– При чем здесь мертвяки? Что мертвяки, что живые… Но… лзить по чужим крмнм…

Стршных едв не рссмеялся – тким нивным это покзлось ему пончлу. И уже собрлся скзть: «Ну, рз ты щепетильный…» – но предствил, кк будет выворчивть крмны немцев… Нет, это не тк просто! Он почувствовл, что должен снчл сломть что-то в себе. Инче не сможет. Ккя глупость! – попытлся он переубедить себя, потому что не хотел ничего в себе ломть, и все-тки понял – придется.

Их воспитли н иделх столь чистых, что млейшее отступление от них уже кзлось кощунством…

– Двй поищем в бгжникх, – предложил Стршных. К горящему мотоциклу подступиться было уже невозможно, и они побежли к уцелевшему. Шерстяное одеяло, дв пкет НЗ, две бнки консервировнной колбсы, бухнк хлеб, почтя бутылк чего-то спиртного, термос с ккой-то бурдой, похоже – с кофе, дльше нсос, зпсные кмеры, инструмент, коробки с птронми – целое богтство, индивидульных пкетов нет.

Н золотисто-коричневой этикетке бутылки крсовлсь голов оленя с густыми рогми. Стршных вынул зубми пробку, стртельно обтер горлышко руквом и лдонью, сделл один глоток, потом еще несколько. Зжмурился.

– Хорош штуковин! Прямо огонь по жилм. Попробуй, – предложил он Злогину.

– Я не пью.

– Д брось ты! Нркомовские тебе положены? Положены. Ежедневно! Знешь, кк снимет устлость?

– Не хочу.

– Глупо. Ну, я твою долю комоду отдм, лдно? Ему это сейчс во кк ндо. Совсем скпустился.

Тимофей здремл н минуту, может быть, слбость сморил. Но Ромкины шги он услышл и открыл глз.

– Почему мы здерживемся?

– Сейчс поедем, – скзл Стршных, отметив про себя, что, пожлуй, Егорову хуже, чем он предполгл. – А ну зглотни, только помлу.

– Смогон?

– Послбше будет. Но до снбт н этом гзу ты продержишься.

Только сейчс Стршных зглянул в бгжник своего мотоцикл. Здесь тоже было припсено немло всякого добр – кроме бинтов. Он вернулся к Злогину. Герк сидел н корточкх возле здвленного лейтеннт, перед ним лежл черный кожный бумжник немц, см он рзглядывл фирменную фотокрточку: этот же лейтеннт, только в прдном мундире и с медлями, рядом полненькя блондинк, светлоглзя, в пермненте, между ними совсем мленькя девчушк, вся в локонх и шелке.

– Кончй. Если те возвртятся с подмогой – худо нм будет.

У второго пулеметчик в сумке они ншли то, что искли.

Они збрли коробки с птронми, три втомт, бинокль и «вльтер» лейтеннт. Збрли весь съестной припс и одеяло. Бензином почти не удлось рзжиться, видть, вчер немец неплохо поездил, срзу подзпрвиться поленился, сегодня когд ж ему было этим знимться, еще и к восьми не подошло, когд нчлсь зврушк.

Потом они посовещлись, стщили с лейтеннт френч (он был совсем новенький, дже не порвн нигде) и предложили Тимофею ндеть. Ведь, по сути, он был до пояс голый. От гимнстерки остлся лишь првый рукв, и воротничок, и клочья мтерии н груди и спине; куд больше тел зкрывл бинт.

Но Тимофей дже примерять не зхотел. Шнпс уже действовл. Егоров сидел свободно, и глз были ясные.

– Нет, – скзл он, зворчивясь в одеяло. – Сойдет и тк.

Стршных збрлся в седло.

– Ну что, н север двинем? Тм вроде нши шумят.

– Нши сейчс везде, – скзл Герк. – Тк что это не горит. Может, снчл человек похороним? Гля, место ккое клссное. Тихо, крсиво.

– Вот сейчс нбегут сюд фшисты – получишь тишину – скзл Ромк и повернулся к Егорову. – Твое слово, комндир.

Тимофей кивнул.

– Н север сейчс невозможно – через шоссе не проскочим. Ночи ндо ждть… И хоронить бы кк – грешно. Мы что – боимся их? или удирем?.. Лдно, двй н хутор к Шндору Брце.

9

Этого венгр хорошо знли все окрест. Он рзводил хмель, держл несколько коров, однко был из тех, про кого говорят, что у них зимой снег не допросишься. Короче – куркуль. Его двно бы следовло отселить куд поглубже, зон был ткя, что подозрительным личностям в ней нечего было делть; но грниц только обживлсь, освивлсь; до хуторянин руки у нчльств тк и не дошли.

Хутор стоял нд речкой; не высоко, но в смый рз – его никогд не зливло, холм был глинистый, всегд сухой. Крепкий кирпичный дом, крепкие сри и коровник, крепкя огрд. С север от реки к хутору подступл ухоженный яблоневый сд. Сд охвтывл хутор с трех сторон, оствляя открытой только южную, солнечную, где был двор.

Когд погрничники подктили к воротм, хозяин уже встречл их. В новом костюме, в нчищенных спогх и с трубкой. Он слишком поздно увидел, с кем имеет дело; уходить было неудобно, д и рисковнно. Он сунул трубку под седые усы, сузил белесые глз и ждл.

– Здорово, Брц! – весело прокричл Стршных, зтормозив тк, что венгр с ног до головы обдло пылью; тот, впрочем, и не поморщился.

– А я думл, что вы уж все прошли божий суд, – скзл он, нмеренно коверкя речь. Это был хоть и демонстрция, однко беззлобня: кждый утверждет свою смостоятельность, кк умеет.

– Для нс повесток не хвтило. Пок новые нпечтют – поживем.

– То-то, гляжу, один уж зрботл вечную жизнь.

– Нд чем смеешься, змей! – без всякого переход рссвирепел Стршных и соскочил с мотоцикл, но Тимофей успел удержть его з руку.

– Здрвствуй, дед, – скзл он. – Меня-то что, не признешь?

– Трудно тебя признть, кпрл, дй бог тебе здоровья.

– Помоги, Брц. Товрищ вот схоронить ндо.

– Хорошо, гляжу, бегете.

– Лдно тебе. Говори – выручишь ли нет?

– Небось сми и похороните, – скзл венгр, и опять ухвтил трубку крепкими желтыми зубми, и все стоял, переводя неторопливый невырзительный взгляд с одного погрничник н другого. Зтем кивнул Злогину: пошли, мол, – повернулся и зскрипел спогми через двор.

Герк не срзу последовл з ним. Легким скользящим шгом он прошел перед воротми, согнувшись почти к смой земле, всмтривясь в следы. Вернулся более широким полукругом, рсслбленно выпрямился и скзл Тимофею:

– Сегодня здесь еще никто не проезжл.

Но втомт все-тки перебросил из-з спины под мышку и поствил н боевой взвод.

Они пропдли долго. Нконец появился Злогин, неся две лопты и мленькое ведерко с молоком, следом венгр с двумя домшними крвями, с куском сл и кким-то свертком, от которого терпко пхнуло зстоявшимся густым зпхом полыни.

– Это тебе, кпрл.

Тимофей рзвернул сверток. Это был стря квлерийскя куртк, скжем дже больше – дргунскя, только Тимофей не знл тких тонкостей, д и все рвно ему было. Глвное – ее можно было и не противно ндеть. Шили куртку, видть, из хорошего прочного сукн; от него теперь остлсь, по сути, одн основ, но тусклый, когд-то шикрный позумент уцелел весь, и пуговицы о орлми тоже. Реликвия! Однко Тимофей был рд.

– Здоровый был мужик, – похвльно оценил Тимофей. – Чья это?

– Небось моя.

– Скжешь! – не поверил Тимофей. – Д в ней двоих тких, кк ты, спеленть можно.

– Если б ты до моих лет дожил, небось усох бы.

– Нет! У нс ткой корень – все больше в толщину идем – улыбнулся Тимофей, влезя в куртку; он окзлсь ему в смый рз. – А с чего ты решил, что я не проживу с твое?

– Если с этими рыцрями не поедешь, у меня остнешься – может, и проживешь. Может, еще и сто лет жить будешь.

– А с ними, думешь, убьют?

– Это уж кк Иисус рссудит. Только куд уж вм уберечься.

Тимофей долго ел молч. Потом скзл:

– Не могу, Шндор. Я з них в ответе. Понимешь? – не могу я их бросить… Если б еще пеши были, обузно для них – это понимю, обмозговть еще можно было бы. А тк нет.

– Твоя воля, кпрл. Небось немец меня не тронет. А ты н молочке кк гриб поднимешься, еще до червей.

– А! ккой слдкий! – гыркнул Стршных, отствляя ведерко. – Выдст он тебя, Тимош, кк пить дть выдст, стрый змей. А себе з то пру соток под огород выклянчит. Или того больше – лужок для коровушек! – Он зло зсмеялся. – А ты не подумл, Брц, что еще через неделю мы возвртимся д кк хрястнем тебе по шее?

Венгр выслушл его спокойно, вынул трубку.

– Когд я был ткой же дурной, кк ты, прубок, я тоже всех людей судил по себе, – скзл он, еще больше коверкя слов.

– Лдно, – скзл Тимофей, – посоветуй, дед, где нм товрищ схоронить.

– Н погосте нельзя сейчс, – скзл венгр. – Тм уже эти.

– Ему и не обязтельно н погост. Он солдт.

– Есть хорошее место. Тихое. И земля легкя. Это з огороженным выгоном, вон тм, н сходе, может, видли – возле двух стрых груш. Было три, тк одн усохл. Спилили.

– Зню! – оживился Герк. – Высот сорок один.

– Это н вшем учстке, – соглсился Тимофей.

– Шикрное место. Видок оттуд – зкчешься! Я покжу, кк проехть. Тут просто.

– Ты уж приглядывй з могилкой, – скзл Тимофей, втискивясь в коляску. – Прощй, дед.

Венгр чуть кивнул.

– Лопты тм оствьте. По-нд вечер схожу – зберу.

– Прощй.

Место окзлось – себе лучше не пожелешь. В полчс они выкопли могилу метровой глубины, тело обложили свежим густым лпником и зкопли н совесть, плотно, чтобы не срзу могил просел. Сверху положили припсенную Геркой дощечку, н которой нписли все, что полгется в тких случях. Получилось не очень подробно – Стршных знл только имя этого прня, – зто брло з душу. Дощечку зкрепили кмнями. Потом Ромк хотел дть прощльный слют и дже зупрямился, нстивя н своем, когд Тимофей скзл «нет». Тогд Тимофей тк скзл «нет», что Ромк сдлся, хотя еще долго после этого дулся н товрищей.

Решив дожидться темноты, они ншли укромное местечко, нметили порядок крулов и звлились отдыхть. Но прошел чс, прошел другой: спть не мог никто.

– Время только зря портим, – не выдержл Стршных. – Если хотите знть, я улвливю противоречие в нших рссуждениях.

– Не в обиду будь скзно, товрищ сержнт, – срзу отозвлся из кустов Злогин, – плохо вы его учили. Никчемушный он солдт, этот Стршных.

– Поясни, – скзл Тимофей.

– Спрвный солдт еще не лег, уже спит…

– Я к чему веду, – продолжл Стршных, словно и не слышл этих реплик, – ты ж ккой сейчс воин, Тим? Смешно скзть. Тебе в койку ндо. И поскорее. А мы все в дрку лезем. Где пльб погромче.

– Ну?

– А ндо бы туд, где тихо. До своих скорее добежим.

– Нпример?

– Хотя бы в рйцентр. Его ведь тк просто нши не сддут. Должны держть. А тм больниц…

Тимофей думл недолго.

– Лдно. Зводи мотор.

До рйцентр было километров двдцть с гком, но мест все знкомые, и Стршных не зрывлся, дже осторожничл, тк что проскочили без приключений. Они уже решили, что дело сделно, и в рйцентр въехли открыто, однко тм окзлось полным-полно немцев. Погрничники спслись только потому, что немцы слишком поздно их рзглядели – может, приняли з своих, может, им и вовсе было нплевть, кто это, тк они были уверены в своей силе и безнкзнности; короче говоря, когд под свист пуль, гогот и улюлюкнье они все-тки блгополучно зюлили в чщу, было решено двигться н восток не нобум, держться поближе к шоссе. Этим нисколько не уменьшлсь вероятность встречи с немцми, зто они могли быть уверены, что идут к цели кртчйшим путем: это ткя мгистрль, которую нши должны были держть. Не здесь – тк где-нибудь подльше держт. Потому кк этим они немцу горло жмут. Выходит, где-то по-нд шоссе должны были быть свои.

Осуществить этот плн окзлось нетрудно. Немцы охрняли шоссе только в непосредственной близости, дльше у них пок руки не дошли, не до того им было – они стремились, мчлись, летели плотным кулком н восток. Првд, погрничникм все же довелось пострелять. Это случилось двжды. Похоже об рз им встретились рзъезды или рзведгруппы. Об рз противники змечли друг друг еще в бинокль, и стрельб носил скорее предупредительный хрктер. Возможно, тут сыгрло свою роль и некоторое рвенство сил. А рисковть без особой ндобности охотников не ншлось.

Потом пошли горы.

Потом кончился бензин. А фронт все не было слышно. И судя по тому, что кк рз в это время длеко внизу, едв рзличимя отсюд, по шоссе шл огромня, првд, н совесть охрняемя интенднтскя колонн, фронт был еще не близко.

Бензин кончился где-то около полудня. Стршных ждл этой минуты двно, он был готов к ней – в смом деле, не бездонные же бки у этой мшины; поэтому дже досды не почувствовл, отрулил мотоцикл с тропинки в удобный просвет между двумя смерекми, ловко объехл торчвшие из мх глдкие грнитные зубцы и, когд пружины под сиденьями в последний рз охнули и зтихли, скзл:

– Вот и все.

– Может, тк оно и лучше, – скзл Тимофей. – Меньше риску нпороться н фшистов. Идти – не ехть. Не тк сподручно, зто верняк.

– Нет, – скзл Стршных, – кбы ты здоровый был.

– Лдно. Уже близко. Кк-нибудь дойду.

– Есть идея, – скзл Стршных. – Скромня генильня идея.

Он прошелся возле мотоцикл, рзминя ноги, тряс ими поочередно. Это покзлось ему недостточным, и он стл мссировть икры. Здесь не было ни ветр, ни птиц, дже нсекомые молчли, может быть из-з полуденной жры. Только нтужно гудели длекие моторы д потрескивл бинт, когд Злогин выдирл его из бурых пятен н груди Тимофея. Геркины руки знемели от нпряжения и нчли дрожть. Чтобы скрыть это, он отер руквом гимнстерки свое взмокшее восковое личико, потом и совсем опустил их,

– Дядя, хочешь рсскжу, что ты придумл?

– Вляй.

– Очень просто, дядя. Мы с тобой сейчс берем по втомту, спускемся к шоссе, нпдем н немецкую втоколонну и рзбивем ее, зхвтывем книстру горючего, после чего продолжем путь н этой вот керосинке.

– А у него котел врит, ? – не рстерялся Стршных и улегся н мох, зложив руки з голову. Но глз не сводил с груди Тимофея; очень ему было интересно, сколько же у сержнт рн. – Кк говорится: ум хорошо, полтор лучше.

– Мы пойдем пешком, – скзл Тимофей.

– Но ведь если остновить одинокий бензовоз или просто грузовик…

– Еще немножко, дядя, и ты соглсишься просто нйти н обочине одинокую книстру. Но для себя я решил, что если и поеду дльше, тк только н «опель-дмирле».

– Вы слышли прикз? – скзл Тимофей.

– Тк точно, – скзл Злогин.

– Д ну тебя, Тимош, в смом деле! – скзл Стршных.

– Крснормеец Стршных, дв нряд вне очереди. Кк только прибудем в чсть, нпомните мне о них. Ясно?

– Еще бы.

– Почему отвечете не по форме?

Стршных поднялся и, стоя довольно свободно, но не рзвязно, ответил:

– Виновт, товрищ комндир отделения. Вс понял.

– Лдно. Ты бы уж кончл перевязывть, что ли, – скзл Тимофей Злогину. – А то вроде пр туд проникет. И дышть вроде нечем.

Злогин вынул из-под бинтов кндидтскую крточку, по том и комсомольский билет. Билет был проткнут штыком почти у сгиб, и здние, еще не зполненные стрницы склеил кровь. Герке стло жлко своего билет, но он и виду не подл, обтер грудь Тимофея влжным плтком и нчл нклдывть новую повязку, ккуртную и ловкую, словно сдвл экзмен н снинструктор. Бинт не нрвился Злогину, кк и вообще весь немецкий индивидульный пкет. Что-то в нем было не ткое. Однко выбирть не приходилось. «Я уж нши-то бинты не буду выбрсывть, отстирю, еще послужт, – решил он. Нужня вещь, сгодится в деле. Не то что это немецкой дерьмо».

Потом они поели. Не столько из-з голод, сколько из-з невозможности унести с собой всю снедь. Действительно, тщить термосы было нерзумно, груз хвтло и без них, ккой русский стнет пить пустой кофе? – и не зметили з делом, кк от бнки с колбсой и бухнки хлеб дже крох не остлось.

После еды нстроение поднялось. Тимофей велел нново перемотть портянки. Идти черт те куд, д все по кмням, по горкм – ноги в первую очередь беречь ндо.

Для Стршных это было тем более вжно – с чужим спогом шутки плохи. Пришлось н портянку пустить кусок одеял.

– А я вот все думю, – скзл Герк, нблюдя з его мнипуляциями, – куд нши подевлись?

– А никуд! – скзл Стршных. – Еще немец до них не добежл.

– Я не о тех. Я о тких, кк мы.

– Беглецх?

– Почему «беглецх»? Рзве мы от стрх удирем?

– А от чего же?

– От нервенств сил. Оттого, что хотим соединиться со своими.

– Грмотный ты шибко, – скзл Стршных. – Уже и опрвдние придумл. А те, кто не придумывл себе опрвдний, н рздолбнных позициях в последний рз под солнышком греются. Пок не зкопли. Ты хотел их встретить?

– Лдно вм, – скзл Тимофей. – Ты не прв, Стршных. Чего н Герку зверишься? Если по совести, тк я больше всего опслся, что кто-нибудь из нших, из отбившихся, нс же и шлепнет.

– Кто спорит, – соглсился Стршных, – если бы свой подшиб – обидно.

– Снтименты, – скзл Герк. – Ккя рзниц, чья пуля?

– То есть кк – ккя рзниц? – изумился Стршных и кинулся в спор, но не потому, что хотел докзть противное, только из чувств противоречия, из привычного желния делть в говорить ноборот. А вообще-то он н минуту позвидовл Злогину, потому что последняя реплик, по Ромкиным понятиям, был оригинльной, и уже только поэтому ее должен был произнести не кто иной, кк он, Ромк Стршных, незвисимо от того, првильно это суждение или нет; но рз уж случилось инче, он считл делом чести опровергнуть оппонент, пусть дже для этого ему пришлось бы докзывть, что белое черно.

Тимофей попытлся утихомирить их увещевниями, когд не помогло – придумл им рботу: зствил отктить мотоцикл подльше в кусты, в укромное место. Они зпомнили ориентиры, не сомневясь, что вскоре предствится случй извлечь мшину из тйник; уничтожить ее было жлко д и бесхозяйственно. Спор иссяк лишь после того, кк они двинулись н восток. Тимофей прикзл Ромке идти в пятидесяти метрх впереди, в дозоре. Договорились о звуковой сигнлизции. Ромк взял втомт, бинокль и скрылся в кустх.

10

Потом они встретили Чпу.

Собственно говоря, звли его Ничипор Дрбын, он это срзу скзл, но кк-то невнятно, невырзительно, словно выполнил формльность, и что бесполезно нстивть и быть принципильным – все рвно не сейчс, тк звтр он стнет для своих новых товрищей просто Чпой, кк был Чпой всю жизнь, с первых же лет, кк был Чпой для кждого встречного, словно это имя у него н лбу от рождения вырезли. Он был Чп – и этим скзно все. Он был не очень мленьким – вровень с Геркой Злогиным – и уж куд сильнее Герки, здоровьем природ его не обделил; но и силчом его нельзя было нзвть. Он был круглолиц и круглоглз, с широким и добродушным носом-брболей; это было милое и немножко смешное лицо, довольно приметное; уж во всяком случе, когд видел его перед собой, не возникло сомнения, что легко узнешь его среди других. Но впечтление это было обмнчивым. Стоило повернуться к Чпе спиной, кк он тотчс же выпдл из пмяти, и, если потом приходилось с ним стлкивться, человек знкомился с ним зново, и зново – узнв, что этого преньк зовут Ничипором Дрбыной, – нрекл его Чпой, и был очень доволен собой, будто бы он первым до этого додумлся. Ему и в голову не приходило, что он уже знком с Чпой, что вся процедур повторяется в точности уже второй или третий рз. Уж ткя был у Чпы плнид, н которую, впрочем, он никогд не обижлся. Инче он бы срзу перестл быть Чпой!

Погрничники встретили его вскоре. Они перевлили одну гору; вышли к другой, покруче, уже нстоящей горе – с укутнной облкми вершиной, с синевой под ними, – стли огибть ее ложбинми и вот в одной из ложбин увидели тнки.

Первым их обнружил идущий дозорным Стршных. Он дл сигнл: «Жду вс, подтягивйтесь», и когд Тимофей и Герк его догнли…

(Герк тщил об втомт и боекомплект з двоих, и еду, и еще поддерживл Тимофея, подствив ему свободное плечо, все рвно Тимофей уже еле шел: к боли он притерпелся, и его не очень пугло, что рны отвердели и опухли, видть, нчинли гнить, – но потеря крови скзывлсь; крови он потерял многовто для одного человек, и стоило повернуть голову – и земля переворчивлсь, ноги были ткими слбыми, что кждый шг кзлся чудом, он дже здумывться боялся о том, что чувствует, кк ему удется еще идти; и он преодолевл головокружение, тошноту и слбость и ведь о чем-то рзговривл с Геркой, отвечл н ккие-то его вопросы, см думл, кк поступить, не знл, кк же сделть лучше, потому что не для него сейчс был эт рбот – идти; еще один ткой переход – и конец ему, не встнет, кк быть инче – он не знл, уж тк ему не хотелось отрывться от прней, отлеживться в ккой-нибудь избе, остться одному; и он все думл, искл выход, нпрягя всю волю и гордость, чтобы не зикнуться: мол, хорошо бы привл сделть. «Я дойду и не стну им обузой», – твердил он про себя, когд вдруг рздлся Ромкин сигнл, который для Тимофея прозвучл кк сигнл о спсительной передышке, ведь, что бы тм впереди ни случилось, они остновятся, хоть н десять минут, хоть н минуту; они остновятся, чтобы рзобрться в смутившей Ромку ситуции, и тогд можно будет сделть вид, что здумлся, и прилечь… хоть н десять минут)…

Тк вот, когд Тимофей и Герк догнли Стршных, перед ними открылсь ложбин, н дне ее врзброс стояли советские тнки: одн тридцтьчетверк и дв БТ-7.

И кругом ни души.

– Стршных, рзведй, что тут происходит. Только тихо. В случе чего отходи прямо н нс. Прикроем.

…Лечь н спину и зкрыть глз…

Возле смого лиц топчутся Ромкины споги. Словно и не уходил никуд.

– Тим… Тимк, погляди, ккое чудо-юдо я привел.

Не открывть глз. Просто лежть, не открывя глз, не шевелясь, ни о чем не думя, – они ведь должны понимть, кк ему плохо, кк много крови он потерял. Должны ведь когд-то они понять, что он не железный… Просто лежть…

Тимофей дже вздохнуть себе не позволил. Открыл глз и сел. И увидел перед собой Чпу. Глз Чпы были крсны от двних слез, лицо рздергно противоречивостью чувств: горе еще нливло вниз его щеки, концы губ и глз, но рдость уже двил изнутри, и уже угдывлсь ухмылк в пляшущих, срывющихся чертх.

– Почему он плчет? – рсцепил губы Тимофей.

– Вот и я подумл, с чего бы это он? Предствляешь кртину: сидит возле тнк и ревет чуть ли не в голос. Аник-воин!

– Он тебя не трогл? – спросил Тимофей у Чпы.

– Этот? – Чп смхнул под носом, потом и последние слезы стер. – Нвищо ему меня трогть? Или я н ббу схожий?

– Ну мло ли кк можно обидеть…

– Обидеть? Он – меня?.. Т вы шуткуете, товрищ комндир. У ншем селе я тких гвриков…

– Понятно, – перебил Тимофей. – Где остльные?

– Тю! Т я см токечки сюд пришкндыбл. Другим яром. Я ж н вс и подумл, что вы и есть оте остльные.

– А чего ж плкл?

– Обидно. Из сердц те слезы.

– Понятно. Стршных, доложите обстновку.

Ромк перестл двиться смехом, демонстртивно – для Чпы, конечно, – вытянулся по-уствному.

– Тк что, товрищ комндир отделения, лощину я прочесл всю. Пусто. Кроме этого героя. Но он не в счет – приблудный.

– Рзобрлся, что произошло?

– Горючее кончилось. Сухие бки. Все мшины н ходу, у кждой почти полный боекомплект – и ни грмм бензину.

Тимофей смотрел, кк дрожит воздух нд нгретой солнцем тускло-зеленой броней, н вспхнное тркми дно ложбины… Ни души… И это не мирж – это рельность. Можно подойти и потрогть эту угловтую броню и ккуртные клепки…

– Но ведь это же не мотоцикл! – вдруг не выдержл он.

– Ты думешь, они вроде нс…

– Конечно! – Он чуть не зстонл, но сдержлся и скзл себе: «Лдно… лдно…» – и почти успокоился. – Конечно, – уже тихо повторил он, – думют – возвртятся… Но ведь это же тнки! И никкого прикрытия… охрнения…

– Здесь и тк укромно, – скзл Злогин. – И в стороне. Случйно рзве кто нбредет.

– А для обороны неспособно, – деловито добвил Стршных. – Дже охрнять – погляди см! – и то не с руки. Все подходы зкрыты. Бтльон – и тот не упрвится.

Д ведь они, похоже, пытются кк-то его утешить. Его, своего комндир… Вот уж никуд не годится.

– Лдно… Послушйте, может, их зминировли? – встрепенулся Тимофей.

– Ложбин не минировн, – скзл Стршных, – я проверял.

– А если мы их взорвем?

Он поглядел в глз товрищм. Стршных отвел взгляд.

И Злогин отвернулся.

– А что – можно, – скзл Чп. – Упрвимся врз. – Он не понял, почему тк изумленно взглянули н него погрничники, и торопливо пояснил: – Если не честь по-дурному языком, то нши, когд бы сюд ни вернулись, не дознются, чья рбот. Выходит, обойдется без шухеру. А гермнец что тк, что этк с этого во что будет иметь…

И Чп покзл, что с этого будет иметь гермнец.

Цепляясь з кусты, они спустились в лощину. Стршных приволок тнковый брезент, рсстелил в тени терновник; тень был не плотня, легкя, пропускл дыхние солнц, что было совсем не лишним – лощин окзлсь сырой. Тимофей едв лег н брезент – словно провлился куд-то. И уже не слышл, кк с него стянули споги и портянки, рсстегнули дргунскую куртку и нкрыли одеялом.

В этот день они не стли уничтожть тнки. Мло ли что! – вдруг звтр н шоссе появятся свои? Утро вечер мудренее. Они нтскли в тридцтьчетверку молоденького лпник, сверху нвлили трвы. Конечно же, тесновто, однко смо ложе получилось роскошное. Н лучшем месте положили Егоров. Когд проснулись, чтобы поужинть, у него был жр, должно быть, ужсня темпертур, потому что он никого не узнвл и бредил, и Чп скзл: рз нет лекрств, ндо пустить кровь, он видел, кк это делл их коновл, и всегд помогло. Но Герк скзл, что не позволит, мол, к ночи всегд больным стновится хуже; другое дело, скзл он, холодный компресс н голову и н рну; н том и порешили.

После ужин их опять потянуло в сон.

– Двйте рзберемся нсчет дежурств, – скзл Злогин. – Только, чур, не я первый!

– Мльчик шутит? – скзл Стршных. – Зчем нм эт роскошь?

– Ну кк же, – рстерялся Злогин, – порядок вроде ткой… Д и з комодом присмотреть. А то ведь очнется – шухер будет жуткий.

– Из-з себя он не стнет.

– Это я понимю. Но порядок есть порядок.

– Кончй бзрить, – отрезл Стршных. – Во-первых, комоду мы все рвно не в силх помочь. А во-вторых, кто припрется в эту дыру ночью? – я првильно говорю, Чп?

– Солдт спить, служб идеть, – скзл Чп.

Этот древний ргумент окзлся и ниболее убедительным. Они збрлись в БТ, здрили люки и н всякий случй изготовили к бою пулеметы. И через несколько минут уже спли. Конечно же, они рисковли; но, прямо скжем, риск был невелик, почти ничтожен. А устли все невероятно и морльно и физически. И Чп в этом смысле не был исключением.

История его был простя.

Служил он в стрелковом полку ординрцем комндир роты. Кким он был ординрцем – хорошим или плохим, предупредительным или рстяпой – не суть вжно; зто со всей ответственностью можно скзть, что Чп был простодушен, з что и поплтился в первый же день войны. Естественно, пострдвшим окзлся его лейтеннт. Выяснилось это не срзу, когд полк подняли ночью по тревоге и стло известно, что войн, несколько погодя, когд после десятичсового непрерывного мрш полк одолел чуть ли не полсотни километров, вышел н исходный рубеж и стл окпывться. Только тут подоспел лейтеннт, догнл-тки свою роту и в первую же минуту обнружил Чпину оплошность.

Этот лейтеннт был личностью своеобрзной, вернее – позволял себе быть тковым. Когд-то, еще в нчле прохождения службы в полку, ему случилось отличиться неким оригинльным способом, кким именно, впрочем, никто уже точно не помнил; но репутция сохрнилсь. Дже комндир полк и нчштб, когд речь зходил о лейтеннте, всегд говорили: «Ах, это тот, который… ну кк же, помню, помню…» – следовтельно, ко всему прочему создвлось впечтление, что лейтеннт н виду. И он позволял себе время от времени выскзывться смело и нелицеприятно, чем еще больше укреплял свою репутцию оригинл. А «рз человек ткой, что с него возьмешь?» – и ему зчстую сходило с рук то, з что крепко пострдл бы любой другой.

В ту ночь, когд нчлсь войн, лейтеннт пропдл невесть где. У него был очередной бурный ромн в зречном селе, с кем именно ромн – не знл никто из приятелей, тем более Чп. Ему лейтеннт прикзл рз и нвсегд: «Ты не знешь, куд я иду, – внял? ты не знешь имен моих подружек – внял? если узнешь случйно – тут же збудь от грех подльше…» Это случилось после того, кк Чп двжды подряд, проявив недюжинное упорство и смеклку, нходил лейтеннт посреди ночи – естественно, по делм службы. С тех пор лейтеннт и «темнил».

Н этот рз судьб грозил ему немлыми крми. Дипзон был широк: от словесного нгоняя до штрфбт. Лейтеннт готовился к любому повороту событий и все же не учел весьм существенной детли – и получил удр прямо в сердце. Чтобы не интриговть читтеля попусту, скжем срзу, что он был стрстным коллекционером. Он собирл бритвы и, понятно, первым долгом пожелл узнть, где коробк с его коллекцией. Чп был прост, не отличлся ни фнтзией, ни склонностью к смонлизу.

– Вше личное оружие, шинель и смен белья в ротной линейке, товрищ лейтеннт, – доложил Чп, еще пуще округлив от стртельности свои глз.

– Я тебя про коллекцию спросил. Про коллекцию. Ты внял? Лейтеннт говорил тихим голосом. Если б он был злым богом, он превртил бы Чпу в кмень. Рзумеется, узнв прежде, что с коллекцией. А сейчс он глядел в непроницемые, кк у куклы, Чпины глз и пытлся прочесть в них првду. Знл ее, предчувствовл, но это знние кзлось ему тким ужсным, что лейтеннт боялся дть ему всплыть; топил его, ндеясь н чудо, лсково зглядывл в глз ординрц; он бы молился, если бы умел, но лейтеннт не умел молиться, и потому мехнически, бессознтельно (чем знчительно снимется доля его вины) поминл бог в душу мть…

– А кк же! Ясное дело, внял, товрищ лейтеннт, – преднно объяснял Чп. – Однко я тк понял, товрищ лейтеннт, войн…

– Коллекция где, Чп…

– Ну где ж ей быть еще, товрищ лейтеннт? Ну куд ж он еще денется? В кзрме он, товрищ лейтеннт. Кк был – у вшей тумбочке.

Тут ему еще рз подумлось, что, может быть, он был не прв, что – черт с нею! – ндо было кинуть ее в линейку вместе с остльными лейтеннтовыми шмуткми. Ну войн – это все понятно. Только ж не все время войн, не круглые же сутки, иногд ж зхочется человеку душой оттять, возле чего-то погреться. Одному – письм ммкины перечесть, другому, скжем, цветочки; этот вот – бритвочкми бы побловлся… Но его был мгновення слбость. Чп скзл ей – нет. Он никогд не думл о своих кких-то иделх или чистоте, и прочих высоких мтериях, но что для него было чисто – н то он пылинке сесть не двл, что было свято – з то, не здумывясь, отдл бы жизнь.

Но это тк – к слову…

А коллекция действительно остлсь в той тяжелой кзрменной тумбочке, в нижнем отделении, где под зпсным комплектом голубого бйкового белья лежли пчки ккуртно рзобрнных по дрестм и перевязнных шнуркми от ботинок письм лейтеннтовых корреспонденток. Блокнот с их дресми и пометкми о днях именин и рождений, ккой когд отпрвил письмо и о чем договривлся, он носил с собой; эти письм лежли довольно открыто; он не делл из них тйны и дже иногд, во время сбнтуев, после второй или третьей бутылки читл приятелям.

Кстти, небольшя попрвочк: и бритвы-то не все были н месте. Одн из них, чуть ли не смя цення, нходилсь в мстерской. Немецкя, с грубой костяной ручкой, с фшистской свстикой у основния лезвия, нзывлсь он довольно просто, что-то тм было нсчет золы, только Чп и не стрлся зпомнить, см он еще не брился ни рзу и был убежден, что привередничть из-з бритв – блжь; но кк было потешно, просто слов нет, когд лейтеннт, отдвя эту бритву мстеру для совсем пустячного ремонт – клепк в ней рзболтлсь, – повторил рз пять, ккя это ценность, и кждый рз добвлял еще, что он дорог ему кк пмять. И вот теперь эт «пмять» остлсь в мстерской, может быть, нсовсем, потому что с войны не удерешь, это не мневры; не сегодня-звтр они пойдут вперед, через Венгрию н Берлин, чтобы здушить фшистскую гдину в ее собственном логове, вот и выходит, что в это местечко, где были их кзрмы, лейтеннт если и попдет, то ого кк не скоро, и вряд ли тогд его признют, скорее всего не попдет вовсе; знчит, бритв тю-тю!..

Лейтеннт держлся геройски. Првд, он все-тки выскзл Чпе все, что о нем думет, в зключение прикзл:

– Свои вещи оствляешь здесь. Нлегке смотешься домой. Дю тебе двдцть четыре чс – чтобы ни минутой позже вся коллекция и «Золинген» из мстерской были здесь. Внял? Если птруль здержит – см понимешь. Но с пустыми рукми лучше не появляйся. Внял? Ну вли!

Чп знл, что прв тот, кто имеет прво прикзывть, и еще знл, что с этим лейтеннтом ему и жить и воевть, потому не спорил. Првд, прикз был еще тот, явно незконный, но ткя уж судьб ординрскя: нос высоко, д до чести длеко.

Путь до кзрмы он проделл быстро. Сперв н попутной полуторке, з рзвилкой его подобрл н фуру нерзговорчивый дядько в зсмльцовнном жилете из овчины и в кртузе н мнер конфедерток: весь углми, и козырек лковый. Солнце уже не пекло, дорог был глдкой, шины у фуры богтые, н резине. Чп кк зрылся носом в то сено, тк только перед кзрмой дядько еле его рстолкл.

В рсположение полк Чп возвртился куд рньше нзнченного лейтеннтом срок, хотя от шоссе пришлось свернуть срзу: н первом же километре его чуть не зстукл контрольный пост; еще рз испытывть судьбу у Чпы не было желния. Он добрлся окольным путем, большей чстью пешим, но полк н месте не обнружил. Чп почуял недоброе. Откуд сил взялсь – побежл к роще, где н опушке окпывлсь их рот. Вот и окопы, вот блиндж лейтеннт, совсем зконченный, дже дерном поверху обложить успели. Но людей нет. Признков боя – нет. Полк словно испрился. Их перевели н другой учсток, сообрзил Чп, и это его успокоило, но нендолго. Он тщтельно обшрил блиндж, уверенный, что лейтеннт должен был оствить ему зписку. Не ншел. Чп выбрлся нружу, сел в цветущую трву и положил рядом коробку с бритвми: ккое-то оцепенение сковло мозг, потом рссеялось, и тогд Чп понял, что теперь он дезертир. Низкий, подлый дезертир. И нет ему опрвдния.

Пхло свежей влжной землей, чбрецом и еще чем-то терпким, вроде лук. В густом вязком воздухе плвли пчелы. Вязы стояли н вершине холм, кк войско, изготовившееся к битве; рощ кончлсь вдруг, и оттого, что луг были выкошены, кустрник вырублен совсем, крйние деревья кзлись стройнее и выше, чем были н смом деле. З долиной опять нчинлись холмы; из-з одного, сбоку, четко темнея н фоне белесого неб, выдвиглся увенчнный крестом шпиль костел. Знчит, тм есть городок или хотя бы большое село, подумл Чп, но это открытие вовсе его не обрдовло. Он остлся один. «Я теперь совсем один», – понял Чп, и эт мысль испугл его, кк если бы вдруг окзлось, что он остлся один-единственный н земле. Рядом не было лейтеннт, которому положено было з него, з Чпу, думть; рядом не было товрищей по роте, вместе с которыми он ничего не боялся – вместе они были силой! Он остлся один. См себе комндир и см себе товрищ, см и рзведк, см и основные силы. Вокруг были мир и покой, но что-то в груди Чпы нпряглось, он явственно слышл предостерегющий голос, и это был не стрх, потому что трусом Чп никогд не был; может быть, его мозг воспринял ккие-то еще неведомые нуке волны, которые идут от мозг к мозгу, уже зтопили незримым пводком все окружющее прострнство, но проявятся только через дв-три дня, проявятся вдруг у всех срзу, в обрзе четких черных силуэтов: «ОБХОДЯТ!», «ТАНКИ!», «ОКРУЖИЛИ!..»

Гудели рзбитые, нтруженные ноги; связки обеих стоп словно рскисли, кждя косточк отделилсь от остльных, плвл, кк в киселе, был см по себе и ныл. Мнили рзброснные по склону стожки. Звлиться сейчс под ккой-нибудь, ноги рзуть… х рзуть ноги д придвить эдк минуток трист – кк идти после этого будет легко д весело! И кк длеко он сможет уйти! – хоть весь мршрут отмеряй снчл…

Чп тяжело поднялся, взял коробку с бритвми под мышку, еще рз оглядел долину, ккя он тихя д пригожя, и пошел н север, где, кк он знл, километрх в десяти было большое стртегическое шоссе. «Уж тм-то я встречу нших», – сонно кчл головой Чп, под «ншими» имея в виду вовсе не обязтельно свой полк, нечто большее, хотя и неконкретное, что должно было рзорвть одиночество и вернуть Чпу в привычную, ндежную, родную тмосферу Крсной Армии.

Н шоссе были немцы.

Чп срзу проснулся и зспешил вдоль шоссе н восток. Первого убитого крснормейц он увидел издлек. Тот сидел почти н открытом месте, привлясь спиной к кусту бузины; првд, с шоссе его было не видть. Чп не срзу понял, что крснормеец убит. Крснормеец вроде бы отдыхл, и это пончлу сбило Чпу с толку. Но когд до него остлось метров двдцть, Чпе что-то не понрвилось, хотя он и не срзу догдлся, что именно, потом подошел совсем близко и увидел, что крснормеец весь в зсохшей крови, и по рнм н животе и груди было ясно, что его добивли в упор и не жлели птронов. А потом Чп понял, что его нсторожило рньше: вокруг белели бумжки, вывернутые из крмнов крснормейц, и это дже больше диссонировло с окружющей пстельной зеленью, чем труп.

Чп впервые видел убитого человек и приблизился к нему с неохотой. В двух метрх от крснормейц Чп присел н корточки и долго его рссмтривл, потом взял з конец ствол и потянул к себе его винтовку; но то ли рук убитого уже оцепенел, то ли винтовку что-то удерживло, только легкого усилия окзлось мло. Чп потянул сильнее, зтем дернул винтовку. Убитый кчнулся тк по-живому, что у Чпы сердце змерло и он сел н землю и дже вспотел. Но винтовк был уже в его рукх. Првд, окзлось, что в ней нет птронов, и пришлось приблизиться к убитому совсем и осмотреть подсумки; они были полны, и Чп по очереди опустошил все, и в конце этой оперции испытывл к этому прню что-то вроде симптии и жлости.

Чп зрядил винтовку и едв обошел кусты, кк перед ним открылось поле недвнего боя. Бой был встречный – определил Чп, хоть и немного в этом смыслил, – никто дже и окоп вырыть не успел. Убитые лежли по всему прострнству: в черных воронкх, з кмнями, просто посреди трвы, – ж срзу было видно, кто бился перед смертью, кто бежл; эти в большинстве были с пустыми рукми. Но больше всего убитых лежло вдоль склон нсыпи. Это был почти непрерывный влик, вроде ленты, окймлявшей шоссе. Видть, они были убиты н смом полотне, потом их сгребли в сторону, сбросили, чтоб они не мешли проезду, кк сбросили смятые 76-миллиметровки, и трупы лошдей, и рзбитые повозки, и дв немецких тнк – один из них все еще чдил. Еще дв тнк мертво чернели внизу, н лужйке, среди мков, но ни одного убитого немц Чп не высмотрел. Уже убрли своих, успокоил он себя, и все продолжл стоять, все смотрел из кустов н эту стршную кртину, которую перечеркивло нискосок сверкющее н солнце шоссе, по нему мчлись и мчлись н восток торжествующие, трубящие моторми орды веселых молодых убийц.

До ближйшей точки шоссе было четверть километр. Чп сдвинул плнку прицел, дослл в ствол птрон и прилдил винтовку в рзвилку куст. Целиться было очень удобно. Чп отодвинул ногой коробку с бритвми, чтобы не рздвить ее случйно при стрельбе, перевел дух и еще рз прилдился. Взял н мушку водителя тупорылого грузовик и повел з ним ствол, прикидывя, ккое пондобится упреждение. Стрелок он был никудышный, сейчс промзть было бы тем более обидев. «Ничего, не первым, тк вторым его достну, – подумл Чп, но тут же збеспокоился, сколько же рз он успеет выстрелить прежде, чем его обнружт. – Рз три успею, – прикинул он, – потом они нчнут лить из втомтов, придется злечь, ну, обойму я всю истрчу, вторую, может, и зрядить не ддут…»

Чп опустил винтовку и посмотрел, ккие у него шнсы нсчет отступления. Очень хлипкие были шнсы. Кустрник ткой, что все нсквозь видно; рядом гор, д ведь до нее и со свежими силми в полчс не добежишь – сердце зйдется, у него ккие же силы, он уж который чс идет не н ногх, н нервх, фшисты – те зсиделись, гды, в кузове н лвкх, им рзмяться охот, згонят кк зйц.

Чп еще рз посмотрел н убитых, н шоссе. Только сейчс он понял, что первый же его выстрел перечеркнет и его собственную жизнь. Ну, не срзу; ну, минуты через три, через пять – смое большее… А сколько он вргов успеет убить? Одного, двух; если очень повезет – убьет троих… Вроде бы подходяще. Д что тм считть, Чп и н один к одному соглсился бы не колеблясь, если бы з этим что-то большее стояло, скжем, товрищей прикрыть или спсти кого-то. А тк просто – ты убил д тебя убили – это почему-то не понрвилось Чпе. Что-то в этом было мелковтое, неполноценное; Чп дже не знл, кк это вырзить, слов у него не хвтло; что-то в этом было ткое, что лишло его удовлетворения, и смерть срзу стновилсь чем-то бессмысленным и тргическим.

Чп зкинул ремень винтовки н плечо, взял под мышку коробку с бритвми и, почти не хоронясь, пошел в сторону горы.

Когд ему открылось еще одно место недвнего боя, Чп обошел его все – неторопливо, методично; подходил к кждому убитому, смотрел, не уцелел ли кто: очень ему стло недоствть хоть ккой живой души, прямо невмоготу стло, Но живых не ншлось. Зто он рзжился вполне испрвным ППШ и пятью зпсными мгзинми к нему. Можно было бы еще рздобыть, если поискть по солдтским торбм, только ведь не утянешь ткой груз. Для коробки с бритвми д для зпсных мгзинов Чп приспособил почти новый вещмешок, осторожно сняв его с огромного синеглзого помкомвзвод. Вещи убитого он ккуртно сложил рядом с ним, только НЗ збрл, совсем еще не тронутый, – уж в этом-то Чп рзбирлся, – звернутый в субботний номер «Првды Укрины».

Винтовку он все же не хотел брость. Ведь если пльб идет не в упор, н мло-мльски приличном рсстоянии, что ткое ППШ? – тк только, треск для нведения пники. А винтовк – он всегд вещь. Но когд Чп прошел по чщобе д по кменистым осыпям километр дв, – кждый из них кзлся ему бесконечным, потому что они нклдывлись н предыдущие и рстягивлись предыдущими, кк резиновые; н одном плече у него винтовк весом с центнер, н другом втомт – тоже не легче; мгзины з спиной, ботинки н ногх… – все груз, все тяжестью прямо з сердце тянет!.. Нет, решил Чп, винтовку ндо бросить. Пок что ни н кого нпдть н большом рсстоянии он не собирется, если уж придется принимть бой, тк не инче если столкнется с фшистми носом к носу. Тк это ж для втомт ситуция!..

Он прислонил винтовку к дереву, выгреб из крмнов и высыпл птроны. И хотел идти дльше – и не смог.

Чп сел рядом, привлился к дереву спиной и долго смотрел, жмурясь от солнц, н долину, н спидную излучину шоссе, когд устли глз – себе под ноги, н бурые кмушки, похожие н кирпичный щебень, только совсем хрупкие: они крошились, если сильно нжть.

«Это не моя винтовк, – говорил себе Чп. – Не моя. Не н меня зписн. Я дже номер ее не зню (он чуть было не глянул, ккой у нее номер, но тут же спохвтился и дже подвинулся смую млость, почти спиной к ней повернулся – только бы не видеть ее, дже случйно; ведь он для того и сидел здесь: отвыкл от нее). Он для меня ничем не отличим от миллион других, – внушл он себе. Ткя же, кк все…» Но он знл, что это не тк, что их связывет тот бой, который они тк и не дли фшистм, тот момент, когд он вел мушку, нведенную точно н шею шофер, тк отчетливо черневшую н фоне этой белой шеи. Их связывли недолгие чсы, проведенные вместе; чсы, когд они были одним целым, неотделимые друг от друг; просто человек и просто винтовк, слившись, они стли воином…

Чп не смотрел н нее. «Я отдыхю, я просто присел отдохнуть», – говорил себе Чп и осторожно, одну з другой рвл путинки, которые их тк прочно слепили. И когд нстл момент и он понял, что он сильнее излучемого винтовкой мгнетизм и уже достточно отстрнился от нее, Чп поднялся и, тк и не взглянув н нее ни рзу, тяжело потопл н восток.

Он шел недолго. Встретил тропинку и послушно зпетлял между кустми, все больше по-нд крем лес, только иногд срезя углы чщи. А потом увидел в ложбине советские тнки и дже припустил к ним бегом, и это было несколько мгновений счстья, впрочем совсем короткого. Потом он понял првду – и был ошеломлен больше, чем когд потерял свой полк. Ему стло плохо, тошно, одиноко. Он был ткой мленький, слбый, жлкий и никчемный…

Чп сел н землю и зплкл.

11

Они проснулись легко и срзу. Всех рзбудил один и тот же звук: – нд смой головой скребли по броне чьи-то подковнные ботинки. Человек обошел бшню, зглянул, не открыт ли передний люк, сел верхом н пушку и опять, сопя и тихо ворч, принялся з прервнное только что знятие – открывние верхнего люк.

– Кончй, Гнс, – зкричли ему издли. – Ккого дьявол ты тм зстрял?

– Один момент. Видишь? – люк зклинило, никк не открою.

– Плюнь ты н это дело. Еще н мину нрвешься.

– Не может быть здесь мины. Они тк быстро удирли, что им ткое и в голову не могло прийти. И почему именно этот тнк, если другие не зминировны?

– Это, по-твоему, тнк? Ты обознлся, милый Гнс. Это мусорный ящик.

– Нет уж, я его не пропущу. Я н всю жизнь зпомнил, кк Бдер по дороге н Реймс у меня н глзх вытщил из тнкетки сейф с кзной.

– Кончй, кончй, Гнс, – послышлся третий голос, и рядом с мшиной прошелестел трв. – Лейтеннт ждет н дороге. Если мы здержимся, он нм ткую жизнь устроит…

– Д, д, я сейчс… Ах, где я здесь видел ломик…

– Ну черт побери! Что случится, если ты один тнк пропустишь?

– Не могу его пропустить. Понимешь? Не могу. Пусть я осмотрю миллион тнков и не нйду своего клд – что ж, тков, знчит, моя удч. Но если я буду знть, что один пропустил из-з ккого-то лейтеннт… Д мне же не будет покоя до смой смерти!

– Если хочешь знть, из-з тких вот, кк ты, типов у нших трофейных комнд репутция мродеров… Через нижний люк пробовл?

– Нет. Здурили вы мне голову…

Он спрыгнул н землю, обошел тнк, присел н корточки и зглянул под днище. И встретился взглядом с Ромкой, который, неслышно открыв люк и выбрвшись из него, стоял н четверенькх в нерешительности, нпдть первым или же подождть еще – вось немцы уйдут.

Немец был мленький, толстый, с короткими полными ручкми, с тем хрктерным рзрезом чуть опущенных к концм глз, которые придют любому лицу жлостливое выржение. Это было ткое тыловое, ткое мирное лицо, что воення форм н немце кзлсь чем-то чужеродным. Кстти, он был и без оружия. Его винтовк стоял здесь же, прислонення к тнку, но до нее – несколько шгов; Ромк держл в руке «вльтер».

Немец не пытлся бежть и кричть кк будто не собирлся тоже. Он не первый год был н войне, нсмотрелся и нслушлся всякого; перед ним было дуло «вльтер», и он терпеливо ждл, что з этим последует.

Что с ним делть?

Ромк не знл, кк по-немецки будет «руки вверх» или «подойди ко мне», но стоило прижть плец к губм, зтем покзть знкми: мол, полезй сюд, – и немец послушно полез под тнк.

Пусть посидит здесь, рссудил Ромк, попятился н четверенькх, вылез нружу, только собрлся встть – и вдруг увидел рядом с собой н земле тень человек. Человек стоял у него з спиной. Человек в кске. Ясно – немец: кому ж еще тут быть…

Он никогд бы не обртил внимния н эту тень, д скзлсь служб н грнице: глз помимо воли подмечл кждую мелочь.

Это длилось доли секунды.

Тень двиглсь. Что делл врг – Ромк не успел ни зметить, ни понять. Он перектился через плечо и еще в пдении выстрелил не глядя, нугд в нпрвлении немц. А потом выстрелил еще рз – опять не целясь, потому что продолжл ктиться; силуэт немц в бледном выгоревшем мундире лишь н миг мелькнул перед глзми.

Обе пули прошли мимо.

– Ах, собк фшистскя, – бормотл Стршных; рстиря левой рукой бедро, в которое угодил удр приклдом. – Ах ты, собк, д ведь если с ткой силой трхнут по бшке – шриков потом не соберешь! Бьет со спины, без предупреждения… Бндюги ккие-то, не солдты!..

Перед тнком, н месте секундной схвтки, было пусто. «Знчит, сидит с той стороны, ждет, пок я выгляну, чтобы ухлопть».

Ромк стремительно привстл, готовый тут же спрятться.

Никого.

Ромк стл крсться вдоль тнк – и вдруг увидл срзу всех трех немцев. Пожилой толстяк был уже длеко, он тяжело бежл к мотоциклу по рыхлому, рзвороченному гусеницми дну лощины и дже не оборчивлся. Возле мотоцикл, спрятвшись з него и пристроив винтовку н бгжник, сидел н корточкх второй. Третий (это он едв не убил Ромку) был ближе всех. До него выло метров двдцть. Он неторопливо отступл, перебегя от укрытия к укрытию, и едв увидел Ромку – выстрелил не целясь. Тотчс же хлопнул выстрел из-з мотоцикл.

«Пугете? Н вось хотите взять?..»

Стршных неторопливо, стртельно прицелился. Мимо…

Прицелился еще стртельней. Опять мимо! Что з дрянь окзлся «вльтер»!

Не обрщя внимния н выстрелы немцев, Стршных збрбнил рукояткой «вльтер» по броне.

– Герк, ты видишь их?

– В нтурльную величину.

– А ну попробуй из пулемет.

Но из пулемет не пришлось. Едв бшня тнк нчл поворчивться, немцы рзом ухвтились з мотоцикл и отктили его з крйний БТ. Третий немец тоже больше не появлялся. А потом погрничники услышли удляющийся треск мотоцикл уже з склой, з которой ложбин поворчивл к шоссе.

– Ото б и нм добр умотть – у другий бок, – скзл Чп.

Тимофей был без сознния. Его вынесли нружу, и, пок Злогин и Стршных выклдывли возле бшен обоих БТ пирмидки из фугсных снрядов, Чп смстерил носилки. Он сделл их н совесть, с ременными зплечными петлями, то ведь тщить носилки рукми – ндолго не хвтит. Он еще возился с носилкми, когд в конце лощины появились немцы. Хорошо, что их зметили вовремя. Стршных рзвернул бшню тридцтьчетверки и удрил по ним осколочным. Прицелиться он не успел, выстрел был явно неудчным, но немцы злегли. Второй выстрел был получше, после третьего они отступили з склу. Тут в люк зглянул Злогин и скзл, что они уже готовы, сейчс понесут Тимофея; через пять минут можешь с этим делом кончть. Аг, скзл Стршных, и для острстки еще двжды удрил осколочными под склу, потом зрядил орудие фугсным, стртельно прицелился под бшню БТ, где лежли снряды, и промзл. Он и во второй рз промзл, но после третьего рвнуло тк, что от БТ почти ничего не остлось. Другой БТ удлось уничтожить с первого же рз. Стршных еще немного здержлся, чтобы взорвть тридцтьчетверку, потом неторопливой рысью побежл з товрищми.

Трудно скзть, сколько они прошли з этот день километров. Сми они считли, что не меньше двдцти, все-тки шли без млого до сумерек; првд, до нстоящего темн оствлось еще не меньше чсу, но им встретился подходящий ночлег – сеновл с остткми прошлогоднего сен. Этим пренебрегть не следовло. Единственное село, которое им довелось обойти стороной, было полно немцев. Кто мог поручиться, что в следующем будет инче?

– Ромк, тебе не кжется, что мы глупость спороли, точнее говоря, сделли принципильную ошибку? – спросил Злогин, когд они после скромного ужин уклдывлись спть.

Ужин был дже более чем скромен – по небольшому бутерброду н брт. Приходилось экономить. К тому же известно, что н порожнее брюхо спокойнее спится; иное дело – звтрк, без него и рбот киснет.

– Думешь, зря з шоссе держимся?

– Уже почти уверен. Ты сообрзи, дядя: Гитлер мог ннести удр кк рз вдоль шоссе, н узком фронте, чуть в стороны – и его уже нет. И тм Крсня Армия. Ну?

– И сколько же в этом «чуте» будет километров? – Стршных против обыкновения совсем не иронизировл: сил не было, – фронт что-то не слышно ниоткуд.

– Ну, может, полст, может, и больше…

– Мне не подходит, – скзл Стршных. – Много.

– Чудило! Это ж до линии фронт. А я убежден: стоит нм отвернуть в глубину, кк срзу же повстречем своих. Горемык вроде нс. Только поумнее нс: они не лезут черту в зубы и держтся подльше от этой проклятой дороги.

– Мне не подходит, – скзл Стршных, – я уже во кк сыт одним умником.

– Я тебе серьезно говорю.

– А я шучу? Сообрзи: встречем ккого-нибудь умного прня с кубрями. Обрдуется он нм? Еще бы! Зржет от счстья! Комнд, что и говорить, дй бог. Только вот Тимош будет лишним. Обуз. Ну, мы с ним возимся понятно почему. А лейтеннт не поймет. Он скжет: «Целесообрзнее не тщить млдшего сержнт товрищ Егоров – мучить его и лишть себя мобильности, оствить н попечение советских товрищей колхозников». Ты понял? – «це-ле-со-обрз-нее», – отчекнил Стршных. – Он объяснит нм: «Это не жестокость. Это суровя необходимость. Войн диктует свои зконы». И в первой же хте мы сбросим Тимошу н попечение ккой-нибудь ббы или дед, и дже узнть не сможем, что это з дед, может, он первеющя сук во всем рйоне и ждет не дождется своих любимейших фшистов. Вот он обрдуется, ? Вот подрочек-то немцм отвлит!

– Ну, ты это зря, дядя, – скзл Злогин. – Чего вдруг мы его бросим? И не подумем.

– Прикжут – тк и бросишь.

Они змолчли, и несколько минут было слышно только, кк бормочет в беспмятстве Тимофей. Потом вдруг подл голос Чп:

– Хлопцы, шо я вм скжу… Н тком от хрче длекочки не удерем.

– А я думл, ты спишь, – удивился Ромк.

– Не-, брюхо не деть. Говорить со мною. Мысли усякие ншоптыветь.

– Чревовещтель! – прыснул Злогин.

– И ккие ж это мысли оно тебе «ншоптыветь»? – не унимлся Стршных.

– А то, что бегем по-дурному. И товрищ комндир жлко. Смое время остновиться.

– Прямо здесь? Н этом вот сеновле?

– Не-, туточки погно. Открыто отусель. Немец нскочит сдуру – куд тикть? – усе ж кругом видно… И з хрчем длекочки бегть.

– Нйти бы лесник! – Злогин нконец-то сообрзил, к чему гнет Чп. – У него и припс должен быть, и живет он небось в ккой-нибудь дыре, н отшибе.

– Ото ж я и говорю…

– Он гений, – мрчно скзл Стршных. – Смородок. Неотшлифовнный бриллинт… Я его отшлифую, Злогин, из тебя сделю к нему опрву. И буду носить это кольцо н большом пльце првой ноги. Не снимя дже н ночь. Если не доверяете – могу дть зрок.

Утром они пересекли струю грницу.

Тимофей преодолел кризис, и, хотя идти см все еще не мог, сознние больше его не покидло.

– Теперь быстро пойду н попрвку, – опрвдывлся он перед товрищми, – но если и впрямь повезет нйти лесник, д деньк три-четыре у него позгорть… крсотищ!

Горы рсступились, и открылсь продолговтя, ускользющя в синюю дымку долин. Обходить ее пришлось бы немло времени, смысл почти никкого – ближйшие склоны были круты и голы. Решили пересечь ее нпрямик. Но рядом лежло шоссе. Тимофей видел в бинокль, что с шоссе, особенно с мост, где торчли чсовые, прекрсно просмтривлсь и рек, стянувшя долину своей излучиной, и пляжи, и редкий кустрник з ними, и склон пологого холм, довольно высокого; шоссе почти упирлось в него, но в последний момент отворчивло впрво, огибя холм плвной дугой. Н глз до холм было километр три. Километр три довольно открытого прострнств, зто дльше холм их зкроет ндежно. Тк или инче, риск был не велик, выгдывли они во времени и в рсстоянии немло.

– Проберешься до холм, – объяснил Тимофей Злогину. – Ндо проверить н всякий случй, вдруг тм немцы устроили пост. Тогд нм в эту долину нечего и думть совться. А если холм свободен – н обртном пути присмотри для меня мршрут. Чтобы не очень много н брюхе. Много не потяну сейчс.

– Кончй эти штучки, комод! – врезлся в рзговор Стршных. – Оклемешься – делй что хочешь. А пок ты болен – слушйся стрших.

– Лдно тебе.

– Не «лдно» – я дело говорю! Мы тебя несли не ныли – и дльше потянем. Сколько ндо.

– Бст. Дльше иду ногми. Буду н вс опирться, но пойду см.

– Если вы мне позволите скзть свое мнение, товрищ комндир… – нчл было Злогин, но Тимофей его прервл:

– Не позволяю. Ты получил прикз?

– Тк точно, товрищ млдший сержнт, – вытянулся Злогин, впервые з эти дни упомянувший в звнии Егоров немловжное определение «млдший».

– Можешь приступть к выполнению.

Злогин едв отошел н несколько шгов, кк тут же словно в воздухе рстворился. Это у него ловко получлось. Похвлив его про себя, Тимофей повернулся к Ромке и Чпе. По их лицм, хотя они стрлись не выдвть своих чувств, легко было прочитть, что они обо всем этом думют.

– Если мое решение кому-нибудь из вс покзлось безответственным, для большей убедительности прикз о порядке дльнейшего продвижения группы могу изобрзить в письменном виде, – скзл Тимофей.

– Можешь, – соглсился Ромк. – Кто спорит? Только… уж ты не обижйся, Тим, но ты не джентльмен. – Он хотел еще что-то добвить, но лишь рукой мхнул. – А, что тм: пойду покемрю с горя.

Чп молч нпрвился к носилкм, отвязл зплечные ремни, свернул их в ккуртные рулоны и положил к себе в торбу. Н всякий случй.

Злогин отсутствовл больше двух чсов: долго искл подходящий брод – чтобы немцы с мост не зсекли. Зто дльше его здч упростилсь. Кустрник, осок вдоль болотц, промоины – все это мскировочное богтство, уплощенное отсюд, сверху, н месте обещло им полную безопсность.

Вершин холм, кк и почуял Тимофей, не пустовл. Тм, превосходно змскировнный кустми вереск и кмуфляжем, нходился большой дот крепостного тип: нш дот, советский, с огромным стльным колпком. И его охрнял чсовой. Тоже нш. Погрничник.

– Что он тм делет? – не срзу понял Тимофей. – Прячется?

– Он н посту, – объяснил Злогин.

– Что з черт! Он что, не видит? – немцы кругом.

– В том-то и дело! Снчл он ко мне по всей форме: не подходи, стрелять буду. А потом, когд уже рзговорились, чуть не плчет: я бы тебя, говорит, пустил; я бы не зню что сделл, только бы не згибться здесь в одиночку, но не могу, говорит, у меня прикз…

– Тк он тебе дже войти не рзрешил? Во где цирк! – ошлел Стршных.

– Цыц! – оборвл его Тимофей и опять повернулся к Злогину. – Однко он с тобой рзговривл… Грубое нрушение уств.

– Если уж совсем по спрведливости, Тим, тк дв нряд вне очереди ты ему з это должен вктть, ? Уж не меньше, я тк считю.

– Крснормеец Стршных!

– Виновт, товрищ комод.

Тимофей сообржл медленно. От слбости; мозг словно перегородкми был рзделен; мысль не текл свободно, ее ндо было подтлкивть, зтрчивя немлые усилия.

Итк, дот крепостного тип. Видимо, из системы оборонительных сооружений строй грницы. Ее демонтж нчли еще год нзд, Тимофей это знл; выходит, не везде успели демонтировть. Этот дот не демонтировли или еще не полностью демонтировли, инче незчем было его охрнять.

– Он тм двно, этот прень?

– Уже двое суток. Позвчер после полудня зступил н пост. Их было двое. Они должны были дождться прибытия грнизон дот и возвртиться в чсть. Грнизон тк и не появился. А утром н шоссе уже были немцы.

– Где второй?

– Вчер ушел искть свою чсть. Чтобы знть, кк быть. Ведь у них прикз.

– Удрл?

– Чсовой думет, что нет.

– Кждый судит по себе, – скзл Стршных. – Н этом всегд и горят порядочные люди.

– Что ты мелешь, дядя? Тот ведь тоже погрничник!

– Если дот в порядке, тм должн быть ед, – скзл Тимофей. – Постоянный НЗ. И тогд нм ни к чему лесничество. Здесь дождемся своих.

– Тм спть дуже погн, – скзл Чп. – Гостинец под боком. Хвшистские мшины як скжени ревуть.

– Пустое дело, – скзл Герк, – этого прня не уломть. Он н посту. Поствьте себя н его место. Вы бы пустили в охрняемый объект приблудную шпну вроде нс?

– Лдно, – скзл Тимофей. – Коготок увяз – всей птшке пропсть. Он один рз нрушил уств? Знчит, и второй рз н это пойдет. Второй рз легче. И н этом он погорит.

И Егоров объяснил свой плн.

К реке они спустились все вместе, тм Стршных отделился, ушел выше по течению – у него был особя здч.

Против ожидний, Егоров держлся неплохо. Он честно опирлся н плечи товрищей; когд истощлись силы – честно объявлял остновки. Он добился глвного: не было носилок, Не было смого фкт беспомощности, который унижл Тимофея безмерно. Он шел см! Не без помощи товрищей, но зто он знл, что тк им легче, что больше н его месте для них сделть невозможно.

Он держлся неплохо, и до холм они добрлись довольно легко, однко см холм вышел из Тимофея десятью потми. Не будь рны – ккой рзговор! – он и не зметил бы этого подъем, хотя холм окзлся знчительно круче, чем они предполгли, глядя н него со склон горы. Н кждом шгу – из трвы, из кустов, выпиря бугрми из-под мохового ковр, – нпоминл о себе скл. Вот почему шоссе идет вокруг, догдлся Тимофей, пробиться сквозь эту крепь было бы куд дороже.

Дот венчл склу. Он слился с нею воедино и походил н огромный зросший влун.

Н вершине было просторно, много воздух и неб. Погрничники отвыкли от эдкой блгодти; все-тки двое суток нд головой были только сумрчные ели и горы, горы со всех сторон.

Тимофею простор открылся не срзу. И не постепенно, кк, нпример, Злогину, которому кзлось, что мир рскрывется, кк перчтк, выворчивемя низннку – все грницы, стены, препоны опрокидывлись и медленно влились вниз. Тимофей был здвлен устлостью и болью, кровь зстилл ему глз, он здыхлся; вся воля его сфокусировлсь н преодолении собственной слбости – и тк снов и снов, в кждое бесконечно текучее мгновение; он был втиснут в мленький мирок, огрниченный ничтожными н первый взгляд желниями и поступкми: «Сделть еще шг… еще… держть ноги прямо… нет – не больно, не больно… вот этот кмень обойду, и… еще шг…» – потом вдруг лопнул скорлуп, под которой все было бесцветным, мленьким и тесным, мир взорвлся, кк вулкн, стены упли, и вокруг открылсь головокружительня голубизн.

Он сидел н плоском широком кмне. Кмень зрос дерном; трв был еще молодя, мягкя; пльцы зрывлись в нее, кк в ковер, и нежились в кком-то своеобрзном, едв уловимом пре, в июньском тепле, которое тилось возле корневищ. Возможно, тепло сообщлось смим кмнем, но Тимофею было приятней думть, что это дышит трв.

Злогин и Чп сидели рядом, в полный голос обсуждли дльнейший мршрут. Дот был у них з спиной, кусты зкрывли его почти полностью, но можно было не сомневться: чсовой где-то здесь, в укрытии, он следит з ними, пожлуй, еще с того момент, кк они перешли реку.

Тимофей рзглядывл следующий холм – до него было тоже не меньше трех километров, – причудливую стрицу, грмоникой подбирвшуюся к подножию холм, болотистый луг между стрицей и рекой, см думл об этом прне, о чсовом. Тимофей думл о нем с досдой, поскольку был совершенно уверен, что прень не выдержит и зговорит с ними, и эту провинность ему нельзя будет спустить; что зрботл, то и получй полной мерой, и в то же время его было жлко. Все-тки что ни говорите, прень угодил в ситуцию не приведи господь. Он не знл, н кком он свете и что с ним будет звтр. Ему еще повезло, потому что немцы могли обнружить дот в первый же день, и тогд был бы срзу конец. Его выручил стремительность немцев, их спешк. Но стоит им остновиться и осмотреться по сторонм – и дот будет обнружен. Это может произойти в любую минуту, во всяком случе, со дня н день произойдет, тут уж сомневться не приходится. Бедный прень, думл Тимофей, предствляю, ккя ночь у него н душе. Ведь он один! Дже нм – бездомным, устлым, гонимым – лучше. Кк же он может устоять перед искушением и не зговорить с нми, когд мы здесь, совсем рядом, его соотечественники и товрищи по оружию; мы остновились н минуту, сейчс поднимемся и пойдем дльше, он опять остнется здесь один, чтобы потом – звтр или через несколько дней – все тк же в одиночестве и всеми збытому встретить свою смерть. Его уже помотло н кчелях ндежд и отчяний. Он уже не сомневется в исходе. Потому что нет для него других вринтов. Плен? – но погрничники не сдются. Бежть? попытться в одиночку (или вместе с этими случйными товрищми) пробрться к своим? – но он н посту…

Эти трое игнорировли чсового демонстртивно. Всем своим поведением они покзывли, что его недоверие их оскорбляет. Не впускешь? – и не ндо, не больно хотелось… Но уже одно их присутствие смо по себе было величйшим искусом.

– Эй, ребят, что з чучело вы н себе волокете! – крикнул он.

Вот ккое дело – он пытлся шутить. Шутк – это ведь признк силы; по крйней мере – твердого дух. Ему тк не хотелось покзывть свою слбость, но голос был нпряжен, едв не сорвлся. Это был жлкя попытк обртить н себя внимние.

Злогин поглядел через плечо. Чсового не было видно. Знчит все еще в доте, говорит через ккую-нибудь смотровую щель.

– Ты полегче н поворотх, дядя. Это нш комндир.

– Ну д, нверное, мршл! – обрдовлся чсовой.

– Сволочь ты, дядя, понял? Думешь, если немцы кругом, ты в будке спрятлся, тк можно нд сержнтом потешться?

– Н нем нписно, что он сержнт, д? – Чсовой зколеблся, но отступть не хотел. – А если дже и сержнт, тк уж и пошутить нельзя? Вон кк вырядился!

– Гимнстерку н нем немцы пожгли пулями! – крикнул Злогин и отвернулся.

Чп тихо хнул.

– Ото добре! Ото скзв – як кртину нписв!

Он дже позвидовл Злогину, что вообще-то з ним не водилось. Но кк тут не позвидуешь? – мло того, что скзл крсиво, еще и с ходу это получилось, без подготовки; рз – и пожлте. Что знчит – человек обрзовние имеет…

Видимо, н чсового это тоже произвело впечтление, потому что он молчл несколько минут. Потом предложил:

– Слышь, сержнт? У меня тут птечк есть, в ней звл всякой медицины. Может, что ндо – тк я кину…

Бдительности он все еще не терял.

– Ромк готов, – шепнул Злогин.

Тимофей словно нехотя повернул голову. Аг, Стршных уже н месте.

– Лдно, сиди уж, – скзл Тимофей в сторону невидимого чсового. – Если ты ткой принципильный, тк нм от тебя не нужно ничего. А то не дй бог с ншей помощью в д угодишь!

Он здохнулся: громко ему еще нельзя было говорить – грудь не выдерживл.

Когд боль поунялсь, он скзл товрищм: «Пошли», – и они пошли вниз; осторожно, не спеш стли спускться, придерживясь з кмни.

Чсовой не выдержл. Понял, что это конец, что сейчс они уйдут – и своих больше не будет, потому что эти – точно последние. Он выскочил из дог.

– Эй, ребят! Подождите минуту.

Они продолжли спускться.

– Ну постойте же! Одну минуту – подождите – что вм стоит! Я скжу что-то…

Только теперь они перестли спускться, здрли головы. Чсовой был здоровый детин, и совсем не промх: в рукх у него был винтовк – прихвтил н всякий случй. Молодец, мысленно похвлил его Тимофей, отметив зтем, что остновились они рновто. Им бы еще спуститься немного, тогд и чсовому пришлось бы отойти от дот; не стнет же он орть во всю глотку, все-тки немцы рядом.

– Ну что же? Только покороче.

– Ребят, вы тм, кк до нших доберетесь, уж рзыщите мою чсть, ? Пусть они кого з мной пришлют.

– Ты что, дядя, совсем псих? – змхл рукми Герк. – См посуди, кому ты сейчс нужен? Только твоей мме…

– Сообщить – это бы и без твоей просьбы сделли бы. Это нш обязнность, – негромко скзл Тимофей. – Однко тебе от этого легче не будет.

– Почему?

– А см не понимешь? Кто з тобой людей пошлет через линию фронт? Рисковть, скжем, целым отделением, чтобы тебя одного снять с пост?..

И они снов пошли вниз.

– Сержнт, сержнт! Обожди!

Чсовой зтопл следом, по звуку шгов было слышно: еще метров н десять отошел от дот. Достточно, решил Тимофей, и оглянулся, и с удовольствием убедился, что дело сделно.

– Может, зляжем н всякий случй, товрищ сержнт? – предложил Злогин. – А то ведь сгоряч нс перестреляет.

– Лдно тебе, – скзл Тимофей.

И они пошли обртно к доту.

Чсовой снчл откровенно обрдовлся, его лицо тк и рзнесло вширь. Но потом что-то почуял – обернулся. Люк был зкрыт. Еще не веря в свершившееся, но уже опустошенный, чсовой метнулся к люку, рвнул з ручку… еще рз… Конец.

Он змер н несколько мгновений, снов выскочил из приямник. Те трое поднимлись вверх не спеш, кк-то по-хозяйски. Действительно, понял чсовой, они теперь хозяев положения. Победители. Мло того, они вооружены втомтми; знчит, если дже не брть в рсчет того тип, который проник в дот, в открытом огневом бою он не имеет никких шнсов н успех.

Выходит, это было спектклем…

А вдруг они не нши? Вдруг – немцы?..

Мысль оглушил чсового. И срзу предположение сменилось уверенностью. Конечно, врги. Ншим-то зчем спекткль? Не время розыгрыши устривть и не место. Нши вели бы себя инче, проще; нши подошли бы и попросили убежищ и, когд бы он их не пустил, ткими словми его приветили… Чсовой збыл, что не пустил Злогин, вернее, это виделось ему уже совсем под иным углом; и он не знл, что имеет дело с погрничникми.

Чсовой оглянулся н дот, потом н этих троих, снов н дот, попятился, выбиря позицию – тк, чтобы из дот ею не рсстреляли в спину… присел в одном месте, перебежл в другое… понял: бессмысленно… Его лицо искзилось отчянием. Он вдруг метнулся к люку, с рзгон – хрясть плечом, охнул и зколотил по нему изо всех сил ногми.

– Открой! Слышь ты, открой немедленно!

– Ой-ой, ты поосторожней! Еще дот рзвлишь, – зволновлся з мссивным бронировнным люком Стршных.

– Открой!.. Открой, тебе говорят!..

Чсовой совсем потерял голову и теперь бил по люку со всего мху приклдом винтовки. Удивительно, кк не рзнес ее с первого же удр. Детин огромный. Д что толку? – внутри еле отзывется – цок-цок, – никкого впечтления от ткой шикрной рботы.

– Не шуми, – скзл нконец Стршных; он жждл рзнообрзия. – Оствь здесь винтовку и отойди в сторону.

Чсовой змер. Стло слышно, кк он дышит: глубоко, но ровно; словно не он только что здесь колотился. Вот это сердце! – изумился Стршных, нблюдя в глзок з прнем. Тот помедлил несколько секунд, потом дернул головой, скзл: «Твоя взял», прислонил винтовку к брустверу, быстро отошел н несколько шгов и тм стл: спиной к доту, с поднятыми рукми.

Это произвело н Ромку впечтление. Конечно, он и н секунду не допускл, что чсовой тк вот просто примирится с поржением. Он мог бы признть свое поржение, рссуждл Ромк, хотя в конце концов ничего стршного не произошло: все свои. Но чсовой сделл бы это не срзу. И уж нверняк не в ткой форме. Он спешит, ухмыльнулся Стршных, он вынужден считться, что сейчс подойдут остльные, и это безмерно усложнит его здчу. Вот он и спешит. Предлгется, чуть ли не нвязывется: н, мол, бери, вот он я, весь перед тобой… А см небось молится, чтобы я выглянул, вылез нружу рньше, чем ребят подойдут. Он думет: ему это что-то дст… Хорошо! Не буду обижть человек, – решил Стршных, – пусть испытет свой фрт до конц.

Открыл люк и вышел нружу.

Стршных знл, чем рискует. И Тимофей не простит – это точно. Еще дв нряд, подумл он и зсмеялся. О чем жлеть! Что ткое дв нряд по срвнению с неисполнившейся ндеждой этого прня? Д и смому хотелось еще рзок испытть судьбу и просто-нпросто получить удовольствие.

– Вот тк бы и двно, – скзл он и почувствовл, что голос звучит чуть неестественно. – Только ломешься зчем? Руки поднял, сдется… К тебе по-человечески, со всем увжением, ты…

Автомт он оствил в доте – уж если игрть, тк по-честному. Ндо было бы и винтовку туд вкинуть, но из-з этого несколько мгновений Ромкины руки были бы зняты; н ткое он не мог решиться. И тк шнсы не рвны, прень во ккой здоровенный – рз в полтор тяжелее. А если еще винтовкой зняться… Нет! – руки должны быть свободны, рссуждл Стршных, продолжя говорить чсовому ккие-то нейтрльные, блгодушные слов.

Тот мешкл, и это рзочровло Ромку. «Ну же! ну двй, прыгй!» – мысленно подбдривл он прня, смого тк и передергивло: нервы. Он знл все нперед. Ребят уже подходили к чсовому, чтобы ворвться в дот, у него был единствення возможность – прыгнуть. Пробиться з счет инерции. Ах, кк это скучно, когд все знешь нперед, успел еще подумть Стршных, остльное зняло не больше секунды. Чсовой вдруг рзвернулся, сделл шг, чуть присел – и словно ктпульт его метнул – нстоящее крте! – в отличном стиле прыгнул вперед ногми. Стршных едв увернулся – и чсовой врезлся в бронировнный косяк. Другой бы без ног остлся, но это был ткой прень, что Ромке, кк ни жль, пришлось еще двжды хорошенько рубнуть его по шее ребром лдони.

Тимофей спросил только:

– Ты ему ничего не повредил?

– Что ты, комод, кому говоришь! Я что – не понимю?

– Лдно. Нпомнишь мне потом: дв нряд вне очереди з провокцию, – и вошел в люк.

– Еще легко отделлся, ? – посмеивясь, шепнул Ромк Злогину.

– Это мы легко отделлись, дядя. А если бы он не промхнулся?

12

Это было знтное сооружение. Снружи, впрочем, довольно неприметное, особенно для мимолетного или неопытного глз, поскольку, кк уже скзно, бронеколпк дже вблизи смхивл н огромный влун, вросший в склу. Кмуфляж, кусты шиповник. Бронеколпк был поктой формы, вроде шляпки гриб, и хотя имел в высоту не менее полутор метров, было очевидно, что ртиллерии он не боится: откуд бы по нему ни стреляли – снряды будут рикошетировть. Другое дело – бомбы. Но, во-первых, прямое попдние – это не ткя простя штук, во-вторых, броня в 400 миллиметров и сферическя – смя прочня форм купол грнтировли спокойную жизнь дже при попднии по крйней мере стокилогрммовых бомб.

Снружи дот кзлся небольшим, однко производил впечтление мощи и величия. Было в нем нечто ткое, что кк бы говорило, двло понять: я только форпост, чсть целого.

Тк оно и было н смом деле.

Дот был двухэтжный.

Верхний этж был боевым. Здесь стоял пушк крепостного тип клибр 105 миллиметров. Колес отсутствовли. Лфет легко поворчивлся н роликх – ктлся по желобу вокруг выступвшей из пол неподвижной стльной оси, нсколько это могло пондобиться при стрельбе. Для пушки имелсь длиння мбрзур, сейчс зкрытя мощными стльными зслонкми. Амбрзур был врезн в железобетонную толщу ниже бронеколпк; знчит снружи пробит в смой скле. Пол был из стли, но не гулкий; очевидно, лежл н железобетонном перекрытии.

В нижний этж вел люк; довольно тесное отверстие; если что пондобится подть нверх, скжем, снряды для пушки, ого, кк нмешься, подумл Тимофей. Он почувствовл досду, однко вмешлся здрвый смысл, и Тимофей скзл себе: лдно, прень; то, что ты умнее других – уже ясно; но, может быть, ты и порссеянней других тоже?..

В этому времени его глз привыкли к полумрку. Он еще рз осмотрелся и увидел под стенкой приспособление, в котором легко угдывлся втомтический подъемник для снрядов.

Тимофей сидел возле пушки в креслице нводчик. Ему опять было плохо. Пок знл, что ндо идти – держлся; сделли дело – и прямо дух вон. Пот зливл лицо, стекл по груди, по рукм; он здыхлся, его бил дрожь; препротивнейшее состояние, когд весь нпрягешься, чтобы хоть зубми не стучть, получется только хуже.

Чп кончил возиться с чсовым (тот сидел под стенкой со связнными рукми и ногми и пок не проронил ни слов, хотя по глзм выло видно, что сознние к нему вернулось) и подошел к Тимофею.

– Товрищ комндир, ну лягйте отсюд.

Он подхвтил Тимофея сзди з плечи, положил н рсстеленный орудийный чехол и нкрыл своей шинелью. Последнее, что увидел Тимофей, было кк бы светившееся в полумрке большое никелировнное колесо. Оно стремительно пдло н Тимофея, зкрыло все поле зрения, когд он очнулся, в доте было светло, шумно и пхло чем-то знкомым и вкусным.

Свет был электрический. Аг, вот и лмпочк: зкрытя густой метллической сеткой, он уютно пристроилсь в специльном углублении нд снрядным подъемником. Свет был прикрыт от мбрзуры козырьком и не мешл нводке. Толково, похвлил Тимофей.

А пхло кшей. Горячей пшенкой н сле. Для тех, кто понимет, – мечт!

Тимофей сел. Ему тут же нложили из котл полную миску. Держть в рукх ткое богтство еще приятней, чем просто думть о нем.

– Ну кк, товрищ сержнт?

– Объеденье. Кто это у нс ткой мстер?

– Готовил Чп, – кивнул головой Злогин. – Д я не о том, товрищ сержнт.

– Что ты к человеку приклеился? – прикрикнул Стршных. – См не видишь? Гля, кк ложкой трудится, подет пример рядовому соству.

– То верня примет, – подтвердил Чп. – Кто хворый, тому от робот без интересу.

– А почему пленному не дли?

– Гордый он, – объяснил Стршных. – Я ему предложил, кк человеку. Дй слово, говорю, не рыпться, тк мы тебя и рзвяжем и н полное довольствие, кк полнопрвного член коммуны, со всеми нтекющими…

– А ну, ну погодь минуту, – перебил Тимофей и дже миску отствил, что было воспринято всеми, кк признк величйшей игры чувств. – Это кто ж тебя комндовть допустил?

– Ты же понимешь…

– Еще не понял.

– Кончй рзыгрывть… – нчл было Стршных, но увидел кк дернулось лицо Тимофея, вдруг все понял и зторопился. – Виновт, товрищ комндир. Я тк рссудил: млый ведь все-тки нш. Поучили – и довольно. Что руки ему ззря ломть?

– Лдно. А если он тебя в блгодрность из втомт?

– Тю!

– Д не тю! Он чсовой. Он з объект отвечет!

– Виновт, товрищ комндир. – Стршных решил, что тучу пронесло, и снов взялся з ложку. Но только поднес ее ко рту – и положил. – Что ты тк смотришь н меня?

– Думю.

– Персонльня просьб, комод: или говори срзу, или думй в сторону.

– Лдно. Слушй. Вот скзл ты одно слово: коммун. Крсивое слово. Я бы дже подчеркнул – святое. Желтельно узнть, что ты имел при этом в виду.

– То и имел. Что все мы товрищи… что мы вместе… – Стршных не скрывл досду; тем более, что и выпутться не мог.

Тимофей подождл немного. Потом ироническя улыбк сошл с его лиц; оно стло жестким, угловтым.

– Лдно. З глупость нкзывть не буду. А вперед зпомни: коммун – это в общежитии хорошо, и в колхозе, и вообще – к месту. А у нс воинское подрзделение Рбоче-Крестьянской Крсной Армии. Ясно?

– Тк точно, товрищ комод.

– И еще. Отствить ложки! – это ксется всех… Тк вот, рз не можете по-другому, при вс всегд будет состоять комндир. Нзнчю своим помощником крснормейц Злогин.

– Слушюсь, – покрснел от неловкости Злогин. Рдости он не выкзл никкой. Типичный случй, когд человек предпочитет «быть одним из», чем комндовть себе подобными. Тимофей это срзу понял и предупредил:

– Учти, з дисциплину группы буду прежде всего требовть с тебя.

– Ясно.

– Крснормеец Дрбын, ты вроде уже покушл?

– Упрвился, товрищ комндир.

– Мрш нверх. Здч: нблюдешь з дорогой и подходми к доту. О млейших подозрительных действиях противник доклдывть срзу. Через четыре чс тебя сменят.

– Есть, товрищ комндир.

– Здесь имеется хороший перископ. И стереотруб, – скзл Злогин, когд з Чпой зхлопнулся люк.

– Обзор?

– Шоссе. И рек. Приблизительно двести сорок грдусов берут. Только стриц и тыльный, крутой склон не просмтривются.

– Мло. Пок тк обернемся.

Тимофей снов взял миску, пристроил себе н коленях, но есть не стл – думл.

– Соствишь грфик смены крулов. Н двое суток, – скзл он нконец. – Меня не вствляй пок – могу подвести под монстырь. А тут риску не должно быть ни грмм.

– Слушюсь.

– Лдно. И дежурств рсплнируй. Кухня, уборк, то д се. Особое внимние – крснормейцу Стршных. У него полня торб внеочередных нрядов. Узнй – сколько. Хвтит ему их коллекционировть – пустим в дело.

– А если утит?

– Не посмеет. А то ведь в свободное от дежурств и крулов время зствлю рифметику учить.

Ромк н протяжении всего рзговор только губы кривил. Можно не объяснять, кк ему было обидно. Конечно, он и Тимофей никогд не были друзьями, но – однокшники! Но – черт возьми! – они ведь все-тки были с одной зствы. Единственные, кто уцелел. И хотя бы в пмять об этом…

Нет в мире спрведливости! – думл Ромк. Дже н войне подлизм предпочтение. А теперь этому жмурику, этой сопле слов поперек не скжи. Зкешься. Десять рз потом пожлеешь… Еще он думл о том, что Тимофей выбрл Злогин нзло ему, Ромке. Инче рзве объяснишь? – ведь кк ни срвнивй – Злогин ему во всем проигрывет… Ну и жизнь!

Обед зкончился в тишине.

Выпив чю, Тимофей обследовл дот. Верхний этж кзлся мрчным, поскольку броня купол и пол не были покршены, обнженный цемент стен только усугублял впечтление. Но эт мрчность был мнимой; уже н другой день от нее остлсь лишь одн производня; ощущение ндежности, прямо скжем, н войне весьм приятня штук.

В стенх, кроме входного люк (вместо ручки ему служило большое никелировнное колесо; им же люк здривли), были еще три люк поменьше – в рзных концх дот. Они вели к пулеметным гнездм. Тимофей зглянул в один, увидел собрнную из железобетонных колец трубу; длин – н глз не меньше десяти метров; передвигться н четверенькх свободно.

– Пулеметы турельные, ШКАСы, – скзл Злогин.

– Это телефон? – Тимофей потрогл зкрепленный н своде почти неприметный темно-серый провод.

– Д. Связь тут у них потрясня. Дже между этжми. Дже у зпсного выход есть телефон!

Аппрт был утоплен в стене позди орудия и зкрывлся стльной зслонкой. Еще пр нушников полглсь нводчику и крепилсь н спинке его креслиц.

Нконец, з одной из зслонок окзлось отверстие для принудительной вентиляции…

В нижний этж вел стльня вертикльня лестниц. Чсовые сюд не спусклись, понял Тимофей, едв взявшись з ржвые поперечины. И срзу решил: Ромк приведет ее в божеский вид. И зсмеялся. Боком выйдут прню эти нряды!

Нижний этж имел прямоугольную форму и площдь поменьше – кждя сторон по четыре метр. Вдоль стен в три ярус – откидные койки с мтрцми. Всего н двендцть человек. Мленький столик с телефоном. Печк-чугунк с коленчтой трубой. Стены, пожлуй, железобетонные – нсколько они угдывются з слоем светло-зеленой мсляной крски. Нконец, нижняя чсть подъемник для снрядов и дверь (железня, во все-тки дверь, не люк) в следующее помещение. Тимофей открыл дверь, поискл слев выключтель и, когд вспыхнул под потолком лмпочк (кк и остльные, он был зключен в густую метллическую сетку), змер н пороге, восхищенный зрелищем, которое ему открылось.

– Это было подсобное помещение. Клдовя, склд, рсенл – кк ни нзови, все првильно. Собственно говоря, рссчитывя н эту подсобку, они и зхвтили дот. Хороши б они были, если б ншли здесь пустые полки. А ведь ткое могло случиться, если бы демонтж дот нчли с эвкуции имуществ. Для погрничников это ознчло бы одно: переспли спокойно ночь, зтем опять в путь-дорогу. Но теперь!..

– Подсобк был узкой: в проходе можно рзойтись только боком. Но полки – с обеих сторон. Пять метров полок спрв – боеприпсы. Внчле шли ящики со снрядми, узкие дощтые обоймы, выступющие торцми, поблескивющие изнутри метллом. Тимофей зглянул нугд. Вот с черной кемкой – бронебойные, с крсной – фугсы; вот и шрпнель и осколочные. Были здесь и грнты, дв ящик: в одном – противотнковые, в другом – «лимонки»; Тимофей это понял, дже не зглядывя внутрь, узнл по зводской упковке – н зстве получли грнты точно в ткой же тре.

В последней секции стояли птронные цинки.

Слев были ткие же полки, только знятые съестными припсми: мешкми с мукой, крупой и сухрями; ящики с консервми. Но до смой двери полки не доходили; здесь был просвет, в котором умещлись движок (он еле слышно гудел, рядом стояло мленькое ведро с соляркой) и ручной нсос. Тимофей кчнул лишь двжды и услышл, кк внутри, еще где-то длеко, збурлил, згудел вод, поднимясь вверх по трубм. Лдно! Тут же н особо прочной полке стоял метллическя бочк с горючим, рядом возвышлись ккуртно уложенные полдюжины мешков с цементом, д не просто, с портлндским, в этом Тимофей еще с «гржднки» рзбирлся; и пучки стльных прутьев. Тимофей не без труд (прут цеплялся з соседние) выдернул один, и по згнутым крючкми концм понял, что это рмтур. Н случй, знчит, если где повреждение, тк чтобы срзу и злтть н совесть. «Ай д мужики! – похвлил Тимофей неведомых стртелей этой фортификции. – Вот уж действительно все н свете предусмотрели!»

Тут его рзобрл интерес: чем они предполгли топить чугунку? Зинтересовлся этим он не по делу вовсе, только из любопытств; ведь понятно, до холодов им здесь не сидеть, выходит, и печку топить не придется. Но Тимофей не отмхнулся от вопрос и опять пошел вдоль полок, стновился н цыпочки, приседл, зглядывл з ящики и мешки – высмтривл топливо, хоть небольшой зпс, что нзывется, – н смый первый случй. И быстро ншел его. Это были торфяные брикеты. Их было немного, всего дв мешк; топливо, честно говоря, не высший сорт; что уж тм, конечно, можно было подобрть что и получше. Но оно было. Оно было и ждло своего чс. О нем не збыли, его учли. Здесь все было учтено – вот смое глвное, в чем Тимофей хотел еще рз убедиться и убедился вполне. Все, что звисело от инженеров и интенднтов, они сделли. Они создли мленький, но зконченный мирок; вселенную, в которой все было готово к приему жизни, которя см был готов с появлением этой жизни ожить и стть силой, волей и энергией. Но мирок этот не мог существовть см по себе. Чтобы он ожил, в него оствлось вложить последнюю и вжнейшую детль – грнизон. И дть ему комнду. Тогд лишь этот сплв холодного метлл и кмня стл бы живым. Только тогд…

Подсобк зкнчивлсь не глухой стеной, кк можно было ожидть по плнировке дот; прямо нпротив двери был большой люк, сейчс зкрытый. Люк был впрвлен в мощное броневое кольцо, и см из толстой стли, с ндежным зпором, смотровым глзком и отверстием для стрельбы.

– Зпсной выход? – спросил Тимофей у Злогин.

– Д. Я в нем еще не был, не успел просто. Но Ромк уже смотлся туд и нзд. Говорит, ход метров н сто тянется. К подножию холм.

– Лдно. Смотри, чтоб солярку не жгли по-дурному. А то ведь может и не хвтить.

Они вышли из подсобки. Тимофей отстегнул и опустил одну из коек, привычно пощупл мтрц, удовлетворенно отметил про себя: морскя трв, – лег н спину и несколько минут не говорил ни слов. Злогин сидел нпротив и тоже молчл. Пытлись ли они думть, осмыслить ситуцию? Или стрлись рзобрться в себе, своих мыслях и чувствх, почему-то вдруг змутившихся, потерявших ясные очертния; почему-то вдруг зметвшихся из стороны в сторону, кк стрелк компс, внезпно попвшя в поле номлии?..

Первя рдость облдния окружющим их богтством; счстливое, впервые з последние несколько суток испытнное чувство безопсности отпечтлись в их душх – и схлынули. Дот не только вселял уверенность и рсполгл к спокойствию, не только двл понять, что н него можно положиться вполне и быть смими собой. Своей силой, уверенностью он пробуждл ктивное нчло – чувство ответственности. Он кк бы подтлкивл: не только быть, но и вырзить себя.

13

Тимофей отдыхл недолго. В нем пробудилось стремление двигться, делть что-то, предпринимть, весьм неожиднное при его физическом состоянии; тем не менее он дже перевязку отложил, хотя держл ее в уме все время, пок знкомился с дотом; дже в птечку не зглянул: отметил для пмяти, где ее вперед искть, и кк он рсчетливо рсположен (срзу з лесенкой, соединяющей этжи, тк что отовсюду к ней недолго добирться; место укромное; здесь же лвк откидня – не всегд же у рненого есть силы, чтобы н ногх держться; мест не много, но довольно, чтобы спокойно знимться собой, не мешя другим бегть с этж н этж д в подсобку), и полез нверх.

В доте электричество не горело, но золотистый дымный свет, неожиднно яркий после сороксвечовых, звулировнных сеткми лмпочек нижних помещений, рссекл его, кк луч прожектор. Только этот свет был живой. Это было солнце. Оно врывлось в рзвернутую во всю ширь мбрзуру, вдвливлось внутрь дот мтерильными медовыми кускми свет, невесомыми и ощутимо плотными. Солнце било в упор, почти горизонтльно; уже не плящее – мягкое, ккое-то домшнее, уютное.

Стршных дже не обернулся, когд они появились, хотя и услышл их; Тимофей уловил первое, смопроизвольное движение его тел, срзу пресеченное если не Ромкиной волей, то, во всяком случе, хрктером.

Стршных стоял возле мбрзуры, облокотившись н нее, кк н подоконник. Тимофей пристроился рядом. Солнце уже перестло быть комком огня, обрело форму. Оно еще не пдло, но уже и не прило; оно висело нд горми, здержвшееся н миг кким-то судорожным усилием, может быть, неуверенностью, в ккое из ущелий рухнуть со своей уже неопсной высоты. Долин пок что был злит золотистым светом вся; впрочем, отдельные большие кмни и кусты испятнли ее кк бы рябью, четкими, по-дневному черными мзкми; нверное – уследить з этим было трудно – с кждой минутой мзки вытягивлись и рсплывлись, теряли очертния и интенсивность, чтобы к сумеркм выцвесть совсем. Очень скоро они стнут ткими, кк нвисшя нд рекой, сжвшя долину излучин гор: дымчто-голубыми, вроде бы призрчными, вроде бы подернутыми тумном, хотя это только кзлось тк, н смом деле никкого тумн и быть не могло – воздух все еще был по-дневному сух и тонок.

Смыми яркими элементми пейзж были рек и шоссе. Они блестели, кк никелировнные метллические полосы, и кзлись выпуклыми, словно их ндули изнутри. Шоссе было пустым – очень непривычно, совсем кк в мирный воскресный день, – только внизу, у подножия холм (ндо было здорово высунуться из мбрзуры, чтобы их увидеть), уползли влево из поля зрения дв громоздких тупорылых втофургон, все в коричнево-голубых рзводх; з вторым н прицепе ктил тележк, издли похожя н ртиллерийскую снрядную двуколку; он был нгружен мешкми, и нверху лежл серый остромордый пес, вроде бы овчрк, но они тк быстро скрылись из виду, что дже Тимофей не смог бы это скзть нверное.

Теперь шоссе было совсем пустым; нсквозь – до мост и и дже дльше. Собственно, мост они не видели, он нходился точно в створе мбрзуры, и впечтление было ткое, словно шоссе с рзгон перелетло через реку, д тк и повисло нд ней. Срзу з мостом рскрывлось устье ущелья. Несмотря н рсстояние, его было видно отчетливо, однко смо ущелье уже терялось в тени, еще неплотной, рнней, кк дымк, но тем не менее непроницемой.

Вот из нее посыплсь ккя-то мелочь. Сбоку от мбрзуры был укреплен н консоли стереотруб. Тимофей повернул ее, подкрутил нстройку. Это были смоктчики, судя по числу – рот. Они ехли долго, смешнным строем; лениво крутили педли. Тимофей предствил, что б от них остлось, кбы подпустить их метров н сто – и удрить врз из двух ШКАСов. Д ничего б от них не остлось, все бы здесь и полегли, до одного. Счстлив вш бог, гды…

Потом проехли еще двое, видть, от роты отбились. Но они не спешили догонять своих – войн не убежит! Один дже з руль не держлся – руки были зняты губной грмошкой, хотя игрл он не все время: выдует несколько пронзительных звуков, скжет что-то, и об зктывются от смех. И опять снчл. Кски у них болтлись поверх вещмешков н бгжникх, винтовки были приторочены к рмм велосипедов…

Потом н сумрчном фоне ущелья проявились тнки. Две мшины. Они шли уступом, но рсстояние скрдывло уступ, и кзлось, что тнки идут борт к борту; ндо было иметь нметнный, хвткий к любой мелочи глз, кк у Тимофея, чтобы рзглядеть првильно.

Они были уже н мосту, когд из тени выступил третий. Тимофей понял, что это боевое охрнение, и ждл, когд же появится см колонн.

Ждть пришлось недолго. Опять появились тнки. И опять только две мшины; и несколько позди, в полусотне метров – третий. Опять боевое охрнение, консттировл Тимофей и дже вздохнул от волнения, предствив, ккя силищ сейчс прет по шоссе, если дже в глубоком тылу в боевое охрнение они выпускют дв тнковых взвод. Должно быть, не меньше, чем дивизия, решил Тимофей и тут нконец увидел ее голову.

Рзглядеть он мог только первый тнк. Остльные слепились в сплошную серую ленту. Тнки шли впритык, интервлы н тком рсстоянии были нерзличимы совсем. Корпус, бшни, гусеницы – все слилось, и по тому, кк они неспешно выползли, – это движение кзлось еще более грозным и всесокрушющим, нерзличимость детлей только поощрял вообржение…

Не отрывясь от стереотрубы, Тимофей скзл:

– Ром, ну сбегй з Чпой.

Сосчитть тнки было пок невозможно. Рзве что по положению головного попытться определить, сколько их уже выползло?.. Когд сзди послышлись неспешные Чпины шги и он, зпутвшись в простейшей уствной фрзе, доложил о прибытии, тнковя колонн рстянулсь уже без млого н километр.

Полк.

– Обожди минутку, – скзл Тимофей.

Он ждл. Он все ждл, когд же появится хвост колонны, и нконец увидел его, и тут же убедился, что это не конец. Это был только небольшой просвет, зтем из ущелья, все в тком же плотном строю, поползли грузовики и вездеходы.

Выходит, мехнизировння дивизия.

Тимофей медленно рспрямил знемевшую поясницу и повернулся к товрищм. Они глядели мимо него – в мбрзуру. Они не тянулись в нее. Они стояли прямые и ккие-то вдруг осунувшиеся. И в глзх их был печль и дже отчяние. Но не стрх. Жизнь – это ткя приятня штук; что ни говорите – ее всегд жлко; всякую. Но долг – выше. И честь – выше. И вообще есть много еще тких вот штуковин; о них не думешь и дже не помнишь до времени, но нступет минут – они возникют вдруг, словно дремли в тебе, пок твое сердце тихонько к ним не толкнулось: тут-тук… Они просыпются и зполняют тебя всего, кк стль зполняет форму, словно в ней ничего и не было; словно в ней не было твоего себялюбия, и робости, и мелких стрхов из-з ккой-то бытовой ерунды. Стль выжигет их нчисто. И ты перестешь быть собой – слбым человечком. Твое сердце зполняет тебя всего. И вся твоя жизнь фокусируется в этой минуте, и не только прошлое, но и будущее; и вся твоя энергия фокусируется в ней, кк линз фокусирует солнечный луч в точку. И тогд кк будто из ничего вдруг вспыхивет плмя…

– Товрищи крснормейцы, – скзл Тимофей и змолк, потому что к концу слов голос у него сел совсем. Он осторожно, чтобы не бередить рну, прокшлялся в кулк, но это не помогло, воду просить ему тк не хотелось; уж тк он был бы рд скрыть свое волнение, но открыл рот – и не получилось ни звук. И тогд он рзозлился н себя, срзу успокоился и почти внятно выдвил:

– Воды!

Чп с готовностью протянул фляжку. Тимофей отпил вслсть, жестко вытер тылом лдони рот и скзл спокойно и твердо:

– Товрищи крснормейцы! Сейчс, когд нш Советскя Родин бьется нсмерть с мировым фшизмом… – Он понял, что змх вышел не по плечу, и змолчл. – Священный воинский долг… и просто совесть… – Он опять змолк, поглядел в лицо одному, другому, третьему, – и вдруг рубнул воздух кулком. – Я тк считю, что мы им должны сейчс вжрить! Считю – просто обязны. Все. Прошу выскзться, товрищи.

– Вот это рзговор! – восторженно зорл Стршных. – В первый рз з трое суток слышу от тебя человеческую речь, комод. Двно бы тк!

– Нс только четверо, – скзл Злогин. – Ну, врезть им хорошенько – это вещь, кто спорит. Ну, поломем несколько игрушек. А кк эти дяди попрут н нс? Ну? См дот обороняться не может – он только чсть системы. Но если дже попробовть… Здесь нужен грнизон – двендцть человек, А нс четверо.

– Трое, – попрвил Тимофей. – Меня не считй. Ккой с меня ныне вояк. Спсибо, что хожу.

– Д я и не считл, если по првде.

– Не рзберу: ты з или против? – рзозлился Ромк.

– Если б я один был – ккой рзговор…

– Ясно, – скзл Тимофей. – Твое мнение, Дрбын?

– Я шо, – глз Чпы от возбуждения совсем округлились и были н пол-лиц. – Я кк усе.

– Лдно. – Тимофей снов повернулся к Злогину. – Нводку знешь?

– Нет.

– Д что тм уметь, комод? – фыркнул Стршных. – Бей нпрямую – и хн.

– Тебя не спршивют, – оборвл Тимофей. – Твои знния мне хорошо известны.

– Дйте я опробую, товрищ комндир, – скзл Чп. – Тк что у меня был приятель…

– Лдно. Слушйте прикз. – Тимофей отхлебнул еще глоток и возвртил флягу Чпе. – Дрбын сдится н нводку, Стршных будет змковым и зряжющим, Злогин – снрядным.

– Товрищ комндир, – послышлся из-под стены голос чсового, – прикжите рзвязть. Я тоже буду дрться.

– Чп, твои узлы – ты и трудись, – кивнул Тимофей, и повернулся к мбрзуре, и тут же отпрянул от нее – инстинктивно. Тк близко были немцы. До головной мшины – не больше трехсот метров.

– Отствить рзвязывть, – торопливо попрвился Тимофей. – Режь!

Мотопехот был уже вся н этом берегу, и теперь через мост двиглся второй тнковый полк.

Во глве передового дозор все тк же уступом шли дв средних тнк; кк и рньше, их прикрывл чуть поотствший тяжелый. Он кзлся непропорционльным; кким-то горбтым, нбычившимся животным. Тнкист н его бшне сидел совсем снружи, только ноги свисли в люк. Тнкист был без шлем, со знчкми ( может, это были орден?) н груди – слев и спрв; он курил трубочку и смотрел н холм. Впечтление было ткое, что он смотрит прямо в мбрзуру. Тимофею, хотя он смотрел не в стереотрубу, просто тк, дже покзлось н миг, что немец и он встретились глзми; это произошло помимо воли, рзум тут был совсем ни при чем: вдруг глз их окзлись совсем рядом, словно рсстояние, что их рзделяло, необъяснимым обрзом потеряло свою влсть. Они смотрели друг н друг, Тимофей ощутил внутри пустоту и змер. Мысли исчезли, и утртился контроль нд временем. А зтем горизонт стл сжимться срзу с обеих сторон; Тимофей будто проснулся, но делть резких движений все же не рискнул, только скосил глз – и увидел, кк стоявший рядом Злогин, тоже весь оцепеневший, медленным врщением рукоятки мехнизм сдвигет створки мбрзуры.

Тимофей остновил его руку:

– Не ндо. Он не видит нс.

Это был оптический обмн, небольшя шутк природы.

Стршных уже рсчехлил орудие, Чп кк зпрвский нводчик сидел в креслице, прильнув к дльномеру, крутил ручки. Дже нушники успел зчем-то нпялить.

– Чп, дозоры пропускем.

– Э! От меня они вже повтиклы.

– Ух ты! Откуд же нчинется мертвя зон?

– А трошечки дльше, товрищ комндир. Отм де ярок и дырк под сшше.

– Это где водосток, – шепнул Злогин.

– Вижу… Чп, возьми дльше метров н сто от этой дырки. Тм их и прихвтим. – Он почувствовл, что кто-то стоит сзди, повернулся, досдуя, что приходится терять ткие вжные секунды. Это был чсовой. Он рзминл кисти – кждя был с половину хорошей лопты. И ни ростом, ни в плечх не уступл смому Тимофею. Но в крсивом лице прня, особенно в выржении его глз что-то не понрвилось Тимофею срзу; однко присмтривться, рзбирться в своих ощущениях времени не было. Подвив досду, Тимофей спросил:

– Фмилия?

– Рядовой Алексндр Медведев.

– Крснормеец Медведев, лети вниз, подвй сюд бронебойные. Пок не получишь другого прикз. Одни бронебойные. Рзберешься?

– Тк я ж ничего оттуд не увижу.

– Ты что – в кино пришел? Выполняй прикз!

Уже и второй дозор был рядом, огибл холм. И колонн совсем приблизилсь. Головной тнк – лобстый, упрямый, – покчивясь ктил по серебряной ленте, жевл гусеницми собственную черную тень. Тимофей подпрвил нстройку стереотрубы, определил: до линии огня еще метров пятьдесят; успевем. А где же хвост колонны? Второй тнковый полк уже больше чем нполовину был н этом берегу, однко все новые и новые тнки выползли из мрк ущелья. Лдно, что откусим, то и нше. Не подвиться бы…

Он услышл сзди незнкомый щелчок, обернулся и увидел, что Злогин вынимет из подъемник снряд. Зсуетился Стршных, с непривычки змешклся, нконец торопливо лязгнул зтвор.

– Орудие до бою готово!

Дже без стереотрубы видть: пор. Это было последнее мгновение, когд Тимофей своею комндирской волей мог остновить судьбу и отменить тку. Интересно: кк бы сложилсь их жизнь? И сложилсь ли? Вспоминли бы они об этом мгновении – последнем, з которым лежл пропсть?.. Но Тимофей дже не подумл, что это последний их шнс остновиться. Он увидел: пор, и зкричл:

– Огонь!

Вот уж чего они не ждли – это грохот. Впечтление было ткое, что сидели в железной бочке, кто-то знл это, подкрлся и вдруг хнул от всего сердц – сколько в нем только силы нскреблось – ломом. Или еще было похоже, что это здесь, внутри кземт, рвнул тяжелый снряд.

Тимофей не только оглох, но и ослеп н несколько мгновений, и потому прозевл рзрыв снряд; когд смог нконец видеть, первое, что ему подумлось: мимо. Головной тнк ктил, словно ничего не произошло, к спсительной грнице мертвой зоны – к водостоку. Но зтем выяснилось, что движется он один, колонн остнвливется, теснясь, сжимясь, кк грмоник. Остнвливется, потому что стоит второй тнк. Стоит – и все… Тимофей долго всмтривлся, пок увидел мленькие язычки плмени; потом кк-то срзу, будто в тнке ккую-то дырочку открыли, из него повлил густой жирный дым.

– Куд ты в него, Чп?

– Тю! А я зню? Я в першого вциляв.

Все еще золотое, все еще чистое и ясное предвечерье лилось долиной, и дже дым не мог его змутить; пок не мог.

Между тем остновился и головной тнк. Знй немцы, что они уже достигли мертвой зоны или по крйней мере стоят н ее грнице, они и держлись бы соответственно. Но пок им было ясно одно: противник нпл н колонну, они неосторожно оторвлись от своих и подствляют себя под огонь. И тнк попятился. Он поднял пушку, нвел ее н вершину холм, но не стрелял, должно быть еще не видел цель. Он отползл медленно. В этом движении не было стрх – лишь мер предосторожности. Он только хотел соединиться со своим бтльоном, который уже рзворчивлся, готовясь к бою: несколько тнков рссредоточились влево от шоссе, несколько – впрво. Колонн остлсь н дороге; ждл, когд передовой бтльон сметет прегрду и рсчистит путь для дльнейшего движения соглсно прикзу.

По звуку зтвор Тимофей понял – орудие к бою готово.

– В которую штуку лупить, товрищ комндир? – спросил Чп.

– Который пятится, того и бей.

– Не-. Не можу, – пожловлся Чп. – Он ч ккой верткий. Токечки, думю, гоп, он уже дрл дл.

– А ты с опережением попробуй, – посоветовл Ромк.

– Дуже ты розумный! – огрызнулся Чп. – Може, см покжешь, як отое роблять?

– Лдно вм, – скзл Тимофей. – А по горящему попдешь еще рз?

– Спробую.

– Целься ему в мотор. Но стрелять только по моей комнде! Тм, н шоссе, отползющий тнк должен был покрыть последние дв десятк метров, но в стереотрубе это рсстояние умещлось целиком срзу. Тимофей чуть-чуть подрегулировл резкость, хотя и это было не обязтельно, и, чтобы кк-то убить оствшиеся секунды и не жечь понпрсну нервы, шептл: «Лдно… лдно…» – и смотрел, кк шевелится (шлят нервишки у немц!), целится прямо ему в лицо все еще молчщее (ждут второго выстрел, чтобы точно зсечь дот) дуло тнковой пушки; кк уплывют под броневые крылья отполировнные дорогой трки; кк комндир тнк то высовывется из бшни и смотрит в бинокль н вершину холм, то что-то говорит вниз, нверное, пушкрю… то бишь, кк он у них нзывется? – д! стрелку-рдисту, вот кому.

Тимофею кзлось, что дже лицо мехник-водителя он рзличет в приоткрытой мбрзуре тнк, но это было уж вовсе невероятно; чтобы убедиться точно, хотя ему это было и не нужно вовсе, Тимофей стл всмтривться в темный срез мбрзуры и чуть не прозевл момент, когд тнк стл огибть горящую мшину.

– Огонь!

И опять вокруг них и внутри кждого из них – в мозгу, в костях, в кждой клеточке тел – взорвлся гром, словно это и не снряд был вовсе, смо прострнство рсклывлось н куски. Но теперь Тимофей был готов к этому, и не зжмурился дже, и видел, кк сверкнул из-под ктков огонь, и хотя Тимофей знл, ккя это сил – 105-миллиметровый бронебойный, все-тки он боялся сглзить удчу и ждл более существенных ее ргументов: нстоящего плмени, или дым, или взрыв – чего-нибудь ткого, что подтвердило бы успех. Но мгновения бежли, тнк стоял целехонький, ничего видно не было, и Тимофей уже нчл было думть, что рно обрдовлся, что вот сейчс тнк снов сдвинется и поползет куд-то в сторону – прочь от шоссе, знимя свое место в боевых порядкх роты, но вдруг из бшни высунулся комндир, однко не выскочил, стл вывливться нружу и пополз вперед рукми, цепляясь з броню; нконец сктился н землю, но и теперь не вскочил н ноги, все продолжл ползти н одних рукх, и, хотя Тимофею не было видно, что у немц случилось с ногми, ндо понимть, достлось им крепко, потому что он все продолжл ползти н одних рукх и кричл беспрерывно, может, одно только «--!..» – судя по тому, кк у него был рскрыт рот; но из дот его не было слышно: все-тки рсстояние приличное, верных полкилометр нбежит, дже больше, д и моторы тм ревели вовсю, десятки мощных тнковых дизелей, уши после второго выстрел были все еще зложены;

Тимофей сглотнул несколько рз, чтобы выбить пробку, но не помогло.

Больше из тнк никто не вылез, спустя еще немного времени – нверное, через секунду, может, и целя минут нбежл, – изнутри его рвнуло прямо вверх высоким вертикльным столбом, и только зтем уже по-нстоящему згорелось. Дв дым слились в один, и его неровное рвное облко стло сносить вдоль шоссе – вперед, в сторону ушедших дозорных тнков.

Шоссе было перегорожено нпрочь. Специльно зхочешь – и то тк не получится.

Теперь весь передовой тнковый полк рсползлся с шоссе, рссредоточивлся по долине. Первый его бтльон, словно рзбуженный взрывом, уже бил по вершине холм в дв с половиной десятк стволов. Однко цель был для немцев не очень удобня. Во-первых, стрелять вверх без специльных приборов всегд не с руки; во-вторых, кждый тнк, в общем-то знимя ккую-то определенную позицию, тем не менее все время нходился в непрерывном движении – выполнял противортиллерийский мневр. В тких условиях спршивть с нводчиков исключительную точность, прво же, грешно. И снряды то летели высоко, то рвлись знчительно ниже дот; только однжды крснормейцы услышли, кк болвнк угодил в бронеколпк. Против ожидний звук окзлся не хти ккой тяжелый: згудело низко, будто в большой колокол, – и все. Может быть, тк оно и было н смом деле, все-тки мсс купол был огромной, в ней могл рствориться без существенных последствий и не ткя инерция; но кк бы солдты ни были зняты боем, они ждли его, это первое прямое попдние, пмять о нем тилсь где-то в их подсозннии все время; оно ожидлось, преувеличенное своей неизведнностью, и когд случилось нконец – сквозь дробь осколков по броне, сквозь глухие удры кмней, – то угдлось срзу – с облегчением, с торжеством, – и, когд болвнк, визж, рикошетом упорхнул прочь, этот отвртительный звук был воспринят едв ли не кк гимн победы.

Но, в общем, от этого обстрел было только одно неудобство: остерегясь случйных осколков и кмней, мбрзуру пришлось прикрыть, оствив минимльное отверстие – для нводки и стрельбы. Тимофею с его стереотрубой стло и вовсе неуютно. Он тыклся от одного кря мбрзуры к другому, боялся помешть Чпе и все не нходил себе мест, кк бедный зять в приймх. К тому же в воздухе висело облко сухой глины. Он порошил в глз, объектив стереотрубы приходилось протирть почти непрерывно, и все-тки видимость был плохой.

Между тем теперь и мехнизировнный полк пришел в движение. Првд, грузовики и бронетрнспортеры остлись стоять н шоссе, поскольку в стороны им ходу почти не было: по кмням, ямм д буеркм длеко не удерешь, но солдты густо сыплись н дорогу и бежли прочь, рсссывясь по тем же ямм и буеркм.

– Чп, по мосту попдешь?

– Длеченько… – пожловлся тот н всякий случй, хотя в прицел мост был виден превосходно и Чп уже двно посмтривл н него с интересом.

– Нечего прибедняться – нводи! – Тимофей покрутил ручку телефон и, услышв в трубке «Медведев н проводе», крякнул: – А ну-к подбрось нм несколько фугсных!

В мост они попли только с пятого снряд. Првд, одного попдния окзлось достточно; он рухнул срзу, и в том месте, где темнел его полоск, открылсь рек.

Немцы не все успели перебрться, и десятк полтор тнков, змыкющих походные порядки дивизии, подктили к берегу и рссредоточились. Потом один тнк двинулся влево вдоль берег, другой – впрво. Искли брод. «Сейчс будут здесь, д уж лдно, не нш это збот, кк выберутся и что будут делть, – думл Тимофей. – У нс и без них мороки выше глз. Вон уж гости в двери стучтся. Теперь только успевй принимть…»

Со времени первого выстрел прошло уже четверть чс. Нельзя скзть, чтобы среди этих пятндцти минут был ткя, когд немцы были бы нпугны или у них нчлсь пник. Нет. Все-тки их был целя дивизия, и они нходились в глубоком тылу своих войск. Но они были обескуржены – это точно (шуточки? – дв выстрел – и двух тнков кк не было; к тому же дорог вдруг окзлсь перерезнной и спереди и сзди; кпкн!). И смущены. И только поэтому змешклись пончлу. Они с полным основнием могли подозревть, что дот – это лишь чсть зсды. Они приняли меры предосторожности, выждли ккое-то время. Крсные больше нигде себя не проявляли. А дот бил хоть и методично и тяжело, но редко. И тогд немцы бросились в тку.

Из боевых порядков головного бтльон – он продолжл беглый обстрел с целью если не порзить, то хотя бы ослепить дот, – выдвинулись три средних тнк и, нбиря скорость, прямо через кустрник и рытвины устремились к холму. И не успели еще крснормейцы перезрядить пушку, кк они уже были в мертвой зоне.

Тут Тимофей вспомнил о шести дозорных тнкх, и ему срзу стло неуютно. Они имели целых пятндцть минут, чтобы рзобрться в происходящем, принять решение и удрить, понял Тимофей, и его фнтзия услужливо нрисовл стршную кртину: вот один из этих тнков выдрлся н холм, подполз к доту с тыл и нводит свою пушку прямо н люк. Этот люк – ндежня штук; и пуль и осколочных грнт з ним можно не бояться. Но первый же снряд вобьет его внутрь.

Стрясь ничем не выдть своего волнения, хоть это было и ни к чему – не до того было крснормейцм, чтобы следить з выржением лиц своего комндир, – Тимофей пошел к люку. Но вдруг вспомнил о перископе. Вот что ему нужно! Првд, в нем тут же зговорил хозяин: во время ткого обстрел, кк сейчс, не мудрено срзу остться без перископ – достточно одного осколк. Однко не подствлять же под эти осколки себя!

Он поднял перископ, рзвернул его н юго-восток, куд, огибя холм, уходил дорог, и, хотя мешл глиняня пыль, срзу увидел те тнки. Снчл четыре мшины. Они стояли прямо н шоссе, рзвернувшись в сторону холм (чтобы не подствлять борт), но не стреляли. Не стреляли потому, что дв тнк, форсируя двигтели, то и дело меняя угол тки, иногд сползя н несколько метров, упорно лезут вверх.

Тимофей повернул перископ н зпд. Тнки, ткующие дот в лоб, уже тоже взбирлись н холм. Этим пок было легче – с их стороны холм был более пологим, – и потому кждый рз, когд нклон бшни позволял это делть, они били по доту считй что почти в упор.

Тимофей убрл перископ.

– Чп, ты видишь этих, что подбирются?

– Не-. Може, когд ще трошечки выдряпются до нс…

– У тебя под рукой не остлось бронебойных?

– Один есть, – скзл Ромк.

– Зряжй. – Тимофей покрутил ручку телефон. – Медведев! Знешь, где лежт противотнковые грнты? Аг. Тк вот: нбери в ккую торбу штук десять, не меньше, понял? – и мотй к нм нверх. Только побыстрей!

14

Когд Алексндр Медведев услышл прикз о грнтх, он решил, что это уже конец. И первой его рекцией было – бежть. Удирть отсюд, уносить поскорее ноги – прочь! прочь! – пок это возможно, пок еще есть ккой-то ничтожный шнс выпутться. Сделть это было просто: до люк в зпсной лз – несколько шгов…

Медведев бросился в ту сторону, но – з грнтми. Свою первую инстинктивную рекцию он оценил одним словом: «Сволочь». Он выхвтил с полки тяжеленный ящик, громыхнул его н пол посреди проход; кончикми пльцев – дльше не прошли: щели узкие, пльцы кк сосиск кждый – выдрл верхние дощечки с мясом, только гвозди взвизгнули. Бог его силой не обидел, д что в том толку, не в первый рз подумл он; и были в этой мысли привычня горечь и обид привычня, и кк обычно н том все и кончилось: он стушевлся перед этой мыслью, перед созннием неотвртимости судьбы, точнее скзть – жребия.

Он зцепил одной рукой три грнты, другой столько же. Бросил нзд. Если дже в крмны положить по грнте – и то десяти не унесешь, тем более о знятыми рукми не взберешься по лесенке. Прв сержнт – нужн торб.

Он зметлся до клдовке. Нет ничего подходящего!

Вот тк всегд; всю жизнь у него тк шло: что бы ни делл – все нвкосяк. Все комом.

Тут смое время скзть об Алексндре Медведеве несколько слов; дльше будет не до того, д ни к чему зствлять читтеля ломть голову нд згдкми тм, где их нет и поведение героев вполне и просто объяснимо.

Медведев приндлежл к ктегории людей весьм рспрострненной. Природ дл этим людям все. Но если другие, имея куд меньшие возможности, рзвивли свои сильные стороны, чтобы «перекрыть» естественные «недостчи», то эти люди, нпротив, все свое внимние сосредоточивют н слбой точке.

Медведев был высок, очень силен. Он был крсив: првильные, истинно русские черты лиц с чуть выдющимися скулми, с румянцем, проступющим из-под чистой кожи; черные кудри, голубые глз. Кжется, уж от девчт ему точно отбоя не должно быть, но они его не жловли, кк не жловли и прни. Эти, првд, не всегд срзу двли ему точную оценку: внешность Медведев, ее очевидня мужественность, «выигрышность» служил кк бы форой. Но проходило немного времени, фор иссякл, и кк-то смо собой получлось, что он опять окзывлся в положении подчиненном, звисимом, стрдтельном. Кстти, следует отметить, что сержнты угдывли его слбину срзу – не хуже девушек. Именно сержнты, не ккого-либо иного звния военный люд; нпример, офицерм он всегд нрвился, во всяком случе пончлу. А сержнт ни внешним видом, ни выпрвкой не проведешь. Он один рз пройдет перед строем и точно покжет, ткнет пльцем в грудь, ккой солдт смый шустрый д моторный, ккой – рохля, куриц мокря, пршивя овц, пусть дже н его груди лемехи ковть можно. Ткой не обязтельно бывет в кждом отделении, но уж во взводе точно сыщется, и сержнт это знет, ему нельзя не знть, не угдть этого «тип» срзу; не дй бог, оплошешь и пошлешь его по ккому живому делу – кому потом отбрехивться д шишки считть? У Тимофея Егоров не было времени, чтобы приглядеться к новичку, рскусить его. До того ли ему было! – н них ндвиглись сотни вржеских тнков, и н что бы сейчс ни поглядел Тимофей, перед его глзми был только эт кртин. Но сержнт всегд сержнт! – дже в ткую минуту он уловил ккую-то ущербность, неполноценность чсового. У Тимофея не было тех нескольких спокойных свободных мгновений, когд бы он мог отвлечься от боя, рзобрться в своих чувствх и точно квлифицировть явление. Сейчс ему это было еще не нужно; сейчс это ничего не решло. Но если б его все-тки спросили об этом, он, дже не глядя больше н Медведев, скзл бы, с кем имеет дело. И Медведев это понял по одному взгляду – еще не узнвшему его взгляду сержнт. Он срзу сник, почувствовл себя жлким, кким-то жевным. Все было кк всегд.

А между тем объективно у него не было основний ткого поведения. Он не был болен, не имел тйных пороков, тем более – кких-либо тяжких, по счстливому случю оствшихся нерскрытыми проступков в прошлом. Но именно в прошлом, в детстве произошли те незнчительные события, те первые мленькие поржения, которые нложили печть н его хрктер и в юношеские годы и, судя по всему, склдывлось именно тк, н всю его последующую жизнь.

Внчле душу Медведев иссушил безотцовщин. Бтю и трех дядьев порубли прельской лунной ночью мльчишки конрмейцы. Сньк родился уже после, н троицу. Сттью, всем своим видом пошел в отц, но хрктером – в лсковую, мягкую, кк церковня свечк, ммшу.

Первые годы это было неприглядно. Тем более сколько помнил себя Медведев, он всегд выделялся среди сверстников и ростом и силой. Зводилой не был, зто в нем рно нметилсь т мнер добродушного безрзличия, ленивого нейтрлитет, которя зчстую присущ очень сильным людям. У них, кк у нследных лордов, срзу есть все или, по крйней мере, смое вжное; им нечего добивться. Но мнер успел только нметиться. Едв обознчился ее брис – мльчику было три-четыре год, – кк выяснилось, что ему не с кого брть пример; ни во дворе, ни среди родни не окзлось дже смого плюгвого мужичонки: всех унесл гржднскя. А посторонние… что посторонние! – у них и до своей мелкоты руки не доходили, рзве что с ремнем д лозиной. Сньк, может, и з эту плту был бы рд, только у него не спросили; мть тк и не привел другого мужик в хту – н ее век перевелись мужики нчисто. Вот и тулился Сньк к мтери, перенимя у нее и неуверенность, и подтливость, и мягкость.

А еще через пру лет стл он понимть и иное, что, между прочим, поминли ему от рождения: стл он понимть что отец его был лютей собки – мтерый мироед, последние годы и вовсе душегуб: з косой взгляд порешить мог, не говоря – з пртбилет. Скольких Снькиных приятелей осиротил – считть стршно. Понятно, не вменяли это Сньке в вину – он-то чем виновт, невиння душ? – д уж больно внешность у него был знкомя: выкопнный бтя. И слов тут никкие помочь не могли, и утешительные рссуждения выручить бессильны; кк-то тк получилось, что отцов грех он принял н свою душу, кк искупить – не знл. Груз был тяжел, явно не по силм; глвное – не по хрктеру. Другой н его месте, может, озлобился бы и тем зтвердел, окменел, ншел бы в том силу, и опору, и дже цель. А Сньк нпротив. Он готов был з всех все делть, любому уступить и услужить – только бы не поминли ему родителя. Получлось, конечно, ноборот. Он это видел, но переломить себя не мог; д и не хотел: он постепенно вживлся в свою роль, и он уже кзлсь ему естественной и «не хуже, чем у людей».

Тем не менее (и это неким стрнным обрзом сочетлось в нем со слбостью хрктер) он знл цену своей силе и в общем-то держлся соответственно. Сочетние получлось причудливое, но не жизненное. Первое же испытние – любое испытние всегд и прежде всего – это испытние хрктер – должно было поствить мльчик перед выбором и в результте упростить систему. Мльчик оплошл. Он не смог подтвердить своей силы: окзлось, что победы (и естественных упреков, связнных с нею) он боится больше, чем поржения. Конечно, он не предствлял себе все это столь ясно, и первя осечк не обескуржил его, только удивил. Вторя неудч смутил. А третья посеял зерно сомнения, которое попло н блгодтную почву и удрилось в рост: ведь товрищи помнили о его неудчх – подряд! – не хуже, чем он см. И стли им пренебрегть. А у него не ншлось душевных сил, чтобы вдруг стть против течения, и выстоять, и докзть свое.

Тк и поктилось под уклон.

В колхоз Снькин мть вступил н первом же собрнии; нжитое мужем добро у нее столько рз трясли д половинили, что зпислсь он, почитй, с пустыми рукми; влялись в ее прохудившемся мбре и плуги, и бороны, и косилк стоял дже, но все от времени д без хозяйского глз в тком виде, что легче новые звести, чем эти нлдить: худобы – коровенки тм или лошдки – не остлось совсем: год три, кк в смой голытьбе числилсь.

Трудилсь он хорошо – больше все рвно некому – и, хотя не богто получл, никуд б он не стронулсь из родных мест, когд б не шл з ней пмять о покойнике муже. Чуть не то – тк и жди, что ккя-нибудь подля душ кмень в тебя кинет. Но не з себя сердце болело. Видел он, кк Сньк тушуется; понимл – здесь ему ходу не будет. И в нчле тридцтых, в голодное время, когд кждый держлся кк мог, добрлсь он до стнции, сел н первый поезд и поехл с сыном куд глз глядят. Долго их носило, пок не осели в Ивнове н ткцком комбинте. О прошлом не больно допытывлись. См быстро вышл в люди – в удрницх числилсь, крсную косынку носил; мльчик хорошо учился; в школе его в комсомол приняли, потом по слесрному делу пошел. Жизнь у них нлдилсь, в доме был достток, но тем яснее он понимл – сын уже ничем не изменить. Что в детстве в нем сложилось, то и окменело. Опоздл он с отъездом. Что б ей рньше лет н пять!..

В погрнвойскх Медведеву служилось неплохо. Пончлу, првд, было поинтересней: н смом кордоне стояли. А потом грницу перенесли н зпд, их чсть тк и остлсь в прежних местх – охрнял стртегически вжные объекты. Кто спорит – дело тоже нужное и ответственное, но по срвнению со службой н смой грнице это был курорт.

Медведев стрлся. З ним не числилось ни единой провинности; он был ворошиловским стрелком, первым по строевой и боевой подготовке, ктивным н политзнятиях. Другой н его месте двно бы в сержнты вышел и, уж по крйней мере, всегд был бы н виду, всегд считлся бы обрзцом. Однко Медведев в пример другим не ствили ни рзу. Отдвли ему должное – и только; кк будто его успехи были его личным делом, вот успехи других – общественным достоянием. Чего-то ему недоствло. То ли темпермент; хрктер ли – чтобы зствить других отдвть ему должное; может быть, просто нхльств – кто знет? Одно ясно: все звисело от него смого, переломить инерцию отношения окружющих он мог бы только см, но он привычно нес свой крест, не жлуясь н судьбу, и если иногд и думл о том, что не все в мире устроено спрведливо и вот бы хорошо ему вдруг однжды утром переломить себя и зжить по-новому, то никого он не винил з отношение к себе, рзве что себя смого, д и то редко. Дже в этом ему недоствло хрктер.

Именно в силу этого, когд встл вопрос, кому идти искть свою чсть, он безропотно остлся охрнять дот. Этим же объяснялсь неуверенность его действий при появлении группы Тимофея Егоров. Он должен был принять простейшее смостоятельное решение – и в который уже рз окзлся неподготовленным к этому.

Првд, трусом он не был, и, когд ситуция изменилсь, он с готовностью вызвлся помочь своим новым товрищм. Но его порыв был срзу охлжден. Во-первых, судьбу не удлось провести – и здесь он встретился с нстоящим сержнтом! – знчит, и общественное положение оствлось прежним; во-вторых, всю первую чсть боя ему пришлось просидеть в нижнем кземте, не ведя, что творится нверху, лишь догдывясь о том по звукм д по типм снрядов, которые требовл Егоров.

Это были тягостные минуты. Время остновилось. У Медведев не было чсов, и, чтобы хоть кк-то ориентировться, он то и дело нчинл считть, но дже до двдцти не дошел ни рзу; счет все убыстрялся, стновился мехническим – ведь он думл совсем о другом! – пок Медведев не ловил себя н том, что дже не знет, н ккой цифре остновился.

Редко-редко вверху бил пушк. «Чего они телятся? – думл он. – Вот я бы стрелял! Конечно, не кк из втомт, но уж по крйности выстрел в минуту двл бы, эти прни и в десять минут не упрвляются. Д ведь тк нс голыми рукми згребут!..»

Вообще-то он не мог себе предствить, кк они из этой истории выкрутятся. Достточно фшистм прорвться в мертвую зону – и конец. Рньше мертвой зоны не было: ее предполглось простреливть из меньшего дот, который нходился почти у подножия холм, метрх в сорок от дороги. В свое время его не успели достроить, д тк и бросили, когд грниц переместилсь. А три дня нзд в него попл дурня бомб: немцы штурмовли ншу колонну, которя отступл по шоссе, и вот одн из бомб точнехонько угодил в это сооружение. Верхнего перекрытия у дот еще совсем не было, только зрмировнные и чстично злитые бетоном стены. Все это добро вывернуло взрывом нружу. С дороги осттки дот были видны издлек; пожлуй, это и было глвной причиной, почему немцы не знялись холмом всерьез: осттки дот кк бы двли понять, что здесь вся необходимя рбот уже проделн и нсчет безопсности можно не тревожиться.

Тк и мучился Медведев в своем одиночестве: то сидел, сцепив пльцы, то вдруг всккивл и подбегл к люку, стоял и слушл, но вверх не лез: боялся пропустить комнду по телефону, боялся, что те, особенно сержнт, его поймут непрвильно. Его колотил озноб, он обливлся потом – и все от неизвестности. И когд Егоров потребовл противотнковые грнты, он решил, что это уже конец. «Может, сержнт не знет о зпсном выходе? – тк я ему нпомню», – решил Медведев, сорвл с одной из коек суконное одеяло и, не считя, сыпнул в него грнты из ящик. Зтем связл одеяло узлом, стянув противоположные концы. Получилось ловко. Зплы он нбрл в крмны, тоже не считя: в один горсть, д в другой горсть; хвтит! И полез вверх.

Кк рз в тот момент, когд он приподнял крышку люк, немцы из опсения повредить своих прекртили обстрел, и теперь было только слышно, кк совсем близко скребут гусеницы по кмню и ревут тнковые моторы.

Зтем в его созннии случился кк бы провл или зтмение. А когд оно кончилось, Медведев был уже снружи, пробирлся между кмнями. Кк ни стрнно, он только однжды нткнулся н воронку, ведь думл, что живого мест здесь не остлось; впрочем, с фронтльной чсти, где мбрзур, их нверняк было немло.

З пзухой тускло постукивли одн о другую три противотнковые грнты. Они холодили вроде компресс. Это было дже приятно, чем-то нвевло чувство безопсности и силы; кмни, дже из-под мх и дерн, тк и дышли жром, и трв был бесцветно-теплой, не говоря уже про воздух. Воздух был слишком густой, прокленный, пропитнный чдом непрогоревшей взрывчтки; но смым стршным был пыль. Коричневя пелен неподвижно висел в воздухе. Уже в десяти метрх ничего нельзя было рзглядеть. Пыль ел глз, збивл нос, мгновенно высушил горло. Но смое неприятное: из-з пыли невозможно было увидеть тнки. И это кк бы приближло их. Они гремели кмнями совсем рядом. Кзлось: вот рзойдись пыль еще н метр-дв – и из пелены проступят их угловтые контуры.

Однко кк рз это не очень зботило Медведев. Стоило ему окзться недине с вргом, глвное – без «зрителей», без посторонних глз, которые всегд стесняли его ужсно, и он успокоился, почувствовл себя уверенно. Все-тки выучк у него был клссня, дело свое он знл превосходно. Он добрлся до приямк, который его вполне укрывл, мимо, другой дорогой немцы с этой стороны пройти не могли, снрядил грнты, положил их перед собой и стл ждть.

Теперь он зметил, что глинистый тумн все же редеет. Он не оседл, сползл вниз и чуть в сторону, к стрице. Вот уж и тнки стло видно. До них было метров шестьдесят, может быть – семьдесят, но грнту не докинешь, хоть и под уклон. Д и бессмысленно: больно длеко, попсть нужно не рядом, точно по ходовой чсти. Рзве что подобрться поближе? – прикинул было Медведев, но тут же откзлся от этой идеи. Получится или нет – ббк ндвое скзл, то, что тнки здесь подняться не смогут, – это уже ясно. Круто для них. Того и гляди перевернутся. Не по зубм кость.

Медведев решил, что пор возврщться, но дже грнты собрть не успел. Вдруг сзди послышлся шорох грвия. Медведев резко обернулся, готовый броситься в любую сторону – куд потребуется, и увидел сержнт. Сержнт улыблся, д тк слвно, по-особенному, что Медведев без всякой н то причины почувствовл себя счстливым. Что-то ткое прошло между ними – и тот, прежний, «сержнтский», узнвший его взгляд был стерт, вместо него появилось что-то новое, одной только улыбкой рожденное. Они были ровней. Они были товрищми.

– Лдно ты здесь устроился. – Сержнт присел рядом и поскреб бинты под своей диковинной музейной курткой. – Однко здесь им не пройти.

– Не пройти, – подтвердил Медведев, счстливо улыбясь. – Рзве что пехотой. Но ШКАСы здесь весь склон чистенько, кк грблями, подбирют.

– Без мертвых зон?

– Ккое! Пончлу были: кой-где скл выпирл, большие кмни видимость зкрывли. Тк их еще позпрошлой осенью в одну ночь рвнули. Позицию, знчит, готовили згодя.

– А рыбу глушили?

– Зчем? – удивился Медведев. – В стрице и н удочку, просто н хлеб прет кк сумсшедшя. Ух – хоть злейся. А спортивного интересу никкого. У нс любители н речку бегли. Тм дже форель есть. Во ккой толщины.

Он покзл пльцми, и они об зсмеялись, собрли грнты и пошли к доту, потому что тнки уже отползли н исходные позиции и с минуты н минуту обстрел мог возобновиться.

15

Медведев не ошибся: перемен в отношении к нему сержнт действительно произошл; по крйней мере – внешняя; внешняя потому, что, хотя Тимофей и понимл умом необходимость откзться от своей привычной мнеры общения именно с тким типом солдт, это длось ему непросто и не срзу.

О своем отношении к Медведеву он здумлся двжды: н мгновение – когд увидел его впервые, и горздо дольше и нпряженней – когд тот появился в люке с грнтми в одеяле. Здумться пришлось. Медведев зглянул в кземт с ткой понятной мльчишеской ждностью, с нетерпением зрителя, опоздвшего н первую чсть приключенческого фильм. Он дже шею все еще тянул вверх. Его глз были широко рскрыты; не отдвя в том себе отчет, он хотел зрелищ!.. Но едв он встретился глзми с сержнтом, прня словно смяли, стерли, превртили в куклу. Он послушно делл, что ему говорили, но движения были сковнными, и спин был все время нпряжен, кк будто сзди него стоит придирчивый экзментор.

Не боец – тюря! А еще погрничник!.. – ткой был первя рекция Тимофея.

Он и Чп остлись возле пушки, готовые стрелять, кк только ткующие пересекут мертвую зону. У немцев не лдилось. Они снов и снов пытлись взобрться – и кждый рз неумолимо сползли н исходный рубеж. Тимофей стл нблюдть з ними куд спокойнее. Мысли опять вернулись к Медведеву.

Ведь вот же не повезло, думл он. Ведь мог н месте этого рохли окзться спрвный прень, пусть не ткой шустрый, кк Ромк, но хотя бы полноценный боец, черт побери! А этот вроде бы не в себе, словно ккой-нибудь очкрик интеллигент; тоже т еще публик…

Но кждый боец был нужен, кждый – незменим; с кждым – воевть. Медведев ндо было нствить н путь истинный.

Тимофей в своей прктике привык обходиться зннием военного дел, буквой уств, д воспринятыми н веру стереотипми, д здрвым смыслом. Он был строевик, воспитывть бойцов не входило в его прямые обязнности. Однко сейчс он был не только комндиром, но и политруком. Думй! – скзл он себе.

Времени не было. Две-три минуты – рзве это время, чтобы рсшифровть человек, которого видишь впервые? С другим пуд соли…

А что, если этого прня всю жизнь кнут учил, пряничного вкус он и не ведет?

«Лдно. Поглдить можно. Но рди чего я должен себя ломть?» Эту мысль он дже зкнчивть не стл: мло ли ккя дурь в голову удрит!

Нсчет немцев было ясно: просто тк тнкм не взобрться. Тимофей высунулся из мбрзуры, высмотрел Злогин и прикзл ему рзыскть Ромку и отходить в дот. А см пошел з Медведевым. Когд они возвртились и здрили з собой люк, тнки, пятясь, уже спустились с холм и млым ходом отползли к своим. Все три полк были рзвернуты в боевые порядки. Но в нстроении немцев – и это было совершенно очевидно – нметился перелом. Они успокоились. Тнки уже не выполняли противортиллерийский мневр – это было бессмысленно: пушк молчл. Првд, они рссредоточились – единствення мер предосторожности, которя сейчс уже кзлсь достточной. Экипжи повыбирлись нружу, отдыхли, дышли предвечерним воздухом; нблюдли, кк их товрищи пробуют зрботть Железные кресты. Небось звидуют. Дело-то плевое, не серьезное, без крестов не обойдется: генерлу ндо будет опрвдться з дв подбитых тнк, ткое нпишет про этот холм – н бумге выйдет целый укрепрйон, почище линии Мжино! Нет, кресты з эту слвную победу будут непременно!

Мотопехот тоже перестл психовть. Нчл неспешное обртное движение: из ям д ложбинок потянулсь к дороге. И н смом шоссе зшевелились: шоферня ходил между мшинми, кто-то коплся в моторе, лезли в кузов и кбины. До головных мшин было чуть поболее километр, тк что и без стереотрубы был видимость лучше не ндо.

Нконец, смое любопытное происходило возле двух подбитых тнков. Немцы зря времени не теряли. Пок внимние крснормейцев было отвлечено приступом, они успели погсить огонь н одном из тнков, знялись вторым, и к ним выбрлся н шоссе еще один тяжелый; от него уже зводили трос.

Если рсчистят шоссе, тк ведь и прорвутся, чего доброго!

– Чп, ну-к вжрь осколочным в просвет промеж тех троих.

– А у меня броневбойный туды зтолкнный.

– Бей чем придется.

– Есть.

– Медведев!

– Вс понял, товрищ комндир! – И Медведев ловко, вроде и не придержвшись ни з что, то ли соскользнул, то ли прыгнул в люк.

Первый взрыв полыхнул из-под подошедшего тнк. Дл ли он что-нибудь, скзть трудно: немцы злегли н несколько секунд, потом збегли вокруг, зсуетились снов. Но второй уже был осколочным и угодил именно туд, куд нмечл Тимофей: в центр треугольник между тнкми. Это был удч. Не только от прямых осколков, но от одного рикошет (броневые стены с трех сторон!) спстись было невозможно. Уцелевшие немцы прыснули в стороны. Но ведь кто-нибудь с крепкими нервми мог и остться, чтобы, переждв нлет, все-тки сделть дело…

– Чп, еще один снряд туд же, потом по грузовикм!

Тнковые бтльоны удрили беглым огнем, их тотчс же поддержли приднные мотопехоте ртиллерийские бтреи. Они были рзвернуты по обе стороны шоссе, совсем близко; возможно, через те буерки не было ходу тягчм, скорее всего они рссчитывли, что вот-вот двинутся дльше.

Этот обстрел был куд интенсивней предыдущего. Внчле еще можно было рботть, используя просветы между рзрывми; зтем поднимющяся от земли пыль зтянул всю видимость тонкой кисеей, он темнел, сгущлсь, стновилсь все плотнее прямо н глзх; и вот уже все исчезло, тем более тусклое позднее солнце не в силх было пробиться; перед мбрзурой клубилсь буря, и едв он чуть отступл, кк очередной взрыв вспенивл землю и щедро плескл осколкми стли и кмней.

Тимофей взял бинокль, немецкий втомт, зсунул в кждый из крмнов по рожку с птронми и неловко полез в нижний этж. Медведев помог ему открыть люк, ведущий в зпсной ход.

– Ты не отходи от телефон, – скзл Тимофей. – Мло ли что.

– Аг, – скзл Медведев. – А что, если я им нверх нкидю снрядов – и до вс мотнусь? Вдвоем никк веселее.

– Нет, – скзл Тимофей, переступив через высокий стльной порог люк. Ход железобетонной трубой полого ускользл вниз в темноту. Здесь был прохлдня сырость. Пожлуй, сейчс единственное прохлдное место во всей долине. – Нет, – повторил он, отметя н этот рз уже немую просьбу Медведев, и взял из его рук фонрик. – Ты здесь нужнее. Это знешь кк вжно, чтобы у них перебоев не было. – Он мотнул головой в сторону потолк.

– Аг.

– Только телефон слушй. Если долго буду молчть – скжем, минуты две, – см вызывй.

– Не помешю?

– Нет. А то мло ли что… и ход остнется открытый…

– Аг.

Вверху громыхнул пушк. Это уже третий снряд вслепую, отметил про себя Тимофей. Ему тк не хотелось лезть в эту дыру. И риск большой, и демскировк возможн. Но ведь кому-то ндо корректировть Чпину пльбу.

– Ну лдно.

Ход покзлся ему очень длинным. И выполнен был не везл кчественно: местми швы между железобетонными кольцми зделли плохо, из щелей, пульсируя в ткт кнонде, сыплся песок. Добро, что не вод, то б много они здесь нвоевли.

Выходной люк был ткой же конструкции, что и остльные: с тким же змком и со смотровыми щелями, пригодными для ведения огня, только помощней штуковин: н глз – трехслойня стль миллиметров эдк около ст.

Тимофей зглянул в щель, но не рзобрл ничего, кроме осыпющейся н плоские кменные плиты комьев глины. Тогд он открыл змок, взял втомт низготовку и – рз, дв, пошли! – резким движением выскочил нружу и срзу присел в простенке между склой слев (он игрл роль естественного бруствер) и откинутой крышкой люк.

Никого.

Тимофей приподнялся. Выше по склону били в небо бурые фонтны; космтя туч клубилсь, вздыхл, стремительными волнми вдруг сктывлсь вниз; некоторые снряды рвлись в полусотне метров, нверное, случлись и поближе, потому что осколки тк и шипели вокруг. Но выбирть не приходилось.

Опсность усугублялсь еще и тем, что этот выход, змскировнный под скопление влунов, приспособили для обороны с трех сторон; тыл, обрщенный к вершине холм, был пологим и открыт совершенно. Это было толково: нпдющие не могли использовть углубление кк естественный окоп – сверху он простреливлся весь. Однко сейчс и Тимофей не мог в нем укрыться.

Лдно. Что тм у фшистов?

Отсюд перспектив был не столь змечтельной, но врг весь н виду. Возле подбитых тнков – никкого движения; третий, который должен был освободить от них шоссе, не горел, однко и признков жизни не проявлял. Н километр дльше в одном месте дымили срзу три грузовик – результт удчного снряд, когд Чп еще имел возможность нводить. Выходит, вся пльб вслепую был зряшной. Во всяком случе, н немцев он не произвел впечтления: в втоколонне дже признков пники не было.

Вот в долине всплеснулся взрыв. Не совсем бестолково: гдето тм лежл мотопехот; среди ее порядков и рвнуло. Но от шоссе длеко.

Тимофей передл Чпе попрвку. Не угдл. Вторя окзлсь ближе к истине. Только с четвертой попытки ухвтили колонну и пошли ее щипть, кк добря хозяйк курицу. Когд зполыхло срзу в нескольких местх, немцы опять кчнулись отктной волной. Но еще не всех убедили те снряды, и нходились хрбрецы, которые пытлись рзвести мшины, и некоторым это удлось: они перебирлись через глубокий кювет и тм петляли по целине, и все же, когд после очередного снряд в хвосте втоколонны нчлся фейерверк – угодило в фургон с боеприпсми, – шоферня побросл дже то, что могл спсти, и стло очевидно: колонн обречен; рзве что единичные мшины уцелеют.

Корректировть стрельбу было трудно. Без опыт, без сноровки. Лдно – н глзомер Тимофей не жловлся никогд, только это и выручло. Нпряжение же было ткое, что внчле его дрожью било. Потом прошло, но смо нпряжение не стло меньше, он весь ушел в эту корректировку и, кроме мшин, ничего не видел, и нпрсно, потому что неудч первой тнковой тки не убедил комндир дивизии и немцы снов пошли н штурм. Н этот рз дозоры не вмешивлись, зто по фронту нступли дв тнковых взвод и несколько десятков втомтчиков. Они спешили и не помышляли о мскировке, и все же Тимофей их проглядел. Это было совсем н него не похоже и объяснялось рзве что невероятной сосредоточенностью, которой требовл от него корректировк, д еще тем, может быть, что он почти не отрывл бинокля от глз, тк что общя пнорм им не контролировлсь. Но кк ни был Тимофей поглощен своим делом, все же он отметил ккое-то незнчительное изменение в окружющей обстновке. Не отрывясь от бинокля, Тимофей одновременно попытлся понять, что его обеспокоило. Ответ пришел быстро: немецкие тнки уже не стреляли, и одн з другой змолкли бтреи. Еще минут – и вокруг стло тихо, только звонко шлеплись н землю последние комья земли и осколки.

Лишь теперь он увидел приближющихся немцев. До них оствлось метров трист. Автомтчики шли скорым шгом, и тнки не спешили – стрлись держться купно с ними.

Их появления, кк говорится, под смым носом, Тимофей не ждл. Тем более ему было приятно отметить, с кким спокойствием он принял эту неожиднность. Еще три дня нзд, видя приближющегося врг, в последние минуты перед схвткой с ним он испытывл не только решимость, но и едв ли не отчяние: он не боялся умереть, но умирть тк не хотелось!.. А сейчс его сердце молчло. Не только отчяния, но дже ненвисти – вообще никких эмоций. Лишь спокойствие и холодный рсчет. Кк в тире. Ни здесь, ни тм нет людей с их стрстями, судьбми, тлнтми и детьми. Есть только здч, которую поствили перед тобой три дня нзд; тогд ты был не в силх ее выполнить, но сейчс он пересекл твой жизненный путь снов, кк те огненные библейские письмен н стене: «Не пропустить!.. Не пропустить!!!» Рди этого был вся предыдущя жизнь – чтобы сегодня в этой уютной долине – не пропустить. От этого звисело… Что от этого звисело? Будущее?.. Ккое бесцветное слово. Чье будущее? И почему именно будущее? Нет, «будущее» – это слишком громко и крсиво и скорее всего ни при чем. Тут было что-то большее и простое, чего Тимофей не мог объять, кк не мог знть, что с того момент, когд он, стреляя по фшистм, перестл думть, что он убивет людей, он стл нстоящим солдтом, эт войн стл его войной – не только ветром его судьбы, но и чстью его естеств.

Медведев ответил срзу: возле ШКАСов птронов нет, все внизу.

– Возьми шесть коробок, по две н кждую мшинку, – скзл Тимофей. – Злогин укжет, кому ккя.

Он хотел н этом кончить, но почувствовл: и в кземте и внизу ждут от него хоть одного слов, хоть нмек – где врг.

– Немцы близко. Очень, – скзл Тимофей.

– Аг, – удовлетворенно отозвлся Медведев, и в трубке щелкнуло.

– Тю! – скзл Чп.

Тимофей не стл вникть в смысл этого междометия и повесил трубку. Ему пор было уходить. Хотя для удр по нступющей цепи с флнг его позиция не имел себе рвных, он знл, что не воспользуется этим: для обороны дот тйн подземного ход знчил куд больше, чем дже десяток убитых фшистов.

Он придирчиво осмотрел свой приямок – не оствляет ли после себя следов, не обвлился ли мскировочный мох с крышки люк. Выглянул нпоследок. Автомтчики были близко. Молодые прни, вверх идут легко, прыгют с кмня н кмень; форм пропылення, но все рвно видно, что новенькя; новую форму всегд издли узнешь.

Тимофей отступил внутрь, щелкнул змком, проверил, хорошо ли зкрылось – и вдруг свлился: в глзх потемнело. Он дже сознние потерял, но, нверное, нендолго; может, всего-то н несколько мгновений выключился, когд понял, что произошло, срзу зторопился. Он сидел и щупл вокруг себя, искл фонрик, ншел нконец, однко зжигть не стл, медленно пополз вперед н четверенькх, все время звливясь н првый бок. Он решил, что это рн его влит, и перевесил втомт н левое плечо, чтобы урвнять силы, но тут же снов звлился, и опять н првый бок. Это было совсем не больно. Он собрлся с духом и опять пополз – не поднимя головы, с зкрытыми глзми. Левую руку передвинуть, првую; теперь левое колено… Он спешил кк только мог, спешил н помощь к своим товрищм, которые тм, вверху, одни уже двно, ужсно двно бьются с фшистми. Он спешил – и вдруг змер, потому что труб, по которой он полз, которую мотло из стороны в сторону, нконец успокоилсь, и тогд он почувствовл, что ползет вниз…

Потом – уж кк хотел сделть все смостоятельно до конц! – окзлось совершенно невозможным пролезть через люк со снрядом в рукх. «Я тк и думл, что из этого ни черт не выйдет», – пробормотл Тимофей и позвл Чпу. Тот обернулся, неторопливо снял нушники, слез с креслиц, снчл збрл снряд, потом зшел со спины и ловко, уверенно придержл комндир под мышкми.

Тимофей перевлился через крй люк и сел н полу. В доте было не продохнуть от дым и пыли. И духот. Впрочем, только что в трубе ему кзлось, будто он через рскленную печь ползет. Не стоит обрщть внимния.

Стрельбы не слыхть; только тнковые моторы ревут, будто ходят кругом дот голодные дикие звери.

– Кк, отбили тку?

– Ще не-. Хвшисты ще тмечки.

Тимофей попытлся свести концы с концми. Не сходилось.

– Чп, – скзл он нконец, – кк двно мы говорили с тобой по телефону?

– А я не зню, товрищ комндир. То, може, минут вже збигл. А може, и меньше.

Лдно…

– Тм весь подъемник нбит осколочными, – скзл Тимофей, – тк я тебе н всякий случй бронебойный приволок. Мло ли что.

– Ото добре, товрищ комндир, – дипломтично похвлил Чп и поднял голову, потому что где-то рядом в шесть-семь выстрелов удрил крупноклиберный и срзу в ответ ему сыпнули втомты. – То не нчло, – уверенно определил он. – То Гер н ихних нервх грет.

– Ну, вроде отдохнул. – Тимофей с помощью Чпы поднялся. – Я буду тебе помогть. Пушк зряжен?

Чп змешклся – и вдруг чуть ли не крикнул:

– Тк броневбойный же отм.

Он уже и не пытлся скрыть досду. Кк неловко получилось! Ведь ндеялся, что удстся промолчть; тк не хотелось признвться! – ну просто слов нет. А вот пришлось. Это же уметь ндо – вляпться в ткое неловкое положение. Нтурльно: комндир хоть и не виновен ни в чем – он же см и виновт. Ндо ему было спршивть! Но опять же: откуд он мог знть, что своим вопросом ствит Чпу в глупое положение? Не здй Тимофей этого вопрос – и все бы тихо сошло; тк получется, что рненый комндир тртил последние силы, чтобы сделть кк лучше – и все зря. И только он один, Нечипор Дрбын, в этом виновт…

Тимофей зсмеялся.

– Тм дурень один в мене под смисеньким носом копырсется, – приободрился Чп. – То я его и стережу.

Это был средний тнк с хорошим мотором, скорее всего просто мехник-водитель н нем был клссный. Тнк шел уверенней других, и подъем брл легче, и техник вождения здесь был мстерскя – срзу видть. Его цепкость и ловкость приводили к порзительному эффекту: моментми тнк кзлся гибким. Он должен был взобрться нверх; во всяком случе, Чпу его действия убедили нстолько, что он предпочел не рисковть, оствил н время в покое полурзгромленную втоколонну и сторожил только этого подкрдывющегося к нему врг.

Остльные тнки зметно поотстли.

Снчл они взяли слишком широко, и крйний едв не звяз в болоте; оно лежло спрв от холм, по всей почти пойме между рекой и стрицей. Это, впрочем, не остновило немцев; тнк прошел по крю топкого мест, уткнулся в стрицу и змер н нешироком песчном пляже; в метре от него рскчивлись потревоженные им кувшинки – словно вдруг предостерегюще всплыли н поверхность огромное минное поле, крсивенькие ткие мины с белыми и желтыми взрывтелями.

Из бшни неспешно, уверенно выбрлся н броню тнкист; встл н кпоте, широко рсствив ноги, и, зкрывшись от бокового солнц лдонью, рзглядывл холм. Второй вылез снчл до пояс, зтем отжлся рукми и сел н крй бшни, и они стли о чем-то спорить, это дже издли было ясно. Их поведение не было нхльным, скорее просто беззботным. Ведь систем огня русских не был известн до конц; почему бы не допустить в тком случе – рельеф местности подскзывл именно этот вывод, – что тнк уже вошел в мертвую зону не только для ртиллерийского, но и для стрелкового оружия? Но тнкистм не повезло. Во-первых, пляж простреливлся, во-вторых, сейчс з ШКАСом в этом секторе сидел Герк Злогин. Он снял обоих совсем короткой очередью (ее-то и прокомментировл Чп, и ошибся в ее смысле, кк видим), если учесть, конечно, рсстояние, которое Герку от них отделяло: шесть-семь выстрелов, не больше. Выстрелы демскировли Герку рньше времени; он шел н это сознтельно; внезпный удр по втомтчикм стоил бы немцм лишних двух-трех человек, если не больше, но и соблзн был велик: смешно дже срвнивть втомтчиков и тнкистов. Герк пошел н это не колеблясь. Первые же пули сбили обоих тнкистов н песок, но одного словно ветром понесло: он ктился по пляжу, кк бревно, весь вытянутый в струнку, с зкинутыми нд головой рукми, ктился, подгоняемый черт те ккой силой, может быть, дже удрми тех же пуль; он проктился тк несколько метров, но шестя или седьмя пуля пригвоздил его к песку, он зтих лицом вверх, с зкинутыми з голову рукми, и больше не шелохнулся ни рзу.

Третий тнкист н это не отрегировл никк. Еще с минуту Герк поглядывл, не выберется ли он, чтобы подобрть убитых товрищей, но немец поплся терпеливый. А потом Герке стло не до него, втомтчики подобрлись совсем близко и тк густо лепили из своих мшинок по мбрзуре, что одн пуля ввинтилсь внутрь бронеколпк и рикошетом сднул Герку по бшке. Н счстье, не оглушил совсем, но все же это был контузия: он потерял н ккое-то время способность говорить, может быть, ему это только кзлось; кк бы тм ни было, Тимофею он отвечл только «в уме», хоть тот, судя по его голосу в нушникх н том конце провод, готов был рзнести телефон вдребезги.

Герк снов вспомнил о тнке лишь после того, кк отбился от втомтчиков. Тнк н месте не было. Герк поискл – и увидел его в стороне: тнк уже приближлся к исходной позиции своего бтльон; об труп лежли позди бшни н кпоте.

Пулемет в центрльном секторе обороны достлся Медведеву. Произошло это случйно: в спешке Герк зскочил не в тот люк, когд рзобрлся в ошибке, меняться было поздно.

Был ли Медведев рд, что может нконец принять учстие в бою? Трудно скзть. Ему было не до рзмышлений. Его зтянуло тк стремительно – успевй поворчивться! Единственное, чего он боялся, – это отстть от других, подвести своих новых товрищей. И потому он излишне суетился, и опять нчл тушевться – н этот рз перед Злогиным; он тк волновлся, что почти ничего не видел; но едв нырнул в железобетонную трубу и прикрыл з собой люк – едв остлся недине с собою, без комндиров и просто свидетелей, – кк уверенность возвртилсь к нему. Првд: только уверенность, но не спокойствие.

Потому что впереди, в кких-нибудь шести метрх труб был рзбит и звлен обломкми кмней и землей. Поверх звл светлел узкя серповидня отдушин.

Судя по глубине воронки – тяжелый снряд. Миллиметров сто пятьдесят будет. Но откуд у этой дивизии ткой клибр? – дже у тяжелых тнков пушки в дв рз слбее, и придння ртиллерия у них тоже должн быть легкой. Неужто три или четыре снряд угодили в одну точку? Ну и дел! А еще говорят: двжды в одну воронку не попдет. Вот и слушй кого после ткой кртинки…

Выбрться н волю, впрочем, не соствило труд. Неудобнее всего окзлось отгибть изнутри прутья рмтуры: лежишь н спине, упирешься в спину, ведь под лопткми битый кмень… Но кто в бою придет знчение ткой ерунде? – Медведев только в первый момент отметил про себя: больно! – и больше не думл об этом.

Цинки почти не мешли.

Ему стло жутковто н миг, когд, выглянув из воронки, он увидел совсем близко цепь втомтчиков; не просто немцев – он нсмотрелся н них з последние сутки, – немцев, которые шли н него, которые хотели убить именно его, Сню Медведев. Их было тк много… А в долине – нстоящий мурвейник!

Но стрх только оплил – и прошел. Его вытеснил не зрт – этому Медведев не был подвержен; нпротив: природное спокойствие и уверенность в себе (если он оствлся один н один с любым делом). Уже иными глзми он оценил рсстояние до втомтчиков, решил – успевю, – и теперь его обстоятельности хвтило дже н осмотр бронеколпк снружи, и лишь зтем он спустился через уцелевший огрызок трубы н свое боевое место.

Под бронеколпком было душно. Медведев сел в железное креслице и открыл мбрзуру; легче не стло. Амбрзур был узкя: узкий крест с короткой горизонтльной щелью и длинной – от основния колпк до смого зенит – вертикльной. По левую руку был штурвльчик с рукояткой; если его крутить, весь колпк поворчивлся. Медведев проверил. Порядок, колпк поворчивлся очень легко, но все рвно к этому ндо было еще привыкнуть, и, окжись н месте Медведев кто угодно другой, он не преминул бы побрюзжть по поводу этой сложной конструкции, и был бы прв, потому что, когд тихо д покойно, это вполне приятное знятие: покручивть ручку д посмтривть, что делется слев от тебя, что спрв; кк бой? д ведь и бой н бой не приходится; ведь если окружт, д будут нстырно лезть со всех сторон, несмотря ни н что, ни н ккие потери – вот уже где помянешь конструктор в Христ, бог и душу, потому кк голов кругом пойдет, з что снчл хвтться: крутить штурвльчик или бить из пулемет… Ведь зклюют!

Но именно Медведев это печлило не очень. Он был рд, что он один. Неудобно? – что с того! Большего бы горя не было!.. Глвное: можно рсслбиться, не думть о том, что другие скжут; можно быть смим собой!

Он вствил ленту, пожлел, что нельзя пльнуть рзок – проверить, не зедет ли зтвор, – вытер пот и, услышв спрв короткую очередь из ШКАС, повернул туд бронеколпк, чтобы узнть, что же тм ткое происходит. Но ничего не понял. Автомтчики были почти в ст метрх. Еще бы их подпустить хоть млость! Однко те выстрелы вспугнули всю цепь; вся цепь злегл – спокойно, без испуг, готовя в любую минуту подняться, и все с любопытством поглядывли н првый флнг, где нперегонки долбили втомты и в общем что-то должно было происходить, но ничего не происходило, потому что крупноклиберный не отвечл и вдруг выяснилось, что он вообще стрелял в другую сторону, тк кк в цепи убитых не окзлось.

Немцы поднялись и пошли вперед.

Они опередили свои тнки; при этом чсть из них стл еще осторожнее – ведь последнее прикрытие оствили позди, – другие же, обегя буксующие сползющие мшины, весело склились, что-то кричли в темные мбрзуры мехников. Только один средний тнк упрямо полз впереди цепи, и это тревожило Медведев.

Ревом дизелей тнки рсктывли холм, кк утюгми. Ждть было легко. Медведев еле зметно поворчивл бронеколпк влево-впрво (кждый большой кмень, кждя промоин были ему здесь знкомы, но ндо было увидеть их по-новому: в кчестве возможных укрытий для врг), нконец улучил момент, когд трое втомтчиков сбились почти в кучу – и удрил по ним. Пулемет рботл легко. Медведев точно видел: двоих он убил срзу. Что стло с третьим, он не понял; третий упл з кустом жимолости, и тм могло быть всяко. Но двоих он убил нповл, и это рскрепостило, сняло осттки волнения. Он и дльше бил все в том же стиле: короткими, уверенными сериями, и з весь бой не дл ни единой очереди, которя бы превышл четыре-пять выстрелов. Это принесло удовлетворение.

Немцы отступили не срзу. Они попытлись ослепить обоих пулеметчиков огнем по мбрзурм, зблокировть их, и под прикрытием огня просочиться к доту, тем более, что условия местности это кк будто позволяли. Но ШКАСы держли их цепко, и тогд втомтчики, оствив прикрытие, стли сбивться влево, уходя из сектор обстрел Медведев. Это продолжлось недолго, всего несколько минут. Бой решился вдруг, двумя удрми. Первым был выстрел Чпы. Он ждл все-тки не зря: тнк ншел дорогу к вершине. Рисковнную и нстолько сложную, что тем же тнкистм, возможно, ее не удлось бы повторить. Весь путь тнк проделл в мертвой зоне, пок не добрлся до последнего перегиб; отсюд нчинлся пологий легкий подъем. Н нем Чп мог рсстрелять немц просто в лоб – клибр пушки позволял; но он это сделл чуть рньше: когд тнк, вгрызясь в грунт, снтиметр з снтиметром выдвлся все выше нд последним перегибом холм и готов был кждую секунду перевлиться вперед и знять горизонтльное положение – в этот момент Чп и врезл ему бронебойным смое уязвимое место – в брюхо. Тнк змер н миг, потом взрывом его кк бы рзвернуло изнутри, он стл срзу вдвое ниже, осел с вывернутыми нружу гусеницми, рспятый, кк жб н столе у препртор, и тким плоским и безжизненным утюгом пополз нзд, вниз, ломя кусты, пок не ткнулся в большой влун.

Второй удр ннес Ромк. У него хвтило выдержки собрть перед своим пулеметом почти треть втомтчиков; считй, всех он тм и положил одной длинной очередью. После этого, конечно, остльные посыплись в долину. З пехотой попятились тнки.

Под конец еще рз отличился Чп. Окзывется, среди судорожной суеты и спешки боя, в дыму, з огневой звесой, сквозь которую, кзлось, рзглядеть что-либо вообще невозможно, он успел приметить одну особенность мневров немецких тнков. Т смя промоин, из-з которой под шоссе был проложен водосток, при видимой некзистости предствлял собою почти идельный противотнковый ров. Изрядня ширин; крутые, подточенные водой стенки. Увы, местми стенки обрушились, и немецкие тнки, выдвигясь н исходную для тки позицию, пользовлись одной из этих пологостей. Он был почти н грнице мертвой зоны, и Чпе пришлось помозговть, прежде чем он решил, кк в ткой ситуции вернее подступиться к немцу. Но время у него было, и когд, нконец, тнк появился в прицеле, Чп всдил ему бронебойный. Тнк згорелся не срзу, снряд попл в ходовую чсть. Это был последний бронебойный, и Тимофей полез вниз з снрядми, и они потеряли минуты три, потому что снряд опять пришлось подвть через люк; однко немцев эти минуты не выручили: Злогин уже успел млость опрвиться от контузии и зжл тнкистов под брюхом; это у него получлось весьм убедительно, хотя он едв нпоминл о себе. Тк они тм и сидели, пок мшин не взорвлсь от третьего снряд.

После этого бой кк-то срзу свернулся. Вряд ли немцы признли свое поржение. Для этого их было слишком много, и они считли себя (и если подходить мтемтически – тк оно и было н смом деле) тысячекртно более сильными, чем огневя точк, которя столь дерзко их остновил. Им – от генерл и до последнего солдт – и в голову не могло прийти, что они не смогут взять дот. Смогут! И взяли бы!.. Но, во-первых, для этого нужно ккое-то время, дивизия и без того уже безндежно выбилсь из грфик движения, когд еще его нверстет, ведь, по сути, он лишилсь мшин и тягчей, те, что уцелели… им еще предстоит выбирться из этой долины все под тем же убийственным огнем! Во-вторых, чтобы взять дот, необходимо всего небольшое подрзделение; во всяком случе, держть возле него дивизию – под огнем! – бессмысленно и дже глупо. В-третьих, стло очевидно: слву здесь не зрботешь; скорее потеряешь то, что имел.

Дивизия поднялсь и возобновил свое движение соглсно диспозиции: н восток.

Впереди тнки – подрзделение з подрзделением, прямо по целине, широким крылом огибя холм и уже в тылу его выползя н недосягемое для Чпиной пушки шоссе; следом – ртиллерийские и пехотные чсти. Эти шли, по возможности рссредоточившись, очень медленно; быстрее местность не позволял, д и пушки здерживли: добрую половину их солдтм пришлось ктить вручную. Только две бтреи остлись н прежних позициях и вели по вершине холм беглый огонь.

Змыкл движение второй тнковый полк. Перед дотом он прошел совсем без потерь, по крйней мере тк считли крснормейцы. Но кк свидетельствует рпорт комндир этого полк (рпорт был помечен следующим днем и обнружен во время изучения рхив спецчсти; весь рхив – грузовик с железными ящикми тип сейфов – нши войск зхвтили в первых числх декбря где-то в рйоне Можйск), в описнном выше бою погиб экипж тяжелого тнк, судя по другой его же бумге, в ремонтный бтльон были сдны две мшины: одн со специфическими изменениями от долгого пребывния в воде, вторя – с рзломми поворотного круг бшни, тяжелыми повреждениями ходовой чсти и мотор. Ндо полгть, об тнк пострдли от одного и того же снряд, рзрушившего мост; погибший экипж просто утонул.

Спд ктивности врг не мог не отрзиться н действиях крснормейцев. Их успех был огромен и, очевидно, выше смых оптимистических ожидний. Он потребовл не только мужеств, но и невероятных зтрт душевных сил. И когд нпряжение упло, ккя-то пружин в них рсслбилсь, и вдруг нвлилсь устлость: неодолимое желние лечь, зкрыть глз и ни о чем не думть. Д и смо восприятие победы было длеко не простым: они выигрли бой; кжется, об этом двух мнений не может быть; но вот в долине мимо них движется дивизия, обломвшя о них зубы, и столько в этом движении спокойствия и уверенности в собственной силе… Это движение – вопреки всему, вопреки любым потерям, – словно нивелировло успех крснормейцев; оно кк будто имело целью внушить: что бы вы ни делли, чего бы по чстностям ни добились, в конечном итоге выйдет по-ншему; тк было, тк есть и тк будет во веки веков, покуд существует гермнскя идея и тысячелетний рйх. Немцы шли под огнем их пушки, пдли, срженные осколкми, звли снитров, гибли, но продолжли свое неумолимое движение, подрзделение з подрзделением обтекли холм и в тылу его выходили н шоссе, которое вело прямо н восток.

Кк-то тк получлось, что в этом мрше под смертью было больше угрозы и демонстрции силы, чем в смой стршной прямой тке. И чем дольше смотрел н это Тимофей, тем яснее чувствовл, что ндо, совершенно необходимо что-то этому противопоствить. Сейчс. Сию минуту. И не только из-з немцев – из-з крснормейцев тоже. Тимофей видел: что-то ндо сделть, чтобы сбить с прней нвждение, встряхнуть их и дть неоспоримый ргумент их победы. Но что? Что?!.

Бой иссякл; сейчс кто-то поствит н нем последнюю точку: еще полчс, еще чс – и – если и дльше тк пойдет – считй, что это сделли немцы…

Солнце между тем успело исчезнуть; когд – никто не зметил. Зкт был невырзительный, слбый, может быть, потому, что все небо оствлось еще очень светлым, и долин кзлсь ровнее и светлей, чем прежде, скорее всего из-з отсутствия теней: их тоже вдруг не стло.

Но этот легкий призрчный мир был невелик; его огрничивли горы; их бесцветня стен чернел ущельями. Только одно из них жило, игрло сполохми; тм горели немецкие мшины. Возможно, это было одно из подрзделений той же мехнизировнной дивизии, но скорее всего ккя-то новя чсть, шедшя следом. Рзрушенный мост остновил ее; здние все нпирли, протискивлись вперед, нконец обрзовлсь типичня втомобильня пробк. Вот по ней-то, едв отбив вторую тку, и удрили крснормейцы из своей пушки. Нводить было несложно, кждый снряд шел в цель, в смую гущу, и через десять минут тм творилось ткое, что не приведи господь.

Потом они увидели, что дивизия поднялсь и уходит, и перенесли огонь н нее. Н обстрел, который продолжли две бтреи, никто уже не обрщл внимния. Поняли: только прямое попдние в мбрзуру опсно. Кто же будет считться со столь невероятной случйностью? И они уже не береглись и били только по пехоте – осколочными и шрпнелью, – только по россыпям мленьких подвижных фигурок, которые для стртегов и штбистов – живя сил, для нселения оккупировнных облстей – мродеры, бндиты, нсильники и убийцы. Крснормейцы уже не обрщли внимния ни н тнки и пушки, ни н мшины и тягчи. Только по пехоте: огонь! Осколочными и шрпнелью. По пехоте. По живой силе. По немцм, по гитлеровцм, по фшистм, по гдм в человеческом обличье, по убийцм: огонь! огонь!! огонь!!!

Но рзве эт пушк, выпусквшя в полторы-две минуты всего один снряд, могл остновить целую дивизию? Конечно же, нет. Пушк могл ннести урон, д и то незнчительный, если срвнивть со всей мссой многотысячного воинств. А дивизия был столь велик и могуч, что он могл пренебречь кким-то дотом; могл пройти мимо – пусть дже с потерями – и при этом не потерять своего достоинств. Тк он был велик!

Когд сдвинулсь и пошл пехот, похоже было: поле зшевелилось.

Немцы шли, кк срнч, кк грызуны во время великих переселений, когд ккя-то неведомя сил поднимет их и гонит нпрямик: через поля, дороги, через улицы городов. – рзве можно их остновить или зствить повернуть в сторону? Их можно только уничтожить – всех, до последнего; или дть им пройти, но тогд после них остнется нежить, мертвя земля…

У крснормейцев крли победу. Хлднокровно и нгло.

Ндо было что-то делть. Немедленно. Рди ребят.

Примириться с этим Тимофей не имел прв. Но что он мог придумть? Что человек способен придумть в тком положения вообще? Вдруг не поумнеешь. И дело ведь не в том вовсе, чтобы учудить с пнтлыку нечто эдкое экстрвгнтное, невероятное; не в том фокус, чтобы эптировть противник. Тут: или – или. Кто-то взял верх, кто-то повержен; одновременно быть победителями об могут лишь в хитроумных рссуждениях побежденного. Но если истину у тебя н глзх ствят н голову, и это окзывется убедительным, потому что воин не побежден, пок не признл поржения, пок его дух не сломлен; если поединок, формльно звершенный, н деле продолжется, только в иных формх – незримый – в облсти дух… тут уж от тебя сегодняшнего звисит совсем немногое – всей твоей жизни дется слово, – и ргументы не ты подбирешь, твое прошлое, твое счстье, твоя вер, твои иделы, н которых тебя воспитли. Что Тимофей мог бы придумть? – только один ответ у него был; для него – естественный, для него – единственный. Рзве он предполгл, что, отстивя свою првоту, экзменует свои иделы, которым нстл чс стть в его рукх оружием?..

Тимофей спустился в жилой отсек, достл из тумбочки прорезиненный пкет постельного белья, сорвл невесомую, блестящую, кк новенький гривенник, пломбу и достл простыню. Рзвернул – ох, велик! – рзодрл пополм и сунул половину з пзуху. Потом в клдовой выбрл из связки несколько прутьев рмтуры подлиннее и ловко сплел (рны дже не звыли – не до них!) длинный прочный стержень. Потом поднялся нверх и скомндовл:

– Отствить огонь!

Четыре лиц повернулись к нему – четыре мски. Пот змесил пыль и копоть, зтвердел коростой. Воспленные глз выржют внимние, и – ни единой эмоции.

– У нс нет флг. Теперь он у нс будет. Вот он!

Тимофей вытянул из-з пзухи кусок простыни.

Никто не шелохнулся. Првд, глз ожили: перебегли со стльного стержня н белую тряпку и обртно…

– Эх, комод, ты просто прелесть! – Ромк улыбнулся тк, что рот ему рзвернуло чуть ли не н пол-лиц, и мск срзу полоплсь. – Умниц, Тим!

– Ото вещь, – соглсился Чп. – Вчсня штучк.

– Колоссльный фитиль им в здницу! Только бы успеть. – Герк повернулся к Медведеву. – Тщи сюд свою хвленую птечку. Всю!

– Есть!

– Чп, цыгнскую иглу и дртву.

– Звсегд тутечки, товрищ комндир.

– Пришивй полотнище, дядя, только тк, чтобы и зубми от флгшток не оторвть.

– Аг.

– Товрищ сержнт, я зрнее зню все вши ргументы…

– И не проси, Гер, – перебил Тимофей.

– Ну хорошо. Только чуть-чуть, ? Чисто символически. А то ведь нс же и подведете.

– Лдно.

Ромк не ждл других. Вынул из-з голенищ финку и легко, словно не в первый рз ему приходилось это делть, полоснул ею по левой руке, немного выше бинтов, которыми были зтянуты его руки по смые зпястья. Крупные кпли тяжело упли н белую мтерию и лежли н ней, кк ртуть. Крснормейцы смотрели нпряженно – всем пятерым одновременно покзлось, что кровь тк и остнется лежть, не впитывясь; тк и зсохнет. Но зтем увидли, кк по нитям поползло крсное – и вздохнули облегченно.

– Темновт будет мтерьяльчик! – смодовольно осклился Ромк.

– Ничего, рзберутся…

Упрвились быстро. Ствить знмя пошли вдвоем (мло ли что – снряды рвутся рядом) Стршных и Медведев. Флгшток воткнули в отверстие для перископ. Эх, «фотокор» бы сюд! – ккой кдр пропдет, товрищ Стршных, ккой кдр!..

Немцы признли флг срзу: обе бтреи устроили слют – нперегонки зстучли, только не фугсными, кк до этого, осколочными. Потом остновились те, что проходили мимо, рзвернулись: х! х! х! Потом и до тех доктилсь волн, что уже обогнули холм и н шоссе вышли. Им-то флг виден н фоне зкт – лучше не придумешь. Повернулись – и ургн стли зтопил холм. А вот уже и пехот перестривется, поворчивет сюд, рстекется в цепи и вдруг – броском – вперед!

– А---!.. – бессловесный звериный рев рстет нд полем.

С двух сторон – срзу – сотни нперегонки. Ккой тм строй! ккой к черту порядок! сломлись цепи – сотни ревущих, ненвидящих, с пеной у рт – вперед! вперед! вперед!..

Тимофей спокойно:

– К пулеметм.

Зкрыл нглухо мбрзуру, взял втомт, верный припс птронов, полдюжины «лимонок». Чп уже готов, ждет; в последний момент, првд, вернулся – шинельку прихвтил; жлко с ткой шинелькой рсствться, дже нпоследок.

– Пошли?

Бой кончился тк же быстро, кк и вспыхнул. Но теперь это ознчло: побед окончтельня; теперь оспорить ее было невозможно. А потом с реки, со стрицы и от болотц стл поднимться тумн. Он кк-то незметно, срзу сгустился нд долиной; только вершин холм, увенчння флгом, плыл, кк остров, д сквозь серую муть блестели прямой ниткой бесчисленные костры – догорли мшины.

Потом упл короткя ночь. Крснормейцы чередовлись в круле, но спть не мог никто. Ждли нпдения. Его не случилось, с рссветом снов поднялся тумн – утренний, очень легкий, ткя крсивенькя голубовтя дымк, когд и он рссеялсь, открылсь долин – пустя, дже сгоревших тнков след простыл, кроме одного, подбитого возле вершины; н удивление пуст долин, будто всего несколько чсов нзд здесь не стоял целя дивизия. Потом все же крснормейцы рзглядели тонкую цепь окопов. Их только нчли копть, и сейчс всюду темнели солдтские спины.

А ровно в четыре утр откуд-то сбоку появились три «фокке-вульф», сделли высоко в ясном небе спокойный круг, и прни впервые в жизни услышли, кк воют вибомбы, когд они летят точно в тебя.

16

1027-й стрелковый бтльон был поднят ночью по боевой тревоге. Случилось это еще до полуночи, подрзделения поднимлись быстро и легко; они уже вторые сутки стояли в этом большом крптском селе, рстянувшемся вдоль дороги; успели отоспться; впрочем, пок и отдыхть было не от чего – всего три дня, кк воюют, и воевть-то пок не пришлось.

Бтльон был необстрелянный, весь из новобрнцев; никто из них не придл знчения, что взводы посдили н специльно пригннные грузовики (свои имелись только для технических служб) и повезли в тыл. Другое дело – ветерны; им об эти фкт в сочетнии с боевой тревогой точно пришлись бы не по вкусу. Бывлый солдт знет: если что-то происходит неестественно, «не тк, кк ндо», кк подскзывет смый примитивный здрвый смысл, тк скзть, вопреки нтуре, то добр не жди, и в конечном итоге в этой игре придется плтить именно ему, простому солдту.

Комндир бтльон мйор Иохим Ортнер был тоже молод, тем не менее нстоящий смысл события от него не ускользнул. И когд его вызвли к комндиру полк и он узнл боевую здчу – ликвидировть возникший в тылу очг сопротивления крсных, тяжелый ртиллерийский дот, – первя рекция Ортнер был отрицтельной. Откзться, откзться любой ценой. О доте он знл. Уже несколько чсов село прислушивлось к отдленной кнонде, потом объявились и слухи, и кждый последующий рисовл события все более грндиозные, пок не появились первые очевидцы – офицеры мехнизировнной дивизии, – по словм которых от дивизии уже мло что остлось.

Целя дивизия не упрвилсь, сотни тнков, десятки орудий. Что же тм сможет ккой-то стрелковый бтльон?

И хотя уств предусмтривет весьм однообрзный нбор ответов н прикз! «Есть», «Тк точно», «Слушюсь», Иохим Ортнер имел под рукой немло основний, чтобы отвертеться, тк нзывемых блговидных предлогов. Во-первых, чсть был необстреляння; во всяком случе, ей не мешло бы нчть с более верного дел; тк, не дй бог, случись осечк или просто зминк – вот тебе и комплекс неполноценности обеспечен у целого коллектив. Во-вторых, бтльон не имел ни специльного оборудовния, ни вооружения, которое отвечло бы здче. Нконец, здесь просто-нпросто требовлись сперы. И, в-четвертых, Иохим Ортнер еще не знл своих людей, не успел их узнть, тк кк прибыл в бтльон лишь нкнуне, зменив бывшего комбт гуптмн Питч. Питчу было бы куд легче; он см формировл бтльон, рсствлял людей и уже в ккой-то степени ориентировлся среди них, но, когд он вчер утром возврщлся из штб дивизии, его новенький БМВ был зцеплен н повороте дороги груженным в три ярус глухими ящикми прицепом огромного встречного «мерседес». БМВ, смяв колес, вертнулся н месте и лишь зтем перекинулся в кювет. Убит был только шофер; дъютнт отделлся ушибми, у Питч тоже ничего не было сломно, но лицо изрнили осколки стекл, и будет ли он видеть, врчи пок ответить не могли.

То, что мйор Иохим Ортнер попл в зеленую чсть и вместе с нею срзу был послн в нелегкое и, прямо скжем, рисковнное дело, было следствием не только случя, но и – еще в большей степени – смой обычной ошибкой, в основе которой лежл стрх перед сильными мир сего и зуряднейшее служебное рвение.

Секрет простой: во глве корпус стоял дядя Иохим Ортнер. Увы, дядя был по мтеринской линии, знчит носил совсем другую фмилию; но этот минус был единственным; в остльном дядя зслуживл одних похвл: он любил свою сестру, любил племянник, всегд о нем помнил и регулярно – лично, не через своих дъютнтов, зинтересовнно, не в порядке любезности, – следил з его успехми, снчл в зкрытой юнкерской школе, попсть в которую стоило огромных трудов, поскольку тм учились сыновья избрнного генерлитет и некоторых высших нци, зтем в Акдемии генерльного штб. В промежутке между учебой в обоих зведениях Иохим Ортнер неплохо провел дв год в Испнии, и пончлу дядя считл, что этого вполне достточно. Но зтем один з другим совершилось несколько блисттельных ншлюсов; из-з кдемии Иохим Ортнер не смог принять в них учстия, и это было серьезным просчетом дяди, потому что бывшие однокшники Иохим Ортнер ходили в немлых чинх, их груди были увешны орденми, испнский опыт уже котировлся невысоко. Воення нук длеко ушл з это время от тех робких экспериментов, тем более – воення прктик.

Ндо было спешить. Требовлись рдикльные меры.

Дядя имел серьезный рзговор с племянником и остлся доволен. Иохим Ортнер не считл потрченное н учебу время потерянным зря, что говорило о его уме: мльчик смотрел длеко, детли переднего плн не мешли ему учитывть перспективу. Зтем он был честолюбив, смел и энергичен; нконец, уже шесть лет нходясь в рядх пртии, хорошо зрекомендовв себя в ней, он тем не менее дльше не шел: проявлял преднность и усердие, но не фнтизм.

– Ты будешь делть крьеру в моем штбе, – скзл дядя. – Но нельзя збывть: биогрфия «првильного» миллионер нчинется от мленького ящик чистильщик спог. Это знчит – снчл тебе следует зрботть дв-три орден в нстоящих боях. Чтобы иметь репутцию боевого офицер. Чтобы зстрховть себя н будущее от упреков првеню, что ты, мол, тепличный цветок, штбня крыс. Не беспокойся, Иохим, я прослежу, чтобы эт стжировк у тебя прошл глдко.

Печльное приключение гуптмн Питч пришлось кстти. Узнв о нем, дядя связлся с комндиром дивизии и поинтересовлся, кков был у Питч бтльон. Бтльон превосходный, ответил комдив, не без основний полгя, что при ином ответе с него первого взыщут з нердивость.

– Что ж, тем лучше, – ответствовл дядя-генерл. – У меня н это место есть кндидт. Он сейчс же к вм выезжет! Мйор Ортнер. Хрбрый, опытный и грмотный офицер. Вот увидите, вы им будете довольны. Между прочим, сын моей сестры…

Комдив принял мйор Иохим Ортнер очень мило; кстти, предложил хорошее место в штбе и, когд мйор тктично, однко нстойчиво подтвердил свое желние поскорее попсть в действующую чсть, выскзл искреннее сожление по этому поводу. Плны дяди Ортнер были для него не до конц ясны, зто он отдвл себе отчет, что н бтльон Питч не может положиться вполне.

Что было скзно комндиру полк – неизвестно. Он не понрвился Иохиму Ортнеру срзу. И не потому совсем, что принял его сдержнно; они солдты, и соревновться в изыскнности любезностей им не к лицу. Но полковник был плебей, Иохим Ортнер понял это с первого взгляд и, видимо, чем-то неосторожно выдл свою догдку, потому что тотчс же по глзм полковник прочел: тот понял, что мйор Ортнер срзу и точно определил его социльные координты, и уже з это одно возненвидел Иохим Ортнер тк, кк могут ненвидеть только плебеи: з происхождение, з положение, з умение держться – просто з то, что ты не ткой, кк он, не плебей; з то, что он не может, не имеет прв сейчс, сию минуту, немедленно, вот здесь же уничтожить тебя, втоптть в грязь, унизить – что угодно, только бы докзть свое плебейское превосходство…

И все это при том, что внешними днными бог не обидел полковник. Это был типичный приблт: высокий, широкий в кости, с резкими, будто их рботли одним взмхом топор, решительными чертми лиц; глубоко посженные серые глз, пепельня, ккуртно подстриження щетин волос: кисть большя и сильня, с длинными вырзительными пльцми. Викинг с кртинки! Что бы ткую внешность человеку комильфо, нет! – плебею достлсь. Плебею во всем. Плебейство не только тилось в глубине его нстороженных глз, оно и выпирло в кждой мелочи: в том, кк полковник хрустел пльцми, кк бездрно был пошит его тщтельно выутюженный мундир, кк он почесывл кончик нос мундштуком, см мундштук, нбрнный из рзноцветных кружочков прозрчного плексиглс, – этот мундштук, дже не будь всего остльного, один выдл бы полковник с головой; он срзу брослся в глз, был вроде яркой реклмы, предуведомления: «Я плебей!..» Это был нстолько крикливый мундштук, что Иохим Ортнер непроизвольно поморщился. «Ну плебей, – подумл он, – ну и что? Мой бог, ншел чем хвстть!..»

Но, повторяем, все эти тонкости были, тк скзть, з текстом. Внешне мйор Иохим Ортнер был принят со сдержнной любезностью, хотя ему дже чшку кофе не предложили с дороги. Про бтльон полковник скзл, что это типичня молодя чсть – не лучше и не хуже ей подобных (Иохим Ортнер тут же вспомнил поговорку одного фельдфебеля, который несколько лет нзд вбивл н плцу училищ в кровь курснтов премудрости шгистики; «Я лхимик! – говорил фельдфебель. – Из зеленого дерьм я умудряюсь выковть стльные штыки!»), уже через несколько чсов снов вызвл мйор Иохим Ортнер (весь полк рзмещлся в одном селе) и прикзл ему немедленно выступить с бтльоном и к 9.00 взять крсный дот.

Почему именно к девяти – было неясно. Кк следовло из прикз, в 4.00 оборонительные сооружения крсных подвергнет обрботке виция, о чем уже было соглсовно в соответствующих инстнциях. После виции нступл черед ортнеровского бтльон. Хорошо: в четыре виция, следом н крсных бросются мои овечки; все понятно, где-то смое позднее к пяти мы должны с этим покончить. Но почему дют срок с зпсом – целых четыре чс! Знчит, считют возможным, что мы срзу дот не зхвтим и придется повторить тку, и н этот-то случй нм и придют бтрею гуптмн В. Клюге – четыре 76-миллиметровые пушки? Сотни тнков, десятки орудий ничего не смогли сделть, эти четыре пушчонки должны проложить нм дорогу, чтобы не позже 9.00 я мог доложить о победе?

– Могу я узнть, оберст, кто это гуптмн В. Клюге? – спросил Иохим Ортнер, чтобы выгдть время н рздумье.

Прикз зстл его врсплох. Конечно же, он и виду не подл, внешне был деловит и сдержн, но в мозгу его вертелсь крусель: мысли возникли вдруг, н мгновение, и тут же исчезли, уступли место другим, зслонялись третьими, чсто совершенно противоположными. «Хлднокровие, прежде всего хлднокровие, Иохим», – прикзл себе Ортнер, но его уже понесло, все исчезло, все мысли, все предметы вокруг, и эт гуцульскя хт, посреди которой он рзговривет со своим оберстом, – и он исчезл тоже, остлся только кончик плебейского нос господин оберст, лишь кончик нос, который господин оберст в рздумье почесывет своим плебейским нборным мундштуком.

– Гуптмн Вилли Клюге – лучший ртиллерийский офицер в приднном полку дивизионе…

Голос уплывет в сторону, скользит мимо сознния. Мйор Иохим Ортнер смотрит, кк шевелятся жесткие губы герр оберст, твердит себе: «Не пниковть… не пниковть…» Он повторяет это снов и снов, пок в голове не стновится пусто, совсем чисто, и по этому белому – четкя ндпись: «хлднокровие». Хорошо. Пок шевелятся губы, можно подумть, взвесить все про и контр… Конечно же, риск велик; но, с другой стороны, чем труднее побед, тем больше честь. «Но имею ли я прво рисковть? – думл мйор Иохим Ортнер и отвечл себе: – Д, имею; но в небольших пределх. Я не рвусь в герои – мне вжен послужной список. Понимет ли это полковник? А вдруг ему еще не успели сообщить о дяде? Случя не было – и генерл не скзл. А тот хочет унизить меня хотя бы ценой поржения, д и приятелей своих жлеет – вот и подствляет под удр меня… А может, и скзли, но у него н будущее есть хорошя отговорк: мол, считл, что дело верное, прекрсня возможность отличиться… А что, если ему сейчс скзть о дяде? Или извиниться, сослться н ккую-нибудь мелочь и позвонить прямо отсюд… Но кк дядя посмотрит н это? А вдруг у них с полковником все уже соглсовно и договорено. Хорош я буду в глзх дяди… Д и этот плебей пустит потом в полку обо мне ткой некдот… Д что в полку – вся рмия будет хохотть, это смерть крьере, ничем не зглдишь, ничем не искупишь… Но я ведь не трус, я только не хочу нпрсно рисковть, из-з того лишь, что полковнику вовремя не скзли… А если скзли?..»

Он вглядывлся в невозмутимое лицо комндир полк, но не прочел н нем ничего – ни утешительного, ни нсторживющего. Тк в смятении чувств он и покинул штб и потом терзлся всю дорогу: колонн шл, рзрывя непроглядную ночь полными фрми, по совершенно пустынному шоссе, непривычно пустынному шоссе – мйор Иохим Ортнер уже и не помнил, когд видел подобную дорогу пустынной в последний рз… много, много лет нзд…

Нчльник штб попвшей в зсду мехнизировнной дивизии – полковник с воспленными глзми, с гордой посдкой седой головы, с отчетливым прусским выговором и прусской же фмилией (перед нею стояло «фон» – вот и все, что зпомнилось Иохиму Ортнеру; фмилия этого полковник срзу кк-то не осел в пмяти, потом окзлось, что Иохим Ортнер ее збыл) – поджидл его н крю шоссе в своем бежевом «опель-кпитне». До злосчстного холм оствлось три километр. Полковник предложил Иохиму Ортнеру перебрться к нему в «опель», и тм при ярком свете потолочного плфон объяснил обстновку снчл по крте, потом взял лист великолепной слоновой бумги и мягким, почти пстельным крндшом уверенно нчертил схему: вот это холм, здесь рек, шоссе, стриц, болото; здесь огневые точки крсных; возьмите, господин мйор, вм н первое время пригодится… Он объяснил, кк действовл дивизия, и по тому, ккие при этом упоминл детли,другой н его месте нверняк бы опустил их из-з ложного понимния чести – было ясно, что он всей душою хочет быть полезным своему молодому товрищу по оружию. Мйору Иохиму Ортнеру было хорошо с ним. Они были одного круг люди; он видел, что и полковник это срзу понял и рд этому: они узнли друг друг, признли друг в друге себе подобных, и оттого, что и другой тебя признл, получли ккое-то особое удовольствие.

Впрочем, бесед знял у них минут десять, не больше. Нпоследок Иохим Ортнер едв удержлся, чтобы не спросить, кк полковник порекомендует ему действовть. Но что тот мог посоветовть? Если б он знл рдикльное средство, дот двно был бы взят.

Но полковник понимл, о чем тот думет, чего ждет.

– Мне жль, что я вс оствляю в столь сложном положении и дже советом помочь не могу, – скзл полковник. – Но вс я не жлею, и вы не жлейте себя. Не вы, тк кто-нибудь другой. Мы солдты и обязны исполнить свой долг до конц… Но не делйте этого з чужой счет. Боже мой, этот дот будет взят, конечно же, инче быть не может, но сколько немецких жизней он уже унес и сколько еще унесет!.. Помните это, господин мйор. Прощйте!

Следует отдть должное мйору Иохиму Ортнеру. Едв он остлся визви с противником, сомнения и стрхи покинули сердце. Но это не было результтом ккой-либо природной рекции, скжем, отчяния, когд оргнизм в целях смосохрнения совсем «выключет» рботющую н пределе психику. Нпротив, сейчс это состояние звисело только от его воли; и когд он прикзл себе, что должен быть спокойным, сосредоточенным и уверенным, причем уверенным не только для других, но и для себя тоже, то есть уверенным н смом деле, потому что и от этого звисел успех, – он именно тким и стл.

В конце концов это был его рбот, которой он посвятил жизнь, которую изучл всю жизнь: нконец рбот, в которой он был мстером, причем очень неплохим, во всяком случе не зурядным. А рз тк, знчит, кк человек неглупый, он был готов не только к успехм, но и к превртностям судьбы.

Он понимл: ему предстояло жестокое испытние. И уму его, и знниям, но прежде всего силм его души.

Скжем срзу: мйор Иохим Ортнер к этому испытнию был готов.

И, преодолев внутреннюю неустойчивость, он явился к своим подчиненным (они не без причины внимтельно нблюдли кждый его шг) в привычной для них личине уверенного в себе, решительного и грмотного офицер. Мйор не стл обходить позицию; во тьме укринской ночи это было бессмысленно. Он вызвл и точно покзл по крте, где ккой роте ндлежит стоять, от и до. «Остльное – вш печль, господ. В детли я не вмешивюсь». Гуптмн В. Клюге получил еще больше свободы: «Где ствить пушки – решйте сми, господин гуптмн. Единственное пожелние: хорошо бы, – если пондобится, рзумеется – чтобы бтрея могл обстреливть огневые точки русских прямой нводкой». – «Яволь, господин мйор». – «Позвольте пожелть вм доброй ночи, господ».

И он действительно отпрвился спть в свою низкую одноместную походную плтку, которую успели рзбить в кустрнике ординрцы, н резиновом мтрце, который ему предупредительно ндули не очень туго. И спл три чс. Без четверти четыре он см проснулся, кк по будильнику (своим великолепно тренировнным чувством времени мйор Иохим Ортнер не щеголял, но гордился); кипяток для бритья уже шумел н спиртовке; и, когд точно в четыре в небе появились обещнные «фокке-вульфы», мйор уже был глдко выбрит и допивл свой утренний кофе.

О предстоящем бое он стрлся не думть. Это было непросто, но совершенно необходимо, поскольку, во-первых, не стоило обольщться ндеждми н легкий успех, переживть только еще возможную неудчу глупо; во-вторых, комндир роты, которой ндлежло первой идти в тку, узнл об этом еще три чс нзд от смого мйор, тк что обязн был соответственно подготовить людей; к тому же нчльник штб (он срзу сел воплощть диспозицию в форме детльного прикз) не дст ему спуску, если что пойдет не по писному; в-третьих, следовло поберечь нервы.

Поэтому все пятндцть минут он предвлся несколько бстрктным рзмышлениям, в центре которых был гуптмн Вилли Клюге. Тем подвернулсь случйно. Вокруг плтки хвтло шумов: тягчи ворчли, слышлся метллический стук, голос солдт; это не мешло спть, и все-тки Иохим Ортнер дже сквозь сон рзличл голос гуптмн, видимо, потому, что голос был знкомый: он же нзойливо зудел где-то рядом, з кустми, и после того, кк мйор проснулся.

Иохим Ортнер не вникл в смысл слов. Ни к чему. Если б это был Ницше или Сенек – куд ни шло. А Клюге был ему скучен. Он не понрвился мйору срзу, с первого взгляд, когд мйор увидел его – мленького, рыжего, коноптого, с смоуверенной ухмылкой человек, считющего, что знет себе цену я поэтому может держться с тобой зпнибрт. Иохим Ортнер сидел рядом с водителем в кбине грузовик, гуптмн стоял возле открытой дверцы; рзниц в уровнях был не тк уж и велик, но то ли лмпочк в кбине был тусклой, то ли рмк двери кк-то по-особенному стягивл перспективу, только создвлось впечтление, что В. Клюге совсем мленький человек и стоит где-то длеко-длеко внизу. Возможно, это впечтление н лице Иохим Ортнер окзлось нписнным отчетливо, и В. Клюге его прочел, может, снизу все виделось гуптмну чрезмерно крупным, и это его нервировло; во всяком случе, он попытлся здрть ногу и встть н приступку втомшины, однко это не получилось ни с первой, ни со второй попытки, и мйор дже зподозрил, что В. Клюге немножко пьян, тк что, когд тот весь нпрягся и, неестественно улыбясь, готов был вот-вот предпринять третью попытку, Иохим Ортнер не выдержл и сострил:

– Будьте выше этого, герр гуптмн.

Но тот не принял шутки: может, не понял, скорее всего не зхотел понимть. Его лицо потемнело от прилившей крови, когд он схлынул, по выржению его глз мйор понял, что в лице этого плебея имеет еще одного непримиримого врг.

Гуптмн перестл здирть ногу и нервно поглядывл по сторонм, двя понять, что бесед ему ндоел и мйор ему скучен, см он, В. Клюге, крупноклиберный идиот: ккого черт он гнл своих людей, гнл мшины сквозь ночь? Чтобы вместо блгодрности услышть от этого недоноск с неестественно првильным прусским выговором шуточки в свой дрес?

Иохим Ортнер отпустил гуптмн с легкой душой. «Пусть злится, – думл он. – Мне он не может ни помешть, ни нвредить. Слишком мл. А в бою… Кто спорит, может стться тк, что от действий В. Клюге в бою будет звисеть многое. Но в бою ему придется зщищть свою жизнь… и честь, если он у тких, кк В. Клюге, имеется. Спси господь его душу, если он со мной попытется хитрить».

Все же в этих рссуждениях был не вся истин. А глвной подоплекой был печльный фкт – это мйор рзглядел срзу – что В. Клюге определенно не риец. Документы, конечно, у него в порядке. Но в жилх нверняк немло иудейской крови. Првд, ткое не докжешь. Они проныры из проныр; уж если зкоплись, сколько ни рой – пустя трт времени; дн не нйдешь. Но ведь по роже видно, что жид!..

И вот сейчс мйор думл об этом снов. «Ну, и полк, – думл он. – Их что, нрочно подбирли? – скопище плебеев. Помилуй бог, д ведь если пробудешь среди них достточно долго, глядишь, и см стнешь н них походить. Притворство дром не дется. Впрочем, рзве я притворялся? Нет. Ни с полковником, ни с гуптмном. Притворство было бы нпрсным. Я никкой не ктер, они окзлись н удивление проництельными, эти плебеи. Что ж, тем лучше. Нс объединяет… Что нс объединяет – дело? Нет. Скорее – судьб. Прекрсно. Будем деловиты и официльно любезны. Н минуту нши дороги пересеклись, дст бог, рзбегутся в бесконечность. Прекрсно!»

– Герр мйор. – Адъютнт вырос перед ним, неловко зкрыв своей длинной фигурой и холм и дже «фокке-вульфы» нд ним. – Нчльник штб имеет честь приглсить вс н комндный пункт.

– Прекрсно, – скзл мйор Иохим Ортнер. – Кк первя рот?

– Н исходном рубеже, герр мйор.

– Прекрсно. – Иохим Ортнер пригубил кофе. З весь рзговор он не улыбнулся ни рзу. Ни к чему. – Передйте: пусть нчинют. Я сейчс подойду.

17

Первя тк получилсь смой удчной. Если б он еще достигл цели!..

Рот рзвернулсь в цепь и пошл к холму почти одновременно с тем, кк упли первые бомбы. Нсчет клибр бомб уговору не было, но мйор Иохим Ортнер ндеялся, что летчики знют о хрктере цели и воспользуются, по меньшей мере, стокилогрммовыми. Это было немловжно и с точки зрения психологии. Взрыв стокилогрммовой бомбы – достточно эффектное зрелище: оно бодрит солдт, придет им уверенности. Мйор помнил еще по Испнии: когд идешь в тку н позиции, которые у тебя н глзх обрбтывют тяжелыми бомбми, хоть и знешь, чем это всегд кончется, всякий рз создется впечтление, что уж теперь-то дело предстоит плевое: дойти и знять опустошенные смертью позиции. Првд, сколько он помнил, н их учстке фронт ткого не бывло ни рзу. Но в этом очередной рз убеждешься лишь з полторы-две сотни метров до перерытых и зсыпнных рыхлой землей окопов противник.

«Фокке-вульфы» не торопились. Они медленно кружили высоко в небе; издли могло покзться, что они и не зняты ничем; однко холм под ними зрстл взрывми, извергл в небо дым и землю; бомбы ложились н вершину почти непрерывно и, кжется, почти ни одн не упл в стороне, н склон. Это был не только добросовестня, но и клссня рбот.

А потом произошло то, что мйор уже знл из рсскзов нчльник штб мехнизировнной дивизии. Когд до вершины остлось около ст метров, по роте одновременно удрили дв крупноклиберных пулемет; првд, один не из бронеколпк, кк ожидли, из-под рскуроченного тнк. Если это сюрприз, подумл Иохим Ортнер, следя з боем в бинокль, то он не бог весть ккой вжный. Уязвимя позиция. Клюге выковыряет их из-под тнк четырьмя-пятью снрядми. Если только он действительно тк хорош, кк его продвл герр оберст.

Рот мйору понрвилсь. Хоть кк зелены были эти солдты, они все же не сдлись срзу; они лезли и лезли; их хвтило еще н полст метров, для этого нужно огромное мужество. Но потом пошло уж вовсе ничем не зкрытое прострнство. Лейтеннт попытлся поднять их еще рз, д з ним уже следили, видть по всему; н колени встть ему дли; он осмелел, еще приподнялся, может, не сообржл уже ничего со стрху – и тут в него впились одновременно об пулемет. В первое же мгновение ему оторвло првую руку и он звертелся н месте, кк юл, подхлестывемя кнутиком. Что с ним дльше было, Иохим Ортнер смотреть не стл. Зрелище не из смых приятных. Оно может быть поучительным, если видишь его впервые, но мйору случлось нблюдть штуки и почище этой. Он опустил бинокль и вздохнул.

Хотя именно с этим лейтеннтом он рзговривл чуть дольше других, обсуждя плн тки, знчит, успел его в ккой-то степени узнть, – смерть его, кк знкомого человек, совсем не здел Иохим Ортнер. Но для мйор это был потеря. Атк зхлебнулсь; в следующую тку роту придется кому-то вести, у него офицеров не тк уж много…

Что ксется провл тки, мйор Иохим Ортнер воспринял это со спокойствием, удивившим его смого. Случилось то, чего он ждл; он знл, что именно тк и будет. Он знл это с той смой минуты, когд сегодня, едв проснувшись, в первый рз увидел холм. Все тки ни к чему, думл он. Все они бред и несусветня глупость. Но их придется повторять снов и снов, пок что-нибудь не произойдет или пок его не осенит гений и он не нйдет ккое-то особенное решение.

Он чуть было не прикзл дть ркету об отходе, но увидел, кк бежит рот, и передумл. Бегство происходило в тишине: едв стло ясно, что тке конец, кк пулеметы змолчли. Это было необычно. Все-тки крупноклиберный при удчном попднии и в километре убивет нповл. Но тут же мйор догдлся, что противник бережет птроны. Что ж, это можно понять.

Он стл думть о ключе второй тки, когд со стороны холм послышлсь редкя втомтно-пулеметня стрельб. Н мгновение дрогнуло сердце Иохим Ортнер: неужели?! Резко обернулся. И без бинокля было видно, кк н вершине дот крсный укрепляет сорвнный бомбой флг. Видть, кто-то из оствшихся з кмнями втомтчиков, скорее всего рненый, попытлся его обстрелять, но из этого ничего не вышло. Пулеметы ответили срзу. А крсный неторопливо зкончил свое дело и ушел в дот.

Ближе к окопм рот перестл бежть. Не то чтобы к ней вернулось достоинство, но солдты поняли, что опсность им не угрожет; они успокоились и шли небольшими группми: потные, возбужденные, – обсуждли тку. Иохим Ортнер прикзл отвести их в тыл, в небольшой овржек. Он знл, что сейчс пошлет их в тку снов, именно их; но просто повторить тку, не рзнообрзя средств и приемы, ему было противно. Это унижло его прежде всего в его собственных глзх. Войн – это поединок интеллектов; потом уже включлись ткие фкторы, кк воля, случй, хрктер нции… Кстти, что он знл о русских? Д, по сути, ничего конкретного. Их литертуры он не читл, личных контктов с русскими не позволял себе вполне сознтельно; росскзням о них он не верил в силу нлитического склд ум.

Он выбрлся из КП и прошел между кустми, поглядывя н холм. Идей не было. Ну что ж… Он повернул нзд и неторопливо зшгл вдоль трншеи. Солдты уже рзделись до пояс – рбот грел. Звидев комндир, они вытягивлись и смотрели н него пытливо и с ндеждой. Он это отмечл, но его это не трогло. Он глядел мимо и сквозь них, поскольку всегд был убежден, что офицер для рядовых должен быть существом высшим; нрвне с богом, только безусловней: бог можно игнорировть, офицер – никогд; ведь одно его слово может опрокинуть твою судьбу.

Трншея вывел его прямо к овржку. Комндир второго взвод – и по внешнему виду и по выговору силезец, – подл комнду, и рот поднялсь. Быстро, кк и положено. «Слв богу, – подумл Иохим Ортнер, – эти молокососы не совсем брхло, если после ткой пршивой тки крсные не смогли рскрутить в них гйки».

Силезец остлся единственным офицером в роте. Мйор отвел его в сторону и попытлся вытянуть из него хоть что-нибудь. Но если он и тк производил впечтление человек недлекого, то известие, что ему сейчс придется вести роту в повторную тку, оглушило его нстолько, что он вообще утртил способность сообржть; мло того, готов был рзреветься. «Лет девятндцть, только из училищ, что с него возьмешь», – с досдой подумл мйор и скзл сквозь зубы:

– Возьмите себя в руки. Вы же офицер!

И пошел к солдтм.

Это было не тк легко для него: взять о ними простецкий, демокртический тон. Но он решил, что именно сейчс и именно с этими можно. Он пострлся вспомнить, кк это делют другие, и говорил им: «Ну, прни, пошевелите мозгми, черт побери: вы нступли колоссльно, я видел, мужеств вм не знимть; я предствлю к Железному кресту того, кто взорвет дот; он будет взорвн сегодня, но придумйте что-нибудь, ведь вы побывли нверху, кк перехитрить этих крсных; это же последнее дело – в лоб лезть н пулеметы…»

Воодушевить солдт он смог – не столько словми, сколько ртистизмом и волей своей, – однко толку и здесь не добился. Все в один голос говорили, что дот по зубм лишь виции, хотя, рсспросив их подробнее, мйор понял, что смого дот вблизи никто не видл: едв удрили пулеметы, кк дот – слв богу, тк ни рзу и не подвший голос, – перестл для них существовть.

– Они првы, – скзл силезец. Он одолел первый приступ отчяния и тогд вдруг осознл, сделл приятное открытие: ведь он уже ротный! Он пок жив, и почему б ему дльше не уцелеть, вполне возможно! И если кому-то из его солдт достнется Железный крест, то уж ему-то тем более. «А роту у меня, точно, не зберут, конечно, не зберут, если я возьму этот проклятый дот, я возьму его, будь я проклят; клянусь, что возьму, я это чувствую, зню, и эти русские ничего со мной не смогут сделть – пусть они устновят тм хоть десять пулеметов, хоть сто; рз мне судьб взорвть их – я их взорву, и тогд все будет моим: орден! звния! деньги! женщины! крьер!..»

Его колотил нервня дрожь, и он, словно в рздумье, придержл рукой свой подбородок, потому что подбородок плясл и клцли зубы – слов невозможно произнести. Он содроглся от нетерпения. Он готов был хоть сейчс, сию минуту выхвтить свой «вльтер» и с криком «А---!..» побежть, броситься н этот холм, врезться в него – нпрямик, нпролом, рзрыть, рзметть, не глядя, всех подряд… всех подряд…

– Пок… не подвим пулеметы… – с трудом говорил силезец, словно в рздумье придерживя челюсть, левой рукой живо жестикулируя, – нм туд… нечего совться, герр мйор. – При этом мйор покосился в сторону и чуть повернулся, по мере сил прикрывя его от взоров солдт. – Пок не подвим пулеметы… Эти пулеметы… прямо кк дьяволы, герр мйор… Вы же понимете… когд перекрестный огонь – от него не спрячешься…

– Очень жль, – скзл Иохим Ортнер. – Очень жль, что вы не знете, кк подступиться к ним. – Он поглядел н чсы. – Атку нчнете ровно в шесть.

– Слушюсь… герр мйор.

– Взрывчтку, конечно, всю побросли тм? – Иохим Ортнер кивнул в сторону холм.

– …Тк точно, герр мйор.

– Нзнчьте новых пять групп. По три человек. Д, по три – это кк рз достточно. Пусть они прежде всего имеют в виду взрывчтку. Инче вш пыл будет бессмысленным.

– Тк точно… герр мйор…

– Бтрея будет бить по пулеметм. Это все, чем могу помочь. Кстти, почему б вм не пропустить сейчс сткнчик коньяку? Утро свежее.

– Слушюсь, герр мйор… Рзрешите… дть и моим прням?

– Конечно. Все, что положено роте – полному соству, естественно, – выдйте им срзу.

Он отдл честь и пошел к себе н КП.

Без десяти пять. До тки целых семьдесят минут. Иохим Ортнер собирлся употребить их с толком. Ему очень хотелось понять, с кем он имеет дело. Он велел, чтобы позвли фельдшер, и, когд лейтеннт примчлся (к счстью для него, он не носил очков, чем подкупил мйор; мйор терпеть не мог очкриков, тем более в рмии), прикзл выслть к холму две пры снитров с носилкми, дв кждой пре по белому флжку с крсным крестом.

– Помилуйте, герр мйор, д их просто перестреляют! – изумился фельдшер.

– Может быть, – мелнхолически кивнул Иохим Ортнер, – может быть, и нет.

– Но ведь это… Это уже пятьдесят лет никто не соблюдет! Еще с прошлой войны. Д и флжков тких у нс нету.

– Сделйте. И чтобы через пять минут, – мйор поглядел н чсы, – я видел, кк снитры бегут к холму. Слышите? – только бегом. У нс мло времени. К тому же тм умирют их товрищи!..

– Слушюсь, герр мйор.

– В утешение им скжите: при первом же выстреле в их сторону прикз теряет силу.

Эксперимент дл отвртительные результты: по снитрм русские не стреляли. И если в первой экспедиции снитры подобрли кого попло и тут же припустили нзд, то во второй они уже выбирли именно тех, кому помощь нужн прежде всего, перед третьей прой перевязли вообще всех рненых н склоне, причем осмелели нстолько, что осмотрели и тех, что добежли почти до смых пулеметов, но среди них живых не было ни одного.

«Дело плохо, – думл Иохим Ортнер. – Выходит, это иделисты. А иделист победить невозможно. Его можно только убить».

Он предпочел бы дже фнтиков. Фнтизм слеп – и его не сложно одурчить; он предельно нпряжен – знчит, нйди критическую точку, и он сломется от легкого удр. Но фнтики рсстреляли бы снитров, не здумывясь…

Вторя тк вышл несклдной. Хотя мйор и тк не много от нее ожидл. А что выигрл? – время, которым не знл, кк воспользовться. И цену пришлось зплтить непомерную.

Рот поднялсь и пошл к холму в полной тишине. Цепь был редкя и не производил впечтления силы. Но что-то необычное все же тилось в этом зрелище; оно создло нпряжение, и с кждой минутой зкручивло его все туже. Дже с гуптмн В. Клюге соскочил его покзня брвд. Он то и дело одергивл китель, пытлся острить с другими офицерми, но получлось нелепо, и он тут же говорил «извините»; мйор поймл н себе несколько его быстрых взглядов, которых срзу не понял; причин их выяснилсь в смый последний момент, когд гуптмн, переборов возникшую нкнуне нтиптию, спросил его:

– Мйор, если не секрет, из кких вы мест?

Все дело было в тоне. Он кк бы говорил: сейчс нчнется бой, и, возможно, кто-нибудь из нс его не переживет; тк почему бы в ткую минуту не збыть мелочные счеты? Ведь кк приятно, когд рядом человек если и не близкий, то хотя бы открытый и понятный; если в отношениях – пусть лишь нмеком, – проклюнутся душевность и доброт.

В глзх мйор Иохим Ортнер это было признком слбости, непростительной для офицер.

Он не только не повернулся – дже бинокль не опустил. Скзл отрывисто:

– Вм пор, герр гуптмн…

Тягчи зревели и поволокли пушки из ложбины. И тут выяснилось, что гуптмн дл мху: выезд из ложбины окзлся единственным. Бтрея выдвинулсь н позицию не вся срзу, поочередно, орудие з орудием. Счстье, что ни один из тягчей не збуксовл н рыхлом склоне; тогд бы вообще ничего не получилось. Д и крсные прозевли нчло мневр. Уже вытягивли последнюю пушку, когд поблизости рзорвлся первый осколочный.

Крсные не спешили. Д и нводчик у них был никудышный. Только после четвертого выстрел был рнен один из комендоров. З это же время бтрея успел осыпть снрядми и тнк, и действующий пулеметный бронеколпк. Но пятый осколочный срзил еще двух комендоров, шестой лег точнехонько посреди позиции и внес смятение.

Телефонист подл трубку.

– Герр мйор, позвольте отступить, пок нс всех не перебили, – срывлся н дискнт голос Клюге.

– Ни в коем случе. Продолжйте бой, – ровно скзл Иохим Ортнер. – Вы же понимете, герр гуптмн, сейчс только от мстерств и мужеств вших людей звисит успех тки.

И не стл больше ни слушть, ни говорить; отдл пищвшую трубку телефонисту.

Он ничуть не лицемерил. Действительно, сейчс все звисело от Клюге. Подви он пулеметы крсных – и доту не удержться, потому что цепь уже приближлсь к вершине; еще совсем немного – и солдты войдут в зону поржения собственных снрядов; что поделешь, приходилось рисковть; что угодно, только бы молчли эти проклятые пулеметы.

Тковы были ндежды. Однко сложилось инче. Очередной удчный выстрел из дот рзбил одну из пушек и толкнул гуптмн Клюге н смоупрвство: он вызвл тягчи, которые едв успели сползти в овржек. Но тут уж крсные не сплоховли и срзу перенесли огонь. Првд, целились они долго, зто от первого же снряд згорелся тягч кк рз н выезде из овржк. Одн мшин внизу окзлсь отрезнной от своих, две все же добрлись до позиции и зцепили по пушке, но от следующего снряд один тягч вспыхнул, пушк перевернулсь. Тогд с позиции побежли все – и водители и комндоры.

К этому времени решилось и н холме. Рот не выдержл испытния молчнием противник и стршным зрелищем – ведь склон был весь усеян телми их кмрдов: и тех, что вчер здесь погибли, и сегодня во время первой тки. И рот злегл еще до того, кк по ней открыли огонь. А когд стло ясно, что бтрее конец, солдты нчли отходить. Снчл по одному, ползком и перебежкми, но уже через несколько минут припустили бежть в открытую, слв богу, и н этот рз крсные не рсстреливли их в спину.

Что и говорить, это был постыдня кртин. Иохим Ортнер поглядел н чсы. Нчло седьмого. "Интересно, когд просыпется полковник? Если он рнняя птшк, с минуты н минуту ндо ждть его звонк. Но если он решит выдержть хрктер?.. Тогд звонок рздстся не скоро, прежде девяти и я звонить не буду: поводов к этому нет, д и охоты тоже. Знчит, все дело упирется в хрктер господин полковник, пок что здесь з эти его плебейские штучки будут рсплчивться своими жизнями ни в чем не повинные немецкие прни.

Мйору Иохиму Ортнеру было жль солдт, которых он тк бездрно и бессмысленно гнл н пулеметы. В который рз з сегодняшний день он рзмышлял, что, будь его воля, он бы все устроил инче. Не кровью, прежде всего мыслью, интеллектом и волей докзывть силу гермнского дух. Но у него прикз, личным мнением никто не интересуется, зто не позже 9.00 у него спросят, кк он, мйор Иохим Ортнер, этот прикз выполнил. И тогд он нзовет число тк, которое подтвердит его нстойчивость и неуемную жжду победы, и перечислит свои потери; и стнет безусловной его непреклонность, никому и в голову не придет обвинить его в млодушии, никто ему не скжет, что он псует перед трудностями.

«Кк все глупо, – думл Иохим Ортнер. – Солдты честят меня последними словми, считют идиотом и убийцей. Полковник, узнв о потерях, тоже решит, что я убийц и болвн. Но я должен игрть свою роль, кк бы он ни нзывлсь. Глвное, чтобы внешне я был тверд и непреклонен и убежден в првоте своей идиотской тктики, и тогд я буду прв в любом случе, перед ккими угодно судьями, чего бы ни стоил моя формльня првот доблестной гермнской рмии».

Впрочем, ндо зметить, что сердце у него не болело и душ был спокойн. У него не было выбор. Кк шр в кегельбне, он ктился по единственному, выбрнному другими желобу. Чего ж ему было терзться?

Он осознвл ясно, что в его положении смое опсное – проявить млодушие. Это следовло пресекть срзу, дже в мелочх. И мйор Ортнер в этом преуспел. Тк, ему зрнее было неприятно предстоящее объяснение с Клюге (он не считл себя виновным перед гуптмном; нпротив – тот был кругом виновт; но что-то все же было в этом предстоящем рзговоре ткое, что мйор вообще с рдостью избег бы встречи, хотя он и не осознвл ясно, что именно его смущет, и не собирлся в это вникть), все вышло н удивление просто, легко и не только не оствило в душе Иохим Ортнер ккого-либо след, но дже и не здело ее.

Клюге пришел без вызов. Он брел по неглубокой трншее, глядя себе под ноги, сцепив руки з спиной. Без фуржки. Весь в земле. Мундир спрв пониже нгрудного знчк был рзорвн: сукно, и бортовк, и подклд торчли мятыми лоскутми. Когд он поднял глз, Иохим Ортнер не прочел в них ни стрх, ни гнев, ни озлобления – только устлость.

– Кончено, – скзл он тихим невырзительным голосом. – Моей бтрее крышк. Нет ее больше. Нет – и все.

Вот этот его тон и облегчил здчу Иохим Ортнер. Теперь он был прв точно, и не только в прошлом, но и в будущем; прв уже потому, что держлся твердо, не двл воли своим чувствм.

– Во-первых, герр гуптмн, – отрывисто отчекнил Иохим Ортнер, – прошу вс обрщться кк подобет. Во-вторых, потрудитесь быть конкретнее, если только это доклд офицер, не цитт из Вертер.

– Виновт, герр мйор, – все тк же медленно и тихо скзл Клюге.

– Н вс солдты смотрят! Где вш фуржк?

– Не зню, герр мйор.

– Тк удирли, что не зметили, кк…

– Я не удирл, герр мйор, – дже перебив, Клюге не повысил голос. – Я оствлся н позиции до конц. Дже когд кругом больше никого не остлось. Но мне не было счстья, герр мйор, и крсные меня не убили.

– Прекртите мелодрму, черт побери! Я уже понял: огонь русских, кстти, весьм бездрный, произвел н вс, гуптмн, неизглдимое впечтление. Но кк рз это меня и не интересует. Может быть, вы все-тки доложите нконец о потерях?

– Точно не могу знть, герр мйор. Не все рненые вынесены с позиции. Проще скзть, что уцелело.

– Кк угодно.

– Есть одно орудие и четырндцть комендоров, герр мйор…

– Одно орудие… Видимо, то смое, что остлось н позиции?

– Тк точно, герр мйор.

– Брошенное в пнике орудие уцелело. Знчит, вы еще могли продолжть вести огонь и поддерживть ншу тку, но у вс нервы не выдержли, и только поэтому нш пехот остлсь без прикрытия. Вы прямой виновник, герр гуптмн, что эт блестящя тк был сорвн.

– Нсколько мне известно, герр мйор…

– Ничего не желю слушть. Гуптмн Клюге, получите прикз. Через пятндцть минут тк будет повторен. Вы соберете всех своих людей; кк они будут рспределены – дело вше, но подмен должн быть оргнизовн безукоризненно. Когд цепь перейдет шоссе – открывете огонь по пулеметм. И будете стоять до последнего человек. Инче – если проявите млодушие и смоупрвство, кк в предыдущей тке – я передм вше дело в военно-полевой суд.

Лицо Клюге стло ровным и серым; дже веснушки, ткие яркие, словно стерли с кожи.

– Но это убийство, герр мйор, – еле слышно скзл он.

– Повторите.

– Вы посылете моих людей н верную и бессмысленную смерть, герр мйор.

– Кк я понял, гуптмн, вы откзыветесь выполнять прикз?

– Мы выполним вш прикз, герр мйор! – яростно крикнул Клюге, весь кк-то дернулся вверх и демонстртивно щелкнул кблукми.

– Идите, – вяло скзл Иохим Ортнер и отвернулся. Предстояло объясниться с ротой; ну, тут он и вовсе не собирлся церемониться.

– Солдты, – скзл он, – вы сейчс нступли бездрно и трусливо. Но я не позволю вм порочить чести нции! Не дм брость тень н слву гермнского оружия! Или нет среди вс нционл-социлистов? Или это не вс воспитывл «Гитлерюгенд»? Пусть выйдет из строя тот, кто сейчс вынес оттуд рненого товрищ, и я ему тут же вручу медль з доблесть.

Иохим Ортнер вызывюще, орлиным взором окинул строй. Солдты стояли понурясь.

– Это позор!.. Тк вот, зпомните: н холм снитров больше посылть не будем. Тк что если сейчс ты не вынесешь товрищ, в следующий рз, если уже рнят тебя, ты тоже остнешься тм, умиря от жжды, истекя кровью под этим солнцем без помощи. Это первое. Второе: сейчс вы пойдете в тку снов. Предупреждю: у вс в тылу будет пулеметный взвод; и если без сигнл к отходу вы побежите от русских пуль, вс встретят немецкие.

Смысл в этом был один: если роте суждено быть уничтоженной, то произойти это должно кк можно ближе к доту – нилучшее подтверждение его, мйор Иохим Ортнер, рвения. К нему подошел силезец. У взводного был збинтовн голов; збинтовн легко, тк что нд ухом чуть проступило бурое пятно.

– Я не смогу повести роту в тку, герр мйор, – скзл он, отводя взгляд.

– Кк это вы умудрились? – с досдой скзл Иохим Ортнер, придумывя н ходу, кем его зменить. Он тк ндеялся, что внезпного пыл этого трус хвтит хотя бы н одну хорошую тку. Не вышло. – Ведь русские тк и не выстрелили по вс ни рзу.

– Это нш осколок, герр мйор.

– Но вы неплохо выглядите. И бежли хорошо, я помню. Мне в голову не могло прийти, что вы рнены.

– Я не смогу повести роту в тку, герр мйор. У меня поврежден черепня кость, герр мйор. Мне ндо покзться нстоящему врчу.

– Ну что ж, господин лейтеннт, с богом! – Иохим Ортнер впервые з это утро рссмеялся. – Ндеюсь, что вш рн не очень опсн и вы скоро вернетесь в мой бтльон. Это не последняя высот и не последний дот, который предстоит взять.

– Тк точно, герр мйор. – Силезец впервые поднял н него глз. – Но я очень ндеюсь, что этот дот вы возьмете еще до моего возврщения.

«Его можно понять, – посмеивлся Иохим Ортнер, идя н КП. – Он легко отделлся – и счстлив. А мне все только предстоит, все впереди…»

Эт тк получилсь лучше предыдущей. Солдты добежли до черты, от которой по ним били пулеметы, дльше ползли и кк-то незметно рссослись по ямм и воронкм. Вперед не шли, но и не отступли – ждли сигнльной ркеты. Иохим Ортнер дже не сердился н них. «Всякя тврь хочет жить, двуногие тоже, – вспомнил он бнльную книжную фрзу, решил для себя: – Пусть полежт четверть чс, хоть пообвыкнутся с местом, глядишь, и рненых рзберут, тм прикжу дть ркету», – и больше не интересовлся ротой.

Последняя пушк Клюге успел выпустить только четыре снряд, после чего прямым попднием он был уничтожен. Мйор внимтельно рссмтривл в бинокль бывшую ртиллерийскую позицию, где сейчс возились снитры. Он видел, кк положили н носилки безжизненное тело гуптмн Клюге. Похоже, бинтов н нем не было. "Пожлуй, убит, – подумл Иохим Ортнер, – но это ндо было знть точно, и он послл дъютнт, поглядеть, кк и что.

От полковник все не звонили.

И мйор, смирившись с мыслью, что до девяти ему придется знимться идиотской рботой, стл готовить новую тку. Но н этот рз обошлось. Позвли к телефону: нчльник штб полк. Компромисс. Однко когд мйор доложил, что потерял без млого роту и бтрея уничтожен полностью, причем гуптмн Клюге имеет две тяжелые рны, одн из которых в голову, тк что его совершенно невозможно трнспортировть, фельдшер зявляет, что требуется немедлення оперция, прямо порочный круг ккой-то, – тут уж господин полковник не выдержл, подключился к рзговору и скзл, чтобы мйор пок ничего больше не предпринимл, он, полковник, сейчс прибудет лично и они вместе решт, кк быть.

Иохим Ортнер не боялся этой встречи, и он действительно вышл безобидной. Полковник прежде всего хотел проведть Клюге, но, узнв, что тот без сознния, смирился и все остльное время был кк будто чуть-чуть в миноре. Действия мйор не вызывли у него критики, плны – тем более.

– Я сейчс еду в дивизию, – скзл он, – пострюсь хоть что-то из них выбить: смолеты… огневую поддержку…. время…

– Глвное – время, – скзл мйор Ортнер. – Будет время – мы что-нибудь придумем.

– Д, д, – соглсился полковник и отвернулся, нконец, от холм, и в ту же секунду что-то стукнуло по левой руке Иохим Ортнер немного пониже локтя, потом издлек, от холм, прилетел слбый звук выстрел.

Сердце Иохим Ортнер подскочило вверх, но срзу не было больно, он шевельнул рукой и понял, что кость не здет.

– У тебя при себе пкет? – спросил он дъютнт.

– Тк точно, герр мйор.

– В чем дело? – обернулся полковник.

– Крсные снйперы. Вш пуля, герр оберст, – пострлся улыбнуться Иохим Ортнер.

– Когд вы успели? И почему думете, что стреляли в меня?

Ортнер объяснил.

– Ндеюсь, это не очень серьезно? – скзл полковник. – И вы меня не бросите в ткую тяжелую минуту?

– Можете рсполгть мною по-прежнему, герр оберст.

– Блгодрю вс, мйор.

«Ну, что ж, рненый офицер не покинул поле боя – орден уже можно считть зрботнным», – удовлетворенно подумл Иохим Ортнер. С полковником он продолжл держться сдержнно и н дистнции, но полковник это уже не тк остро воспринимл, скорее всего перестл змечть: не до того ему было. Он предчувствовл, что глвные события еще впереди. «Куд делсь вш плебейскя спесь и высокомерие, герр оберст?» – посмеивлся про себя Иохим Ортнер. Всем плебеям присуще чувство коллективизм, рссуждл он; и, когд им приходится туго, они ищут локоть сосед; они не привыкли полгться н себя: они считют, что общя опсность стирет сословные рзличия и грницы. Кк бы не тк, герр оберст!..

18

После отъезд комндир полк Иохим Ортнер послл рзведчиков изучить все подходы к доту. Н это ушло чс дв. Еще через чс позвонил полковник; «выбить» виционную поддержку пок не удлось; тем не менее освободить дорогу от него требовли.

– Я попробую тковть их с двух нпрвлений срзу, – скзл мйор.

– Ах, – скзл полковник, – конечно же, делйте что-нибудь, все время что-нибудь делйте, прошу вс, чего бы это ни стойло…

Жр плил невыносимо. Солдты, проклиня все н свете, зрывлись в землю, потому что быстро рзобрлись: крсный снйпер был не любитель – профессионльный стрелок. И то, что зтея с одновременной ткой с двух сторон провлилсь, было его прямой зслугой: цепи еще только достигли подножья холм, среди них уже не остлось офицеров.

Потом мйору сообщили, что к нему нпрвлен еще одн бтрея 75-миллиметровок, то есть ткя же, кк и предыдущя, с той только рзницей, что подрзделение гуптмн В. Клюге приндлежло к тк нзывемым приднным огневым средствм, это входило в соств ртиллерийского полк. Н деле рзличие окзлось куд большим. Это чувствовлось во всем. Они быстро рзвернулись н открытом месте; их огонь по мбрзуре дот был столь превосходен, что крсные только четыре рз выстрелили, причем последний выстрел был нихудшим – они были ослеплены, ничего не видели, снряды 75-миллиметровок ложились с ткой устршющей кучностью, что крсные прекртили огонь и зкрыли мбрзуру.

Зто удрили крупноклиберные. Впервые в этот день они били н ткое большое рсстояние. Им удлось нрушить четкий ритм рботы комендоров, но две пушки тут же переключились н новые цели, кждя взял н себя по бронеколпку – и пулеметы змолчли тоже.

Мйор глзм своим не верил. Он бросил в тку резервную роту. Окзлось, нпрсно. В решющий момент пулеметы пресекли эту попытку. Бтрея тоже не избегл потерь. Едв он перестл вести огонь, чтобы отойти до следующей тки в укрытие, кк ожил дот. Крсные успели поджечь один из тягчей; комендоры оттщили пушку в сторону, здесь он и был уничтожен прямым попднием.

Опять появился полковник. Видть, ему крепко достлось «нверху»: недвней приветливости кк не бывло; ни единого нмек в духе «общя опсность стирет грницы» и «сближет».

– Мйор, почему здесь тк тихо? – зорл он еще издли неожиднно сильным голосом. – Может быть, вы уже взяли дот и я один об этом еще не зню?

– Герр оберст, люди отдыхют после пятой тки.

– Кк! З весь этот длинный день, с четырех утр, вы провели только пять тк? Их должно было быть десять! пятндцть! двдцть пять! Позвольте узнть, мйор, что же вы делли все остльное время?

Иохим Ортнер едв не рубнул сплеч: «Згорл!», но этого полковник мог и не простить.

– Я думл, герр оберст, – скзл он.

– И что же вы придумли змечтельного – если только это не секрет, конечно?

– Пок ничего, герр оберст.

– Довольно, мйор, – полковник вдруг перешел почти н шепот; возможно, у него это было признком величйшего волнения.– Немедленно… весь бтльон, в полном состве… в тку!

– Слушюсь, герр оберст.

У него оствлось меньше трехсот солдт и один-единственный офицер, обер-лейтеннт, комндир второй роты; когд рнили нчльник штб, мйор уже и не помнил: из взводных не уцелел никто.

Когд Иохим Ортнер рзыскл ротного, тот сидел позди окопов з кустом ивы без мундир, без спог; портянки сохли, рсстеленные н кмне: он то жмурился н предвечернее солнце, то стртельно, с нежностью мусолил сухой вткой между пльцми рзопревших ног, испытывя – об этом говорило не только его лицо, но и все тело, содрогвшееся кждый рз,величйшее нслждение.

Отвртительно. И это немецкий офицер! Иохим Ортнер мобилизовл всю свою выдержку; не выдвть истинных чувств, однко и не зискивть: деловитость, и только деловитость. Кк будто он сейчс не отпрвит этого тип н верную гибель, дст ему зурядное рбочее здние. А рзве это и н смом деле не тк? Об они профессионлы. Это их, тк скзть, кусок хлеб…

Предстояло выбрться из трншеи. Иохим Ортнер поневоле оглянулся н холм. Если у снйпер сейчс не перекур, если он поджидет очередную жертву… Конечно, можно бы окликнуть обер-лейтеннт и отсюд. Рисковть без пользы, рди ккого-то сомнительного престиж…

Но тут же Иохим Ортнер понял, что это необходимо для него смого. Для смоутверждения. Подозвл солдт, с его помощью неловко – стеснял рненя рук, – взобрлся н бруствер и, подвляя слбость в ногх, нпряженным, но неторопливым шгом подошел к обер-лейтеннту.

– С виду неплохое местечко, ? – скзл Иохим Ортнер.Но земля дрянь. Кмни д глин. Рзве что под виногрдник сойдет.

Обер-лейтеннт неторопливо взглянул н него снизу вверх и улыбнулся с близорукой беспомощностью.

– Я больше не поведу людей н дот, герр мйор. Сегодня – ни з что…

Он втомтически провел вткой возле большого пльц, опомнился: «Извините», но встть перед стршим по звнию офицером ему и в голову не пришло.

– Ну, ну, – скзл мйор, – сегодня действительно нелегкий день. И от истерики никто не зстрховн. Но от этого есть лекрство. Хлебните коньяку. Если вш кончился, могу предложить свой.

– Я не пью, герр мйор.

– Ну, ну, не ндо рспускться. Возьмите себя в руки, успокойтесь.

– А я и не волнуюсь, герр мйор. Но туд я не пойду. По крйней мере, сегодня. Сегодня я успел побывть тм двжды. Не зню, ккому чуду и чьим молитвм я обязн, что выбрлся из этого дерьм не только живым, но и невредимым. Герр мйор, я никогд не искл острых впечтлений – теперь я зню, что это ткое. После них я зново открыл, кк это прекрсно: жизнь, солнце, зпх трвы. Но испытть еще рз… Сегодня я двжды поднимлся н эшфот, двжды пережил свою кзнь; у меня есть предчувствие, что третьей тки я не переживу. И я не пойду туд, герр мйор.

– Все это довольно интересно, и н досуге я готов побеседовть с вми об этом, – терпеливо скзл Иохим Ортнер. – Но, кроме предчувствий и стрх, существует еще и долг. И прикз, который мы обязны выполнить.

– Првильно, герр мйор. Но не ткой ценой. И не ткими средствми. Не мне вс учить, герр мйор, но эту штуку можно рскусить только тяжелыми бомбми. Или подкопом.

– Я это понимю, – терпеливо скзл Иохим Ортнер, – вот господ из высоких штбов – вряд ли.

Он срзу пожлел, что ляпнул это, но потом подумл: ккя рзниц? Смое большее через чс этого офицерик уже не будет. И продолжл в том же тоне:

– Но их не зствишь ползть, кк вс, кстти, по кмням под пулями. Знчит, эт истин дойдет до них не срзу, со временем. А пок они считют, что немецкому бтльону вполне по силм взять ккой-то пршивый крсный дот. И любя сверхподдержк – блжь. Тем более что смолеты зняты куд более вжными оперциями н фронте.

– Я не пойду туд сегодня, герр мйор.

– Бтльон сосредоточивется в овржке. Через пять минут я желю видеть вс тм.

– Слушюсь, герр мйор.

По его прикзу был выдн весь зпс шнпс. Солдты пили ждно, кружкми. Они знли, что их ждет. Когд процедур зкончилсь, их выстроили, и мйор прошел вдоль неровного строя. Осоловелые глз; зкрытые глз; блуждющие, неконтролируемые улыбки. Но пьяных вдрызг нет, хотя при других обстоятельствх после ткой «зпрвки» мло кто из них смог бы держться н ногх, уж половину нверняк пришлось бы отпрвить в лзрет.

– Солдты! – скзл Иохим Ортнер. – Вы помните, сколько вс было утром. И видите, сколько вс остлось теперь. Вши товрищи лежт тм, н холме, хотя, если бы смым первым из них в последнюю минуту не изменило мужество, они взяли бы этот проклятый дот. Они струсили. Они хотели схитрить. Но судьбу не обмнешь – они все остлись тм. То же ожидет всех млодушных… Солдты! Чтобы пережить сегодняшний день, вы должны добрться до вершины. Тм, нверху, слв, орден, смое глвное – жизнь. Солдты! Я обрщюсь к вшему мужеству. Если вы броситесь рзом – не остнвливясь, не прячсь, не глядя по сторонм – вперед, и только вперед! – крсные не успеют многого сделть. И если один из вс пдет смертью героя, то десять его товрищей остнутся живы и победят. Помните: нверху – побед и жизнь! Вс поведет…

– Я не пойду туд, герр мйор, – спокойно скзл обер-лейтеннт, выходя из строя. Солдты при этом словно проснулись, глядели изумленно. Строй сломлся, один верзил дже упл и тщетно пытлся встть хотя бы н четвереньки.

– Пойдете.

– Нет, герр мйор, н сегодня с меня хвтит.

– Трус!

– Ккой же я трус, герр мйор? Я двжды ходил сегодня н эти пулеметы.

– Вы желете погибнуть здесь? Сейчс же? – Иохим Ортнер выдрл из кобуры прбеллум и нствил н обер-лейтеннт.

– Он у вс не взведен, герр мйор, – улыбнулся ротный.

– Негодяй! – Иохим Ортнер неловко, осклясь зубми, взвел прбеллум.

– Все рвно не посмеете, герр мйор. Я у вс последний офицер…

– Ну?!

– Нет.

– Ты збыл про меня! – Он выстрелил ротному в ненвистное лицо, отскочил к противоположной стенке овржк и зкричл срывющимся, истеричным голосом: – Ну, есть еще желющие остться здесь?

Кто-то всхлипнул в здней шеренге. Солдты испугнно переглядывлись, подрвнивли строй.

Иохим Ортнер попрвил черную косынку, которя поддерживл рненую руку н уровне груди.

– Солдты! Это будет нш последняя тк, – скзл он. – Мы или победим, или все остнемся тм, потому что пулеметчикм отдн прикз стрелять по кждому, кто повернет, сигнл об отходе двть некому. Докжем, что мы достойны слвы отцов. С нми бог!

Знментельный день: первый убитый им человек, первя в жизни тк. Стнет ли он последним? Не должен. Ни н одно мгновение Ортнер не утртил контроля нд собой, но обстоятельств сложились тк – инче он поступить не мог; другого выход не было; он должен был идти. Но если н его поведении отпечтлсь истерия, голов был ясной и холодной. Он не думл, удстся тк или нет; дело было не в этом. Глвное – выжить. Он не выпил ни грмм, потому что сейчс делл ствку не н хрбрость свою, н хитрость и быстроту рекции. Именно тк. Перехитрить и опередить крсного снйпер и пулеметчиков: в этом не много доблести, зто это истинно.

Он рзвернул солдт в две цепи и снчл шел впереди. Он был воплощением спокойствия и уверенности; его шг был нетороплив. И только стороннему нблюдтелю – в особенности крснормейцм н холме, поскольку им и дресовлось, – был зметн одн особенность: если все солдты шли нпрямик, по принципу «кртчйшее рсстояние между двумя точкми есть прямя линия», то мйор шел змысловтейшим зигзгом; он и трех шгов не делл в одном нпрвлении, любой кмень или впдин служили ему поводом, чтобы повернуть чуть в сторону или изменить темп. Он не сомневлся, что крсный снйпер его зметил, и тот нконец прислл подтверждение. Это случилось, когд Иохим Ортнер пошел вдоль цепи, горлнившей в шг Хорст Весселя. У него было в зпсе несколько чужих и пошлых, но тем не менее подходящих к случю шуток, и он их произносил снов и снов, некоторых солдт просто поощрительно хлопл по плечу и остнвливлся, обрщясь к другим, только тогд, когд между ним и вершиной дот был чья-нибудь спин. И вот в один из тких моментов, едв он остновился, спин вдруг исчезл: солдт сел н землю, не понимя, что с ним произошло. Алкоголь спс его от боли, но он не прибвит сил, когд этот прень, очнувшись нконец, попытется добрться до лзрет.

– Не остнвливться! Он см поможет себе. Вперед! Вперед! – Иохим Ортнер призывно рзмхивл прбеллумом, ни н миг не збывя о своем мневре.

Когд стли поднимться, его здч усложнилсь, тем более что пушки перестли вести слепящий огонь – осколки стновились опсными. Солдты прибвили шгу, многие обгоняли его; цепи смешлись, кждый что-то орл, кждый нес н эту молчливую голгофу свой ужс и свое отчяние, и только один человек среди этих сотен шел сосредоточенным, решя сложнейшую мтемтическую здчу: если рньше опсность грозил ему по одной прямой, то теперь – из трех точек; но он не отчивлся, он шел среди своих солдт, что-то кричл, комндовл и подбдривл, мозг был знят одним: чтобы все три прямые были перекрыты…

Кк звершилсь тк, ему не довелось увидеть. Он лежл ничком, зрывшись лицом в землю, зкрытый от пулемет телом убитого еще утром солдт. От жры тело уже нчло рспухть, и все рвно оно было тщедушным, глвное – ккя се это зщит от крупноклиберного? Если бы пулеметчик догдлся, что мйор здесь прячется, он пробил бы своими тяжелыми пулями этот рспухющий труп кк кртон.

Лежть пришлось долго – до темноты. Потом мйор тк и не смог припомнить, что он передумл з эти чсы. Скорее всего никких у него мыслей не было. Он просто ждл.

Он добрлся до окопов лишь около полуночи. Ккой-то кпрл – Иохим Ортнер был уверен, что видит его впервые, – доложил, что полковник уехл в девятом чсу, пообещв прислть к утру две роты из своего резерв. Знчит, с утр опять то же смое?

Эт мысль покзлсь Иохиму Ортнеру невыносимой. Только этим, пожлуй, и можно объяснить, что около трех ночи он предпринял еще одну попытку взять дот. Он собрл всех писрей, телефонистов, повров, всю хозяйственную бртию; вместе с уцелевшими солдтми нбрлось сорок дв человек. Их и повел он н приступ. Они снчл крлись, потом ползли. Крсные обнружили их вовремя. Ркеты одн з другой полетели в небо, пулеметы для острстки дли по нескольку выстрелов – этого окзлось достточным.

Ночь был рзбит; спл он недолго и плохо. Рзбудили сообщением от полковник: в 10.00 дот обрботют пикирующие бомбрдировщики, скорее всего, «юнкерсы». Роты уже прибыли. Мйор с первого взгляд определил опытных солдт. Но дже к офицерм не стл присмтривться, ни к чему: все рвно через несколько чсов вместо них появятся еще другие. И они это сми предчувствовли. Н холм они глядели с ужсом. Не удивительно: склоны были усеяны трупми немецких солдт, нд ними кружило воронье, и, когд ветер нчинл дуть с той стороны, воздух нполнялся трупным смрдом.

«Юнкерсы» появились с опозднием почти н чс. Три мшины. Н высоте тысячи метров они сделли круг, зтем спустились до шестисот метров, сделли еще круг, и лишь тогд головня мшин перевернулсь через крыло и пошл в пике. Крсные встретили ее огнем из всех пулеметов, но бомбы легли хорошо, и уже мчлсь вниз вторя мшин, и третья выходил н цель: «юнкерсы» звертели знменитое колесо.

Рот уже шл в тку. Уцелевшие от вчершнего побоищ пушки выехли н огневую позицию и стояли, готовые включиться в дело, кк только виция зкончит пртию. Еще зход, еще… Иохим Ортнер поймл себя н стрнном чувстве: конечно же, он болел з своих, он стрстно желл, чтоб под одной из бомб дот рскололся бы, кк орех, и тогд зкончился бы нконец этот кошмр; но одновременно он следил з боем и с ревностью; он не хотел, чтобы для «юнкерсов» все обошлось безболезненно. Это, бесспорно, повысило бы цену дот. «Черт побери, – бормотл он,– вчер эти крсные были куд точнее, мне ли не помнить!..»

И мйор нкликл-тки беду. «Юнкерсы» успели отбомбиться, но н последнем зходе у головной мшины вспыхнул мотор.

– Фриц, оп-ля, двй при! – услышл он у себя з спиной торопливый голос. – Пять мрок против одной, что он ковырнется у нс н глзх.

– А пошел ты!..

Тргедия зкончилсь в несколько секунд. Ни один из летчиков выпрыгнуть не успел, д и не смог бы – земля был рядом. «Тк-то, господ», – иронически пробормотл мйор, уловил момент, когд стло ясно, что тк провлилсь, и прикзл дть сигнл к отходу.

Сегодня он был недоволен собой. Что-то с ним случилось: или ндломилось в душе, или же он дл слишком много воли сомнениям, и теперь этот процесс невозможно было остновить, только н душе у него деллось все тяжелей. Он знл, кк это опсно, попытлся бороться с собой, но смовнушения окзлось недостточно; требовлись куд более рдикльные средств, попросту говоря – мленький успех. Но его не было. И тогд рстерянность сменилсь ощущением беспомощности, и он уже знл, что зтем последует смя нстоящя пник; он зсуетился, зспешил, но поскольку он понятия не имел, кк быть дльше, его действия и рспоряжения выглядели со стороны, по меньшей мере, стрнными. Он вовремя это понял, прикзл ротным знимться фортификционными рботми и ушел спть в свою плтку.

Н этот рз он поспл неплохо. Проснулся см. Рядом с плткой громким шепотом пререклись двое. Иохим Ортнер прислушлся и понял, что новый дъютнт не пропускет к нему ккого-то офицер, прибывшего по вжному делу. По отдельным фрзм офицер Ортнер понял – это человек свой: кждя реплик его был зряжен некой приятно-брственной, снисходительно-уверенной интонцией. «Но и дъютнт молодчин, знет свое дело, дл поспть», – отметил Иохим Ортнер. Уже выбирясь из плтки, он зчем-то попытлся вспомнить лицо прежнего дъютнт, который ходил з ним трое суток; из этого ничего не вышло, куд он делся? и когд? Нверное, пустой был человек, никкой, рз уж тк бесследно проскользнул мимо из ниоткуд в никуд – кк тень, – решил он и нпрочь выкинул из головы эту никчемную пустяковину.

Перед ним стоял кпитн люфтвффе, улыбчивый верзил лет двдцти двух с внешностью чемпион по гольфу своего монрхического клуб.

– Милый гуптмн, вы игрете в гольф? – едв успев предствиться, спросил Иохим Ортнер.

– Еще кк! И не только в гольф. Я игрю во все, черт меня побери! – воскликнул кпитн и рдостно зхохотл. – А что, мессир, это и есть вше поле для гольф? – Он широким жестом обвел долину. – Н мой взгляд, лунок многовто, ? – и он зхохотл снов, ужсно довольный своей шуткой.

Общих знкомых у них не ншлось, тем не менее они провели четверть чс в приятной болтовне, пок не добрлись до дел. А оно зключлось в следующем. В семи километрх отсюд, в этой же долине, почти рядом с шоссе был эродром, н котором сейчс нходились несколько смолетов-рзведчиков, ожидвших прикз о переброске ближе к линии фронт, и две эскдрильи двухместных моноплнов, мленьких мшин, ккие обычно используются для небольших грузовых перевозок, для связи, неопсной рекогносцировки и т. п. Комндиру группы моноплнов и было поручено помочь 1027-му бтльону кким либо обрзом взять дот. Конечно же, больше одного-двух звеньев никто выделять не собирлся, д и то н один вылет.

Что смогут эти букшки, если «фокке-вульфы» и «юнкерсы» не смогли?

Иохим Ортнер придумл срзу. Бомбить не придется. У этого дот, видть, ткое перекрытие, что бомбми его грызть и грызть. Вопрос: «Сколько бочек нефти одновременно сможет поднять одн вш „керосинк“?» – «Четыре, мессир». – «Прибедняетесь, милый гуптмн?» – «Четыре, мессир. Ведь смолет должен лететь, порхть, прить, не ползти нподобие утюг, не тк ли?» – «Хорошо, пусть будет по-вшему. Сколько же бочек нефти пондобится, чтобы устроить н этом холме небольшую Этну?» – «Двдцть». – «Почему двдцть, не тридцть или сорок?» – «А потому, мессир, что пять смолетов сделют один вылет. И других цифр от нс не ждите». – «Ну и стервецы ж вы, ребят…» – «Х-х!..»

Точного времени не нзнчили: срок звисел от того, кк летчики обернутся. В шестом чсу они сообщили: вылетем. Пушки вывернулись из овржк все рзом – теперь у кждой был свой выезд – и нчли ослепляющий огонь по пулеметм. Моноплны появились неожиднно дже для Иохим Ортнер. Они зшли со стороны солнц и скользили по пологой нклонной н дот, словно и впрямь по солнечным лучм. Крсные спохвтились поздно. Моноплны проносились в нескольких метрх нд вершиной холм, бочки шлепли тяжело и глухо, сыплись зжигтельные бомбы. Рев моторов. Рстерянные, рвные пулеметные строчки. В бинокль было отчетливо видно, кк рсползется, рсплывется, пухнет бгрово-крсный огненный пирог н вершине. Еще миг – и он взметнется вверх смертоносными языкми, и трурный шлейф поднимется в предвечернее тихое небо – химерический пмятник, зловещий меморил. Кк просто все решилось; дже примитивно. Срзу бы это придумть – сколько бы сил, сколько бы нервов он себе сберег…

Иохим Ортнер увидел, кк словно из-под земли неподлеку от дот появилсь фигурк человек. Он метнулсь в одну сторону, в другую. Отовсюду нползл огонь. «Не нрвится!» – злордно подумл мйор, и вдруг человек отчянными прыжкми бросился нпрямик через плмя – н вершину дот – сорвл флг и исчез, зкрытый взметнувшимся срзу отовсюду вверх жирным чдным плменем.

Иохим Ортнер тихонько зсмеялся. "О господи, – думл он, – ккя врврскя стрн! Они ценят что угодно: крсивые слов, некдоты из прошлого, цветные герльдические тряпки, но только не сму жизнь, прекрсную «и слдостную жизнь, одну-единственную рельность, с которой следует считться и которую ндо блгоговейно доить – и тк, и сяк, и эдк. Они живут мифми, не рельной жизнью! Они не знют, что бог умер, – вспомнил он слов любимого философ, – и что пришел сверхчеловек, которому приндлежит все…»

Между тем роты поднялись только до половины холм: дльше не пускло плмя. Его плотня стен рзъединил противников н несколько минут, но дже издли было видно, что фронт плмени неровен; еще немного, и оно нчнет отступть непосредственно к доту, здерживясь небольшими очгми в рытвинх и воронкх.

Мйор покосился через плечо н дъютнт.

– Передйте комндирм рот, пусть не жлеют кожу, пусть следуют з плменем шг в шг. Дже я отсюд вижу окн – пусть в них просчивются.

Ему покзлось, что плмя держится очень долго. Нконец оно стло сдвть, попятилось; зшевелились солдты; цепь придвиглсь к вершине; немцы еще никогд не поднимлись тк высоко, никогд з эти дв дня не были тк близко к цели. Иохим Ортнер понимл: в этом костре ничто живое не могло уцелеть, и все-тки гнл от себя мысль об успехе, гнл подступющее к сердцу торжество – боялся сглзить удчу. Вот когд подорвут дот или хотя бы пулеметные гнезд…

Вдруг н противоположной стороне холм, невидимой с КП, зхлопли почти одновременно негромкие взрывы. «Неужели свершилось?!» – мысль едв только нчл формировться при первом из этих звуков, но уже второй остновил ее своей фктурой, непохожестью н то, что ожидлось, остльные зтоптли, погребли эту мысль вовсе. Минное поле? – уже зня, что это непрвд, что это не тк, попытлся обмнуть себя мйор, но привычное ухо квлифицировло точно: ручные грнты.

Почему ручные грнты – этим он уже не успел оздчиться. Из-з холм нктил новя волн звуков: длинные – знчит, бьют нверняк, в упор – до полного истощения мгзинов – втомтные очереди. И среди них, выплывя н поверхность четкой ровной строчкой, стук крупноклиберного пулемет.

Но с этой стороны было тихо, и солдты медленно, шг з шгом ндвиглись н дот. «Боже, дй им мужеств, дй им выдержки!» – молил Иохим Ортнер, который, впрочем, в существовнии божьем уверен был не вполне и потому обрщлся к сей инстнции лишь в крйних ситуциях, д и то н всякий случй. «Боже, будь милосерден к немецким мтерям», – молил он, полгя, что ткой поворот будет более близок высшей силе.

Молитв не помогл. Ожил пулемет в првом (если считть от КП) бронеколпке. Злечь солдты не могли – земля был слишком горячей. Грнты брость не решились: это было бы смоубийством – пулемет бил рядом. Они побежли вниз.

К Иохиму Ортнеру подошел полковник. Когд он успел приехть? И что з мнер: незметно подкрдывться и появляться вдруг – конечно же, в смый неподходящий момент…

– Мой дорогой Ортнер, – скзл полковник с ккой-то жлкой улыбкой, тк не вязвшейся с его обычной нглой смоуверенностью преуспевшего првеню; впрочем, пестрый нборный мундштук, который полковник сейчс нервно вертел в своих пльцх, вполне соответствовл именно ткой интонции. Иохим Ортнер спсло лишь то, что с детств он был вышколен в првиле ни при кких обстоятельствх не выдвть своих чувств, не то он вряд ли смог бы скрыть изумление.

– Мой дорогой Ортнер, – скзл полковник, – поверьте, я прекрсно понимю, что сейчс творится у вс н душе. Эти ужсные дни… Эти потери… я дже слов не могу подобрть, чтобы оценить их верно. Все ужсно. Все. Но прошу вс, дорогой Ортнер, не отчивйтесь. Не теряйте головы. Нервы еще успеют пригодиться. Это войн.

– Позвольте скзть, герр оберст, – живо отозвлся Иохим Ортнер, – я успел зметить, что это не Монте-Крло.

– Не ндо, дорогой Ортнер, – полковник ухитрился выдержть тон, однко мундштук едв не хрустнул в побелевшем кулке. – Не ндо язвить. Я понимю, кк вм сейчс нелегко, кк вс угнетет вш ответственность и вш неудч…

– Позвольте зметить, герр оберст, что мы несем этот груз вместе.

– А рзве я это отрицл?

Полковник попытлся скрыть, кк он рздосдовн тким поворотом рзговор, кк его рздржет тон собеседник, но из этого ничего не вышло: не т школ. Впрочем, он боролся с собою недолго, примирился с поржением – и еще рз уступил. Взял Иохим Ортнер под здоровую првую руку и повел по трншее.

– Дорогой Ортнер. Считю необходимым внести ясность. Не более двух чсов нзд совершенно случйно я узнл, что комндир ншего корпус… э-э, кк бы скзть… приходится вм…

Мйор едв сдержл вздох торжеств. Он гордо выпрямился.

– Герр оберст, я ткой же солдт, кк и все остльные. Полгю, что если дже мой дядя…

– Конечно же, конечно, дорогой Ортнер! – зспешил полковник. – Это не меняет дел. И не снимет, тк скзть… Мы все рвны перед ншим фюрером! Но мне хотелось, чтоб вы знли, что просто, по-человечески… – Он совсем зпутлся; дипломтия был явно не по плечу господину полковнику. И тогд он рубнул нпрямик. – Короче, я очень сожлею, что позвчер мой случйный выбор пл н вс, герр мйор. Тк вышло, черт побери, и вот теперь я не зню, кк вм – виновт! – кк нм выбрться из этого дерьм. Првд, есть последний шнс. Сверху, кк говорится, виднее, А что, если вы нвестите дядю?

– А кк мой бтльон?

– Здесь ничего не случится, ндеюсь. Во всяком случе – хуже не будет. Д и поездк недолгя. Шоссе великолепное и сейчс свободно нсквозь, мой «хорьх» дет полторст километров, шофер ндежен. До полуночи успеете обернуться.

Ну вот, нконец появилсь хоть ккя-то ясность. Высдив полковник в знкомом крптском селе – в пмяти Иохим Ортнер оно было уже длеким-длеким, почти иррельным, кк сон, – мйор остлся недине со своими думми. Он не пробовл предствить, кк повернется рзговор с дядей; это было ни к чему: от него не требовлось дипломтического др, дже лести; только почтительность и послушние. Сверху действительно виднее. Но что дядя может предпринять? Перевести его в другую чсть? – щекотливое дело; репутцию не убережешь. Перевести в другое место весь полк? – знчит, и рн и нервы – все зря?..

Он спохвтился. Не оглядывться, не згдывть и ни о чем не жлеть. Это еще никого не доводило до добр. Однко недвний пессимизм уже вошел в него снов и рстеклся, кк чернил; и, хотя светлого, конечно же, было еще очень много, внутренний взор был приковн только к черному пятну, и его движение вширь нчинло кзться неодолимым.

Он попытлся воспользовться испытнным приемом и стл думть, кк будет слвно ндеть однжды генерльские погоны; это будет скоро и случится непременно; пять-шесть лет, может, и меньше, звисит от того, будет ли все эти годы войн и кк он сложится, кков будет конъюнктур; эти ефрейторы, эти вчершние звсегдти пивных бров к тому времени отшумят, отбуянят – выдохнутся; пок что энергии им не знимть, инерция движения огромня – чем черт не шутит, глядишь, и впрямь звоюют мир; но удержть?! Нет, для этого у них не хвтит ум; сидя н золоте, они глотки друг другу перервут из-з ломного грош; они опустятся и иссякнут, у них стнет дряблой душ – и тогд придем мы, люди новой формции, сочетющие в себе стрые культурные трдиции и звтршний технокртический взгляд н мир, н связь вещей, железной рукой мы вырвем у них вожжи…

«Но кк мне быть с дотом? Смогу ли я перешгнуть этот смый первый порог?» – вспомнил некстти Иохим Ортнер. Эт потеря бдительности дорого ему обошлсь. Он спохвтился почти тотчс же, однко, кк писли в стрых ромнх, демоны мрк уже звлдели его душой, уже терзли ее, и, когд он спустя чс предстл пред дядины очи, н нем в прямом смысле слов почти лиц не было, если говорить откровенно, он был просто жлок.

Ткя неустойчивость не был хрктерн для Иохим Ортнер. Секрет прост: он устл. Устл от серии удров; от ожидния зключительного удр, перед которым не устоит н ногх. Всю жизнь его приучли «держть удр»; всю жизнь ему внушли ненвисть к поржениям. Если ты упл – не бед, говорили ему. Лишь бы имел силы и мужество подняться, и снов броситься в дрку, и взять ревнш. Пропустил удр – не бед, если только ты от этого стновишься злее и упрямей. Ты должен ненвидеть пдения, ненвидеть удры, которые нносят тебе, ты должен ненвидеть свои поржения, говорили ему, но ведь он не был морфной куклой, у него были определенный хрктер и нследственность, и зповедь ненвисти к поржениям трнсформировлсь у него в своеобрзную форму, когд человек, чтобы не упсть, чтобы не переносить боль, не скрежетть зубми, нпрягясь из последних сил, подствляет под удр другого. Но ведь однжды получется тк, что не успевешь – времени не хвтет или обстоятельств склдывются неблгоприятно – увернуться или поствить под удр другого. И чувствуешь н себе, н своих костях и мясе эту безжлостную всесокрушющую силу. Неужели нстл этот чс?

– Что бог ни делет, все к лучшему, – скзл дядя. – И это не утешение, Иохим. Это истин. Тк же кк истинно, что чем труднее взбирться н дерево, тем слще его плоды.

– Дже если от них оском?

– Но ведь ты не будешь рвть зеленых плодов, мой мльчик. Жль, конечно, что ты не взял этот дот срзу. Но ккя слв был бы с ткой победы? Никкой. Рядовой эпизод. А вот если ты простоишь возле него еще дней десять…

– Дядя!

– Д, д, не меньше. Уж если мы зстряли здесь, то должны провозиться долго, чтобы все ждли этой победы. Чтобы когд это случится, он прозвучл громко и принесл слву гермнскому оружию… У тебя есть ккой-нибудь плн?

– Смое простое – подкоп.

– Десяти дней хвтит?

– Вполне.

– Прекрсно, Иохим. Двй сейчс вместе подумем, что тебе для этого может пондобиться.

Специлистов по подземным рботм обещли прислть только через сутки, но уже и эт ночь не прошл впустую. Мйор выдвинул дв взвод н новую позицию – между холмом и стрицей. Здесь склон был смым крутым, в одном месте дже обрывистым – земля обвлилсь во время высокого пводк. Солдты нчли окпывться еще зтемно; снчл рыли трншею и блиндж; его делли просторным – отсюд и предполгли тянуть подземный ход к цели.

Потом пришел день – бесконечно длинный, бесконечно скучный. Если бы Иохим Ортнер собирлся и дльше воевть с этой чстью, он ншел бы для себя немло дел, но этот бтльон выл для него всего лишь полустнком, и тртить свои силы и мозговую энергию н солдт и млдших офицеров, с которыми воевть придется кому-то другому, он не желл. Не из принцип; просто это было нерзумно по отношению к смому себе.

Первую половину дня он отсыплся, зтем прошел по окопм. Воздух выл сухой и жркий, трещли цикды, вокруг было столько рзрытой земли, что дже млейшее дуновение ветерк поднимло тончйшую едкую пыль. Делть было совершенно нечего. Он еще потомился немного; не зня, чем себя знять, придумл одну смешную штуку, однко он внчле дже ему смому покзлсь дикой, и он тут же ее отбросил, но вскоре эт мысль возвртилсь к нему снов и уже не отпускл. Он подумл: почему бы нет, в смом деле? – вызвл нчльник штб, скзл ему, что попробует вступить в переговоры с крсными, и, поскольку переводчик в бтльоне не ншлось, взял свой великолепный словрь, который нкнуне войны специльно для него сестр рзыскл у прижских букинистов, оствил дъютнту прбеллум и, помхв нд бруствером белым флжком из слфетки, выбрлся нверх и пошел через поле к доту.

Он ничуть не боялся. Он был уверен, что имеет дело с противником, который не стнет стрелять в прлментер. Првд, в не меньшей степени он был убежден, что эти переговоры ни к чему, д он ни одной минуты и не ндеялся н положительный результт. Цель был одн: он хотел увидеть комндир этих крсных. Для чего? Иохим Ортнер этого см не знл; просто ему этого очень хотелось.

Когд он стл поднимться по склону, у него зкружилсь голов. От потери крови ослбел, решил он, д и зпх здесь дурной. По првде говоря, зпх был ужсющий, но возле вершины стло полегче.

От крсных н переговоры вышел совсем еще молодой прень. Он был ненмного выше мйор, но срзу видно, силы ему не знимть. У него был перевязн голов, из-под не по росту мелкой гимнстерки тоже проглядывли бинты, н зеленых петлицх криво сидели по дв треугольник. Чужя гимнстерк, понял Ортнер, и он тк дорожит своим сержнтским звнием, что дже н минуту не пожелл с ним рсстться. Но кк величественно он держится! «Будь я проклят, если среди крсных он не смый стрший».

Рзговривть им было непросто. Млдший сержнт почти не понимл по-немецки, мйор не знл по-русски и двух слов; словрь переходил из рук в руки, но и от него толку было мло; выручл, кк и всегд в подобных случях, мимик. «Вы молодцы, – втолковывл Иохим Ортнер, – вы колоссльно дрлись. Нстоящие солдты. Но соглситесь, сержнт, что вм до сих пор еще и везло, это не может продолжться бесконечно». – «Извините, герр мйор, – говорил млдший сержнт, – но здесь жрко, тк что выклдывйте, с чем пришли, д и рзбежимся». – «Вы прекрсно держитесь, – говорил мйор, – и считете себя хозяевми положения. Сегодня это тк. Но смотрите дльше, вперед. У вс нет никкой перспективы. Фронт уже почти в двухстх километрх отсюд и с кждым днем отктывется все дльше». – «Лдно врть, герр мйор, – усмехнулся сержнт, – у меня вон тм сидят прни, которые умеют делть это почище. Хотите с ними посостязться?» – «Вы вольны мне не верить, – стрлся быть любезным мйор, – но сегодня утром нши войск вступили в Ригу, Литв уже нш целиком, и Минск взят, и тнковя рмия идет н Киев. А ведь сегодня только двдцть седьмое число, шестой день войны. Если вы знете геогрфию, при ткой скорости через две недели мы будем в Москве». – «Лдно тебе, фшист, ндоел, – скзл сержнт. – Я думл, ты сдвться хочешь». – «Послушй, – скзл мйор, – слово дворянин и офицер, что я не трону ни тебя, ни твой грнизон, когд вы будете выходить. С условием, если вы ничего здесь не испортите и зхвтите с собой только легкое оружие». – «Лдно, – скзл сержнт, – привет. У тебя есть пятндцть минут, мйор, чтобы добрться до своих окопов. Гляди, то ведь в другой рз я не промхнусь,» – зсмеялся он, кивнул н подвязнную черным плтком руку мйор, щегольски отдл честь и, не дожидясь ответ, повернулся и ушел в дот.

19

К тишине они привыкли быстро; пользовлись ею, но не очень доверяли: уж тким покоем нчинлся день нкнуне, кк повернуло!.. Однко по всему было видно, что немцы морльно выдохлись. Н рп взять не смогли, дров нломли прорву; теперь будут чухться, пок в себя не придут.

Крснормейцм передышк был тоже нужн. Првд, здч у них был попроще: отоспться, дот подремонтировть, рны злечить. Несколько беспокоило состояние Сни Медведев. У него обгорело лицо и руки; н груди были тоже ожоги, но несерьезные. Лечили его просто по нродному предложенному Чпой рецепту: свежие ожоги злили зеленкой и отпрвили згорть, мол, солнце и не ткие хворобы врчевло. Рядом с входным люком в глубокой воронке ему рзровняли место, достелили одеяло, и он лежл тм лицом к солнцу, поворчивя руки то одной стороной, то другой и спускясь в дот только по тревоге или к столу. Он не жловлся н боли, но по ночм, збывясь нендолго в дремоте и утртив контроль нд собой, нчинл метться и стонть. Н четвертый день корк н лице и рукх стл лопться, его зливл гной, и он нотрез откзлся спускться в жилой отсек, потому что зпх от рн шел тяжелый, он все рвно не мог спть. Это продолжлось двое суток, потом однжды утром он зснул прямо н солнце; товрищи думли, что это от измождения, но когд он проснулся под вечер, окзлось, что почти все язвы зтянуло, и с того дня дело стремительно пошло н попрвку.

Четверо боеспособных солдт – это было не густо для ткого большого дот. Дежурили по двое; люки, ведущие к пулеметм, были все время открыты – немцы окоплись рядом, в любую минуту они могли броситься н штурм. И хотя дни тянулись в тишине и покое, монотонные, усыпляющие, крснормейцев это ожидние не только не взвинчивло, но дже не нервировло. Погрничники – они привыкли к дозорной службе, они могли ждть столько, сколько бы потребовлось, и вполне вероятно, что продлись это хоть целый год, не было бы минуты, когд врг зстл бы их врсплох.

В первый же день, когд стло ясно, что врг н ккое-то время оствил их в покое, Тимофей объявил, что входит в силу уств грнизонной и крульной службы; только один Чп не понял, что это ознчет, и вечером получил взыскние з отсутствие чистого подворотничк. Зтем Тимофей провел открытое комсомольское собрние, н повестке которого был один вопрос: о текущем моменте. Он объяснил временный успех противник н их учстке внезпностью коврного нпдения. Но долго это продолжться не может. Крсня Армия ответит удром н удр и выметет врг со своей территории.

– Кроме того, у меня лично большие ндежды н пролетрит Гермнии и покоренных ею стрн, – скзл Тимофей. – Я считю, они просто обязны подняться против коричневой чумы. Из солидрности с нми.

Ремонт лз к глвному пулеметному гнезду не покзлся им обременительным: это было хоть ккое-то д знятие. Все деллось н совесть: и рмтур, и оплубк. Зливли бетон ночью. Поверх всего нложили столько кмней, что уже одно это грнтировло безопсность, если не считть, конечно, прямых попдний.

Подкоп они обнружили быстро. Немцы сбрсывли вырытую землю в стрицу. Делли они это в нчле ночи. К рссвету муть оседл; во всяком случе, нверное, тк кзлось немцм. Но с высоты рыжее облко н фоне темной чистой воды было видно достточно ясно. Вмешивться прежде времени не имело смысл, кждый выигрнный день Тимофей зписывл в свой ктив; но и слишком тянуть было рисковнно. Он выжидл неделю, зтем решил: лдно. Н оперцию пошли он и Стршных. Три фугсных снряд они зложили у внутренней стенки блиндж, от которого немцы копли свой ход. Нд ними погрничники подвесили з кольцо противотнковую грнту, перекинув шнурок через специльную, изготовленную зрнее из рмтуры рогтку. Отползя н безопсное рсстояние, они дернули шнурок. Взрыв потряс весь холм.

А следующей ночью они услышли длекую долгожднную кнонду. Ее приносило изредк и очень глухо. Под утро он исчезл, до вскоре стл слышн горздо явственней и ближе. Потом змирл еще двжды – и вдруг пропл совсем. Ее не было всю вторую половину дня и всю ночь, н рссвете погрничники увидели, что бтльон снялся и отступет к горм. Немцы не рисковли выйти н шоссе; они пользовлись кждой склдкой местности, кк укрытием. При хорошем обстреле это помогло бы мло, но Тимофей помнил, что осколочных снрядов у них остлось всего восемь штук, только н черный днь. «Живите, – решил он, – все рвно вм длеко не удрть». Немцы перешли реку вброд и стли окпывться н том берегу, у вход в ущелье. Они спешили, но прошло еще несколько чсов, прежде чем в доге услышли длекий рев моторов, потом н востоке, перевлив горку, н шоссе появились три советских тнк Т-26. Комндир головной мшины оглядывл долину в бинокль. Снчл его внимние привлекли брошенные немцми окопы, зтем усеянный трупми холм и крсный флг нд дотом. Вот уж чего, должно быть, он здесь никк не ожидл. Он зглянул внутрь тнк и тотчс же рядом с ним появился второй, теперь они об глядели н дот и н крснормейцев, которые сидели н куполе дот и кричли «ур!».

– Здорово, хлопцы! – зкричли тнкисты, крутя нд головми своими шлемми.

– 0-го-го-го! – торжествующе неслось с холм.

– Крепко нкостыляли, дышло им в печень!

– Кти, кти! Посмотрим, ккой ты сейчс будешь хороший!

– А что, он близко?

– Срзу з рекой зрылся.

– Выковыряем!

– Счстливого пути!

– Счстливо оствться!

Тнки продвинулись почти до берег. Немецкя бтрея встретил их огнем и дже зствил отступить. Они отошли почти н километр и рссредоточились, очевидно поджидли пехоту. Он появилсь не скоро. Снчл это был небольшя групп бойцов; погрничники обнружили их случйно, тк длеко они шли – они появились из-з дльних холмов и продвиглись вдоль берег реки по нпрвлению к ее излучине. Потом н дороге появился срзу целый взвод, следом и немного в стороне – подрзделение втомтчиков, кк нетрудно было догдться, – флнговое прикрытие; зтем появились две роты. Когд они порвнялись с холмом, от них отделилсь групп, человек около двдцти, и нпрвилсь к доту. Тимофей выстроил свой грнизон и, когд стрший группы, кпитн, подошел к ним, доложил честь по чести, четко и коротко, кк и положено по уству. Кпитн принял его рпорт с непроницемым лицом. Опустив от фуржки руку, он сухо прикзл:

– Сдйте оружие.

Это неприятно порзило Тимофея, но преректься он не стл. Сдл свой «вльтер» и втомт, тк же поступили остльные. Прибывшие с кпитном крснормейцы окружили их, взяли под стржу и повели вниз. Возле дороги кпитн подошел к переносной рдиостнции, и, когд он зговорил в микрофон, Тимофей с изумлением услышл немецкую речь:

– Герр мйор, доклдывет кпитн Неледин. Все в порядке. Можете приезжть.

Мйор Иохим Ортнер приехл тотчс же. Иронически, но мельком взглянул н Тимофея и, широко ступя, легко пошел вверх. Спусклся он медленней. В нем появилсь ккя-то рссеянность, которя улетучилсь, когд он увидел перед собой пленных крснормейцев. Его интересовл, впрочем, если только это ничтожное внимние можно нзвть интересом, один Тимофей.

– Дот прекрсен,– скзл он. – Но они держлись вообще выше всяких похвл. Господин Неледин, будьте любезны, переведите, что мне было приятно иметь дело с достойным противником. И еще скжите ему, что я обещю змолвить з него слово.

Кпитн перевел. Тимофей н это не регировл никк. Он спокойно смотрел н мйор; по лицу нельзя было прочесть ни мыслей его, ни чувств.

Иохим Ортнер помедлил, взял Тимофея з борт куртки и скзл:

– Между прочим, в тком мундире, только генерльском, воевл мой дед.

Кпитн перевел. Тимофей опять не регировл никк.

– Ну и черт с ним! – скзл мйор, збрлся в бронетрнспортер и уктил.

Крснормейцев повели к реке. Когд они проходили мимо передового Т-26, экипж сидел позди бшни н брезенте: игрли в «дурк». Они оторвлись только н минуту, комндир крикнул со злобой:

– Что, крсные сволочи, достуклись?!

Реку они перешли вброд. Н том берегу их посдили в крытый грузовик, предврительно связв з спиной руки, и везли долго. Крснормейцы не рзговривли ни между собой, ни с конвоирми. Они догдлись по шуму снружи, что мшин въехл в город. Потом их вывели н зкрытом дворе, позди четырехэтжного длинного здния, но это не был тюрьм, во всяком случе, н тюрьму не похоже. Пок они шли длинными коридорми, то и дело встречлись немцы, чще всего в черных мундирх; н крснормейцев никто из них не обрщл внимния. Нконец их ввели в небольшую комнту с решеткой н окне; конвоиры зкрыли дверь н ключ и, похоже, ушли совсем.

В комнте были две склдные железные койки без мтрцев и шткий стул с неловко вствленными и уже успевшими потемнеть фнеркми н спинке и сиденье.

Крснормейцы по-прежнему не рзговривли, но не потому, что не о чем было говорить или они уже до дн выговорились, сидя в доте. Нет. Просто им не нужно было слов. Теперь это был единый оргнизм с единым обрзом мышления, с единым восприятием, когд мельком брошенный взгляд говорит больше, чем длиння ргументировння речь.

В комнте было душновто, но кршеный пол приятно холодил. Все стли устривться н нем, один Стршных, сделв дв круг по комнте и кк бы принюхивясь к окну, к стенм и немудрящей мебели, вывернул из кровтной сетки пружину, повозившись, рспрямил крючок н конце и осторожно стл ковырять в змочной сквжине.

– Цурюк! – внезпно рявкнули з дверью.

Ромк выпрямился, отошел от двери, чуть улыбнулся:

– Увжют.

– Не-, – скзл Чп, – это по-ихнему «дурк». Ромк подошел к нему, сел рядышком под стенку.

– Чп, ну выдй нродную мудрость, знешь, ккой-нибудь колоссльный нродный рецепт – уж больно кишки сводит.

– Тю! А ты спробуй склсты, скоки мы о тех цурюков н горбочку ухйдкли.

– Ккой смысл? Ты думешь, если н твою долю придется не двести фшистов, сто восемьдесят, тк они тебя пожлеют? Черт с дв! Под стеночку поствят и – здрсьте, господи сусе!

– Под стенку? – удивился Чп. – Не-, Ром, под стенку не будеть. У в них же душ кровью умыветься, як они нс видять. Не-, Ром! Щоб душу одвесты, они с нс по жилочке будуть тягты. И н ншем сердце ножичком зирочки вырезть.

– Он првильно говорит, – вмешлся Тимофей. – Ложился бы ты, силы экономить ндо.

– Бесполезно все это, – скзл Ромк, – я вот читл где-то, что человек, когд кричит от боли, з одну минуту теряет столько нервной энергии, сколько з восемь рбочих чсов.

– Только что придумл? – чуть приоткрыв глз, спросил Медведев.

– А что, зпросто может быть, – поддержл Злогин. – Я вот зню, н тренировке пробегешь сто метров двдцть рз – хоть бы что, н соревновниях – дядя, ты слушй, тебе ведь говорю, – тк вот, н соревновниях дернешь эти сто метров – и дух из тебя вон. Н трое суток полуобморочное состояние.

Тут они услышли – звуки отчетливо передвлись им по полу – приближющийся по коридору уверенный и тяжелый топот многих ног. Дверь рспхнулсь: вошли снчл двое втомтчиков в черном, з ними генерл в ткой же форме со свстикой н нруквной повязке и молниями в петлицх и с ним господин, кк-то стрнно одетый. Н нем были немецкие форменные споги, квлерийские глифе и френч полувоенного покроя; он был выше генерл почти н голову и лицом точно никкой не немец. Н крснормейцев он взглянул с интересом, может быть, дже с удовольствием.

– Вот они, князь. Полюбуйтесь н этих героев. Я рссмотрел из окн кбинет, когд их выбрсывли из мшины, и уже тогд соствил о них свое мнение, которое полностью подтвердилось, когд мне принесли их пршивые бумги. Честное слово, князь, будь у меня хоть немножко времени, я бы докоплся, ккой идиот решил, что это сборище может зинтересовть имперскую контррзведку.

– Бртцы, может быть, вы все-тки встнете, – скзл длинный.

– А чего это? – нрочито медленно произнес Ромк.

– Д вроде бы пришли к вм люди, которые стрше вс. Неудобно кк-то рзговривть.

Крснормейцы поглядели н Тимофея. Тот кивнул. Все встли.

– Хорошие ребят, но они мне тоже не нужны, господин генерл.

– Жль, князь. В тком случе, не хотите ли при?

– Прошу вс.

– Ствлю дюжину шмпнского, что вши… э-э… контррзведк з сутки их не сломет.

– Позвольте предложить встречное при. Ствлю две дюжины, что вши не добьются этого и з трое суток.

– Не получится, у моих и тк рботы хвтет.

– Вот видите, вше превосходительство…

– Знчит, просто рсстрелять?

– Ну уж нет. Они об этом только и мечтют, стервецы. Вон кк вызывюще держтся, тких не рсстреливть, тких соврщть ндо.

– Знчит, все-тки беретесь, князь?

– Вы же видите – уже взялся. – Он повернулся к крснормейцм. – В сорочке родились, бртцы. Выторговл я вс у господин генерл. У вс с собой и вещичек, кжется, нет никких. Ничего, обзведетесь. Идите з мной.

Их провели теми же коридорми, посдили в бронетрнспортер и везли через город минут пятндцть. Выпустили посреди просторного зсфльтировнного плц. С двух сторон его огрничивли совершенно похожие друг н друг кзенной постройки здния – то ли конюшни, то ли кзрмы. Они были двухэтжные и ккие-то приземистые, мссивные, со сводчтой клдкой и окнми, которые легко было переоборудовть в мбрзуры. Третью сторону змыкл высокий кменный збор с глухими железными воротми, с крепким, похожим н дот контрольно-пропускным пунктом. С четвертой стороны был то ли высокя стен, то ли тм нходилось еще одно здние, которое змыкло дв боковых нподобие буквы «П». В нем ткже были глухие железные ворот с клиткой сбоку, в которую и провели крснормейцев.

Пройдя длинную, ярко освещенную электрическими фонрями подворотню, они попли в небольшой квдртный дворик, пятндцть н пятндцть метров. Стены здесь были еще выше, но под ногми был песок и грвий, росло несколько головстых ив и одн голубовтя елочк.

Автомтчики передли крснормейцев пожилому типу с вислыми усми в форме ккого-то непонятного род войск. Куртк Тимофея стршно его зинтриговл.

– Слышь, пря, – скзл он, – никк не возьму в толк, з кого же это ты, знчит, воевл?

– Ты что, из нших будешь?

– А тут все нши.

Прежде всего их повели мыться. Это было приятно. Но когд они вышли из моечной, их ожидл сюрприз: одежду зменили. Н тех смых местх, где они рздевлись, лежли пять комплектов нижнего белья и немецкой полевой формы.

Тимофей постучл в дверь. Появились двешний дядьк и еще двое типов в ткой же форме.

– Ппш, – скзл Тимофей, – мы это ндевть не будем. Гони ншу форму.

– Мы вше тряпье сожгли, – скзл устый. – Привыкй к этой. Сукно добротное, ни одной лтки, см выбирл.

– Лдно тебе шутить, – упрямился Тимофей. – Скзно, гони форму.

– Нет ее, прень. Все. Хн. Сгорел.

– Лдно, куд нм идти?

– Оденьтесь снчл.

– В это одевться не будем.

Дверь зкрылсь, через несколько минут появился уже знкомый им кпитн Неледин.

– Довольно шумно нчинете, молодые люди. Еще и не осмотрелись, уже изволите бунтовть.

– Ты можешь с нми делть, что хочешь, сволочь, но в это нс не зсунешь.

– Не больно сволочись, млдший сержнт. Зняться вми поручено мне. Боюсь, скоро икть нчнете.

Через полчс им все-тки принесли советскую форму – стирную и целую.

Зтем их принял князь. Его кбинет был велик, но низок, кк и все помещения в этих кзрмх, и оттого кбинет кзлся еще длиннее. Он был почти пуст, если не считть огромного полировнного письменного стол, двух кожных кресел, двух длинных шеренг – вдоль стен – кзенных стульев с кожными сиденьями и спинкми и двух портретов в нтурльную величину: Гитлер стоит н фоне нцистского прпор и Николй II, но не в полковничьем мундире, кк обычно, в черной сюртучной пре; очень стрння кртин, скорее всего срисовння с фотогрфии.

Князь вышел к ним из-з стол. Он действительно был очень высок: мкушк Медведев был смое большее н уровне его глз. Говорил он мягко, немного в нос. Крснормейцы не могли знть, что это влияние фрнцузского, но то что этот человек говорит по-русски редко, они поняли еще в кмере.

– Вы мне нрвитесь, волчт. Вы слвно потрепли немцев, и, кк русский, я не могу этим не гордиться. И з то, что форму не зхотели поменять, тоже хвлю. Мужеств и хрктер вм не знимть, но сейчс вы должны полгться не н упрямство, н свои светлые головы. Я понимю, ккой вм сегодня выдлся трудный день. Для вс это ктстроф. И следующие дни будут не легче. Я понимю, что коммунистические иделы в вс вбивли с детств и вырвть их не просто и больно. Но поймите, волчт, вы молились н глиняных идолов. Немцы рзбили коммунистическую Россию в две недели. Пройдет еще две недели, и они зтопчут ее всю. Они сотрут ее с лиц земли, кк Польшу, Фрнцию, Чехословкию, Бельгию, Югослвию… Ншу Россию, н которую мы немцев не пускли никогд дльше смых зпдных грниц, где их всегд били. Я не тороплю вс, волчт. Вы поживете у меня, успокоитесь, послушете рдио, вспомните прошлое и подумете о будущем ншей родины. Вм предстоит сделть выбор, и вы его сделете, я не сомневюсь в вс. И тогд мы вместе, рук об руку, будем рботть нд созднием великой силы, которя поднимет Россию из пепл, бессмертную и прекрсную, кк птиц Феникс. И когд-нибудь нступит светлый день, что никкие орды, ни тевтонские, ни ттро-монгольские, не посмеют посягнуть н ншу прекрсную землю.

Пожлуй, князь еще долго мог бы продолжть в том же духе, но что-то в глзх всех пятерых крснормейцев ему не понрвилось. Он бы понял ненвисть или презрение, был бы доволен внимнием, уж не говоря о большем. Но в этих глзх он не мог прочесть никкой рекции. В них вообще ничего не было. Пустот. «Нш скифскя мнер», – кк-то неуверенно подумл князь и остновился перед млдшим сержнтом.

– Что ты скжешь н все это, комндир?

Тимофей словно очнулся, медленно произнес:

– Знешь что, холуй, пошел бы ты…

20

Это было сложное многоцелевое учреждение; его нзвние было столь же прострнным, кк и здчи, которые оно решло: спецподрзделение по подготовке кдров колонильной дминистрции при бверкомнде NN. В просторечье это ознчло, что спецподрзделение отбирет и просеивет поступющий «с мест» человеческий мтерил и готовит нционльные кдры для служб госудрственной безопсности. А поскольку существовло оно под эгидой бвер и финнсировлось им, то лучшие из лучших попдли отсюд в школы дмирл Кнрис.

Это спецподрзделение существовло уже дв год. Внчле оно знимлось почти исключительно укринскими и приблтийскими нционлистми; зтем в нем появился русский отдел. Отдел был укомплектовн целиком из «бывших» и следующего поколения «бывших» – если не родившихся, то выросших и воспитнных н Зпде. Но эти русские кдры совершенно не удовлетворяли бвер. Во-первых, плохое знние нынешних местных условий и психологии нрод. Во-вторых, ндломленность, угнетенность, почти всегд неосознння, отсутствие веры в себя и, кк следствие этого, недостток иницитивы. Нконец, слепя ненвисть многих делл близорукими или, по крйней мере, огрниченными, неспособными подняться н уровень новых здч, которые еще только предугдывлись. Вполне естественно, с нчлом войны бвер ндеялся «влить свежую кровь» в этот отдел. Ожидлось, что недосттк в людях не будет: для живого дел годились и рецидивисты (тип людей, у которых склонность к риску, к хождению по острию бритвы был в крови), и зтившиеся врги Советской влсти.

Конечно же, из Тимофея Егоров и его товрищей чиновники спецподрзделения не собирлись готовить ни диверснтов, ни провокторов (хотя, если бы это удлось, успех считлся бы колоссльным, и без орденов не обошлось бы; но в это, признться, с смого нчл мло кто верил). Немецкие рмии нступли столь успешно, что в скорой победе не было сомнений. Если бверу и потом пондобятся русские рзведчики, их можно будет готовить из зведомо преднных людей. Но эти пятеро были прекрсным мтерилом для психологов и социологов подрзделения, специлизироввшихся н психологической обрботке нселения; их интересовл и мссовя психология, и грницы устойчивости отдельного индивидуум.

К ним-то и попли крснормейцы.

Первые три дня ими, по сути, никто не знимлся. Их поселили в длинной кзрме, вместе со взводом укринских курснтов – людей Бндеры. Курснты целыми днями были н знятиях, собирлись вместе только н звтрк, обед и ужин. Крснормейцев они словно не змечли. По вечерм ребят вместе с ними смотрели фильмы. Но прежде всего их привлекл кинохроник, в особенности воення, которую покзывли перед сенсом. Тимофей узнл Минск, Герк – Кунс и Ригу, и все они узнли Львов. Везде были немецкие тнки, смеющиеся немецкие солдты, колонны пленных крснормейцев, сгоревшя советскя техник. Но смые стршные вести приносил рдиоприемник. Им не мешли слушть Москву, и в первый же день, это было 9 июля, они узнли, что фшисты уже в Пскове, Витебске и Жлобине, что они рвутся н Киев и уже дошли до Житомир и Бердичев. Шли тяжелые бои под Смоленском. Они смотрели н крту и, когд никого чужих рядом не было, снов и снов измеряли, сколько до Смоленск, сколько от Смоленск до Москвы.

К исходу третьего дня Тимофей не выдержл и нчл прощупывть одного приглянувшегося ему преньк. Тот решил, что это грубя провокция, и ответил, не очень выбиря выржения: прошелся и по дресу Тимофея, и по Советской влсти. Последнего Тимофей не мог просто тк спустить. Нчлсь переплк. И вдруг бндеровцы поняли, что крснормейцы-то нстоящие…

Дежурные офицеры подоспели только минут через пять. Крснормейцы к этому времени отбили отчянный штурм и сми перешли в нступление. Впереди, кк трн, двиглся Сня Медведев. И хотя курснты проходили специльный курс дзю-до и среди них было немло здоровых мужиков, все они отступли перед Медведевым, который поднимл нд головой и со всего мху швырял в толпу тумбочки, тбуреты и железные спинки кровтей. Нескольких бндеровцев он изувечил, двоих уволокли, потому что удры пришлись в голову. Он дже внимния не обртил, что среди бндеровцев появились немецкие втомтчики. Только счстье спсло: пострдй сейчс хоть один немец – и крснормейцы были бы изрешечены пулями. Но Тимофей вовремя прикзл: «Отствить бой». Немцы были довольны, что русские перегрызлись, для них все обошлось срвнительно просто. Они очистили кзрму от бндеровцев и спустя немного времени перевели крснормейцев в другое крыле этого же здния. Однко уже не подселяли их ни к кому. Им поствили рдиоприемник и кормили неплохо – и вдруг однжды среди ночи подняли и рзвели, не предупредив, по отдельным кмерм.

Чпе достлсь вполне приличня комнтк, с хорошей постелью, с цветком нстурцией и дже без решеток н окне. Тимофею – узкий кменный вертикльный ящик нподобие шкф: ни сесть, ни дже боком повернуться; в нем можно было только стоять; в нем всегд было темно, тк что уже через чс предствление о времени переходило в ктегорию, которя обычно обознчется словми «двно» и «долго». Остльных ребят поместили в мленькие кмеры-одиночки: нры, тощий мтрц с трухой вместо соломы, сырые стены, мленькое зпыленное окошко, збрнное толстенными прутьями.

Им дли освоиться с новой обстновкой – целые сутки для четверых, и трое суток для Тимофея, – чтобы подумть и срвнить. И только зтем нчлись допросы.

При ресте в руки немцев среди других документов попл и протокол комсомольского собрния, из которого они узнли, что только один Чп некомсомолец. Именно это предопределило с смого нчл особое к нему отношение. Его не только не били, но дже голос при допросх ни рзу не повысили. Едв его изолировли от товрищей, кк тут же предоствили полную свободу передвижения: он мог выходить в город без сопровождющего и нходиться тм любое количество чсов; првд, его предупредили, что, если он опоздет к обеду или ужину, порция ему не сохрняется, в случе возврщения после десяти вечер ночевть придется н КПП – контрольно-пропускном пункте, где деревянные лвки и всю ночь горит свет и ходят люди, – все это, конечно, соствляет известные неудобств. Было еще одно огрничение: по территории спецподрзделения Чп мог ходить длеко не везде и только с сопровождющим; но тут немцев было легко понять; мер был простя и рдикльня – они могли быть уверенными, что Чп дже случйно не узнет, с ккой оргнизцией имеет дело; нционльные воинские чсти – чем это не првдоподобно?

Комнт Чпы никогд не зпирлсь. Првд, снружи у двери сидел охрнник, но по своим функциям он был скорее привртником, чем чсовым.

Беседовл с Чпой (допросом это никк не нзовешь) всегд один и тот же следовтель: полный губтый укринец с шевченковскими усми. При первой же встрече он скзл, что от Чпы хотят лишь одного: чтобы он дл рсписку в своем лояльном отношении к немецким влстям; после этого ему будет предоствлен свобод в выборе деятельности и, может быть, дже ккое-то содействие для успех первых шгов.

– А шо от хлопцев хотят? – спросил Чп.

– В точности то же смое, добродию, – лсково ответил следовтель.

– Ну, як мы збрешемо?

– Но это же будет неприлично! – пожурил следовтель. – Мы доверяем вшему честному слову. Мы знем, кк вы сржлись, выполняли свой воинский долг. Вы люди чести и если скжете: кончено, с прошлым звязли – тк оно и будет.

– Крсиво, крсиво, – тихонько зсмеялся Чп. – Ну, як збрешете вы?

– То есть?.. Вы хотите скзть, Дрбын, что не доверяете нм? Что боитесь окзться обмнутым?

– Аг.

Следовтель подумл.

– Хм. Это не лишено логики. Вс можно понять, – скзл он. – И все-тки вм придется довериться ншему честному слову. Инче мы будем вынуждены вс рсстрелять.

– Аг.

– Идет войн. Кждый человек стновится по ккую-то сторону бррикды. И если вы не с нми, знчит вы против нс.

– Можно с хлопцями поговорить?

– Нельзя. Это решение кждый из вс должен принять смостоятельно.

Теперь Чп здумлся.

– Не-, то для меня не подходит, – скзл он нконец. – Як мленький спог н велыку ногу. Крще босым ходить, чем от мук.

– Но поймите же, Дрбын, что дело идет о вшей жизни и смерти!

– Ну?

– При чем здесь другие люди? При чем здесь эти четверо погрничников, с которыми вс свел слепой случй? Ведь мог и не свести. Ведь вы могли не встретить их, и ничего бы этого не случилось, и вы не окзлись бы втянутым в эту историю.

– Ото було б жлко!

– Не упрямьтесь. Поймите: дело идет о вшей жизни. Они уже прошлое, которому нет возврт. Доверьтесь мне. Ведь мы об укринцы.

– Ну д, можн и тк. Токи я думл, шо я россиянин.

– Россияне – то москли. – Следовтель тк рзгорячился, что перешел н «ты». – Ты что – москль?

– Не-, до Москвы длеко…

– Не в Москве дело. Пойми, хлопец, мы с тобой об одной крови. По сути, мы с тобой кк бртья. И мы, укринцы, должны держться друг друг.

– Не-. Ты предтель, я не хочу.

– Ккой же я предтель? Я поступю тк, кк мне велит сердце. По убеждениям. Я вон сколько лет ждл этой минуты – чтобы им в спину нож воткнуть, отомстить з бртов.

– Я не зню, – отмхнулся Чп, – чего тм твои брты нломли. А ты вот Родину продл хвшисту – это вижу. А я не хочу!

Эти беседы велись кждый день. Дипзон тем был весьм широк. Следовтель изучл Чпу, был терпелив, искусен в подыскнии все новых и новых ргументов, которые бы подтверждли его позицию. Чп не проявил дже млейшего колебния. А следовтель не мог этого просто тк оствить или принять рдикльные меры; ему не повезло: в его здчу входило склонить этого преньк н свою сторону только словми: смутить – поколебть – рзуверить – убедить! Он должен был нйти рецепт (увы, именно этого ждло от него нчльство), чтобы сотни других его коллег в сходных ситуциях не испытывли зтруднений. Может быть, от этого будет звисеть выбор форм рботы с нселением оккупировнных облстей, или вербовк тйных гентов, или перемнивние чужих гентов н свою сторону…

Но пок дело не двиглось. И н Чпу решили повлиять инче.

Однжды следовтель предложил ему спуститься в подвл. Они прошли длинным чистым коридором, ярко освещенным электрическими лмпми, в просторную комнту. В ней тоже был очень сильный свет, голые цементные стены, в углу простой стол, три тяжелые тбуретки и железный ящик с ободрвшейся крской. Больше ни в комнте, ни н столе ничего не было. Следовтель усдил Чпу н тбуретку, угостил рнним яблоком и звел свой обычный рзговор. Чпе все это не понрвилось, он был нстороже, но виду подвть не хотел и держлся нрочито рсковнно, был более смешлив и словоохотлив, чем всегд, не догдывясь, что следовтелю все это было знкомо – обычня рекция крепких людей, когд они думют, что «вот сейчс нчнется».

Чп сидел спиной к двери и нрочно не обернулся, когд услышл, кк он открылсь и в комнту вошли срзу несколько людей. Дышть стло очень трудно, однко Чп зствил себя рсслбиться и дже от яблок откусил и стл жевть.

З спиной рздлись глухой удр, стон и звук удрившегося об стену и оседющего н пол тел. Чп обернулся. Это был Ромк. Вокруг него полукругом стояло пятеро здоровенных детин в черном; один, волостый, вообще рздетый до пояс, и двое в мйкх.

Ромку можно было узнть только по ккому-то общему контуру, что ли: по лицу бы его, кк говорится, и родня мть не узнл.

– Чп, х ты мой милый гений! – рзлепил губы Стршных. – Кк хорошо, что и ты жив.

– Тю! То выходит нс токи двое?

– Вот видишь, ты и в мтемтике король… А меня яблочком не угощли. Дже снчл.

– Не жлкуй. Токечки шо кругленьке. А тк дрянь.

С Ромки тем временем срывли одежду.

– Ты не обрщй внимния. Чп, если я буду очень шумным.

– Кричи, Ром, кричи. А я буду споминть, кк они кричли, подыхючи под твоим пулеметом.

– Хорошо говоришь, Чп. Спсибо, милый.

Из железного ящик достли провод и железные клеммы. Руки и ноги Ромки зщелкнули нручникми, потом и эти нручники сцепили между собою з спиной у Ромки тк, что теперь он лежл н полу, выгнувшись в дугу. Потом его октили водой, приложили клеммы и включили ток.

Чп никогд еще не слышл ткого крик. Ток подключли то к голове, то к груди, то к пху. То, что еще минуту нзд было похожим н Ромку, сейчс превртилось в клубок извивющегося, орущего мяс…

Ток выключили, октили Ромку водой. Он все еще бился; тогд н него вылили второе ведро, и он зтих. Фшист в мйке нгнулся нд ним.

– Ну что, собк, может быть, хвтит?

– Хвтит, – прошелестел еле слышно Стршных.

– Не нрвится, д?

– Слишком… большое нпряжение…

– А что?

– Еще убьете ненроком… кого будете… пытть?..

И опять все снчл.

Потом привели Злогин.

Он выглядел не лучше Ромки, и первый его вопрос был о других ребятх.

Сня Медведев не узнл Чпу. Или сделл вид, что не узнл. Он один не кричл под током, но видеть, чего ему это стоило, было непереносимо.

Потом приволокли Тимофея. Его дже не пытлись ствить, дже под стенку; Чп решил, что у Егоров переломны кости, но все было куд проще: Тимофей уже вторую неделю стоял в своем кменном гробу, не меньше двдцти чсов в сутки (з исключением тех, когд его пытли) стоял н ногх; внчле он дже рдовлся в глубине души, когд его волокли н допросы: все же тело принимло ккое-то иное положение и хоть отчсти восстнвливлсь циркуляция крови. Но потом он перестл чувствовть непрерывную боль рздвленных собственным телом окменевших ног, и ему стло все рвно.

Првд, увидев Чпу, он ожил.

– Кого-нибудь из ребят видел?

– Усех видел, товрищ комндир. Усе в полном порядке.

– Не врешь, Чп?

– Ей-богу!

– Лдно. А ты кк см?

– Жирую. Я вроде н зкусь оствленный.

– Ты не бойся, Чп. Это со стороны только стршно. А тк ничего…

– А я и не боюся, товрищ комндир. Они ще подвляться отой зкусью.

Следовтели не мешли этим рзговорм. Они ствили эксперимент, искли зкономерности, и поскольку время еще терпело, не пытлись подгонять события или подтсовывть фкты.

Но пок результты были совершенно неудовлетворительными. Коллектив, дже физически рзобщенный, тем не менее не рспдлся. Испугть крснормейцев не удлось, сломить – не удлось, дезориентировть, вселить в них рстерянность прдоксльными предложениями – тоже не удлось. У них еще оствлсь возможность испытть н прочность смого Чпу, но поскольку н нем проверялись совсем иные воздействия, это держли в резерве н смый крйний случй.

У следовтелей был рсчет и н психологическую устлость крснормейцев. Ведь когд-то же должен нстть момент, считли они, когд все духовные силы иссякнут, человеку стнет все безрзлично и он будет покорно выполнять что угодно, любую волю, будет втомтически выполнять любую комнду. Пок что дже признков этого не было, но ведь устлость существует, он нкпливется где-то в теле, в душе, чтобы однжды вдруг что-то хрустнуло в человеке – и он сломлся.

Н это и был рсчет.

Тем временем нд Чпой поствили еще один эксперимент. Однжды поздно вечером его вывезли н легковой мшине з город. Рядом с шофером сидел незнкомый немецкий офицер, Чп со следовтелем сидели сзди.

Они остновились в глухом месте, н поляне. Ждть пришлось недолго. Подъехл зкрытый втофургон, из него высыпло много нроду. Когд они проходили перед легковой втомшиной, в свете ее включенных фр Чп узнл среди немцев всех своих четырех товрищей. Их отвели в сторону, где только сейчс Чп увидел свежевырытую яму. Еще несколько минут тм о чем-то говорили, потом четверых подволокли к яме, поствили н колени и убили выстрелми в зтылок. Потом яму немцы стли збрсывть землей и легковя мшин тронулсь. Когд они выехли с проселк н шоссе, следовтель прервл нконец молчние:

– Ну вот, Дрбын, вы видели, чем кончется упорство. Теперь вы остлись один. Никто, кроме нс, не знет ни о вшем подвиге в доте, ни о том, что вы побывли в нших рукх. И если вы сейчс ддите подписку о лояльности, ни одн душ не сможет поведть миру о том, что с вми случилось н протяжении минувшего месяц. Ни одн душ! Вм не н кого больше оглядывться. Вы один. И вы можете нчинть новую жизнь.

Чп помедлил и ответил спокойно:

– Жлко, что я пережил хлопцев… Больше вы от меня ничего не услышите.

И он действительно больше не проронил ни звук. Ни в мшине, ни в кбинете следовтеля, куд его привезли с мест кзни. Следовтель до полуночи пытлся его рзговорить, но, когд убедился, что Чп тверд, прикзл чсовому увести его. Чпу повели совсем не в ту сторону, где был его комнт, и он подумл, что вот нстл и его черед, но не испуглся – он верил в себя, в то, что выстоит и не дрогнет. «И кричть не буду, – думл он. – Кк Сньк. Не буду кричть. Нзло им».

Он хорошо нстроился и, когд они дошли до мест, спокойно вошел в комнту, перед которой стояли двое вооруженных втомтми чсовых.

Это был большя жиля комнт. Посредине стол, под стенми пять кровтей, н четырех лежт его хлопцы: Ромк, Сньк, Герк и комндир… Рзговривют… Перед комодом н тумбочке сткн чю стоит.

Чп прошел к свободной койке, сел и сидел прямо-прямо, но кк только услышл, кк зкрылсь дверь з ушедшим солдтом, упл лицом н подушку и зплкл.

…Н этой долгой войне фшисты еще будут пытть тысячи людей, чтобы узнть имен их товрищей-подпольщиков, номер чсти, количество тнков или секрет нового оружия. От этих же пятерых они не собирлись узнть ничего. Н них просто ствили эксперимент, кк н кроликх или мышх. Бросли из холодного в горячее. Ткя млость: хотите жить? – скжите: д, мы лояльны, мы не против вс, мы склоняем голову перед вшей идеей и силой…

Опять прекртились допросы и собеседовния. Их предоствили смим себе. Они получили определенную свободу: внутренний мленький дворик был в их рспоряжении, и они этим пользовлись, проводили в нем целые дни.

Первый вринт побег возник у Ромки через полчс, проведенных в этом дворике.

– У них в проходной дежурят всего три человек. Это три винтовки, ребят. Для нс это не рбот. А с винтовкми мы зхвтим и глвный КПП.

– Дядя, но нс ведь перестреляют н плцу.

– Ну, это еще ббушк ндвое скзл.

– Не понимю, чего ты хочешь – погибнуть с оружием в рукх или вырвться н свободу?

Тк был похоронен первый генильный проект.

О втором Ромк рсскзывл через полминуты после того, кк Чп сообщил, что н глвном дворе стоит большой грузовик, н нем стционрня устновк – счетверенный пулемет.

– Мы зхвтывем млую проходную, зтем этот грузовик и не ввязывемся в бой, просто трним ворот.

– Они с добрячого желез, оте ворот.

– Нплевть.

– Ото як лоб об них рсцокешь… Не-, я н то не сгодный…

– Ну и пусть! Зймем круговую оборону, будем лить из всех пулеметов, столько гдов нбьем…

Но и это не приняли. Уж сколько немцев положили они перед своим дотом, кжется, не только з себя, з всех друзей поквитлись, все-тки сейчс, здесь, в плену, у них зродилось стрнное ощущение неудовлетворенности. То ли они не сделли чего-то, то ли чего-то не доделли, но они уже чувствовли, что сейчс глвное может быть не в числе убитых вргов, в чем – пок не могли понять.

Потом был еще один проект: выехть в бгжнике княжеского «шевроле». Но поскольку никто не мог придумть, кк незметно пробрться в большой двор, тем более кк четверым прням поместиться в одном бгжнике, то и эту идею тк же быстро позбыли.

Эт очередня Чпин отповедь – кк-то тк получлось, что именно он был глвным оппонентом Ромки, – вывел его из себя нстолько, что он скзл:

– Чп, ты ткой умный, это будет ткя потеря для человечеств, если ты, не дй бог, пропдешь с нми. Послушйся меня и дрпй отсюд, пок есть возможность. А мы без тебя, дорогой, пусть будем не тк рсчетливы, зто в пять рз скорее попытем счстья. И уверяю тебя – вырвемся.

– Не-, – скзл Чп. – Не хочу. Они токички и ждут, щоб я один до дому почвлв. А потом щоб с вс нржться. Не хочу.

И все-тки они убежли.

Идею подл не Стршных, Чп.

Однжды во время прогулки по городу он остновился возле брезентовой плтки – посмотреть, кк двое рбочих-снтехников гнут водопроводную трубу, делют колено: нверное, лень было н склд сходить з нужной детлью. Они рботли тк примитивно, что Чпино сердце не выдержло, и он, бормоч: «А ще кжуть – Евро-о-оп…» – зсучил рукв и покзл, кк это делют нстоящие мстер.

Потом он повел обоих прней пить пиво. Рзговривть им было трудно, общих слов – почти ни одного. А если учесть, что Чп предствлял из себя фигуру, по меньшей мере, стрнную (ходит в открытую в крснормейской форме, пропуск его выдн смим коменднтом и рзрешет круглосуточное передвижение по городу; и то ли он пленный, то ли н службе – тоже не рзберешь срзу), то окжись н его месте любой другой человек, с ним бы никто и двух слов откровенных не скзл. Но Чпе эти прни поверили. С риском для жизни, причем не осознвя до конц, почему идут н этот риск, но поверили. Вот ткой он был человек, Нечипор Дрбын.

Прни подтвердили: кзрм не имеет втономной кнлизции, входит в городскую сеть. Мло того, к ней ведут не трубы, проложення лет пятьдесят нзд подземня глерея, которя через дв квртл выходит к центрльному городскому коллектору – ткой же глерее, только попросторнее. Еще они знли, что ведущя к кзрме глерея перегорожен железной решеткой; по слухм, дльше должн быть еще одн, однко это были именно слухи – туд не пускли мстеров из муниципльной снтехнической службы, упрвлялись своими силми; рзве что кто-нибудь из стрых рбочих в курсе дел. Не знли они и смого глвного: где именно в кзрме есть выход в глерею. Но попытться рзузнть можно.

Н следующий день встретились снов. Прни привели с собою третьего – тоже рботягу, только куд пострше. Он выпил две кружки пив, прежде чем вступить рзговор, – все приглядывлся к Чпе. Зто он перешел прямо к делу.

Городское нтифшистское подполье было готово устроить и поддержть побег.

– Вот схем коллектор, по которому вм придется идти, – чертил он н слфетке. – Вш отросток… это основня мгистрль. А вот здесь свернете с нее – не спутете? – и возле четвертого по счету колодц нверху вс будут ждть. Это во дворе. Неприметное место. Учтите – все остльные колодцы во всем рйоне будут зкрыты изнутри. Ясно?

– Эгеж.

Рбочий осторожно осмотрелся – не следят ли – и сжег слфетку.

– З чс до побег обе решетки мы уберем.

– Добре.

– Глерея подходит вплотную к котельной кзрмы. – Он стл чертить н другой слфетке. – Это плн котельной. Здесь люк. Зпомнили?

– Эгеж.

И эт слфетк сгорел.

– И последнее. Кзрм построен вот тк, – н третьей слфетке появилсь букв «П». – Котельня – в этом углу.

– Рзберемось.

– Можете нчть в 16.00.

– Подходяще, – подумв, кивнул Чп.

– У нс кк рз будет инструктж. Все бригды соберутся в глвной конторе, – пояснил рбочий. – Для всех отличное либи. Првд, остются еще несколько мстеров, но мы позботимся, чтоб никого не подвести под монстырь.

Кк и ожидлось, оперция прошл почти без осложнений. Проще всего было обезоружить чсовых, которые охрняли их комнту и коридор. Вниз пробивлись с боем. Но внезпность и сноровк решили исход дел. Дверь котельной зхлопнули у них перед носом: ее пришлось подорвть грнтми, и это было смым обидным – они-то ндеялись з этой дверью соорудить бррикду, д вот не пришлось.

Они жили в погребе у слесря-венгр еще пять дней. Немцы кк сбесились – они перекрыли все выезды из город и кждый день устривли выборочные облвы, ходили от дом к дому с собкми. Когд стрсти поулеглись, крснормейцы пошли н восток. До грницы их провожли венгры, дльше пошли сми.

Они потеряли счет дням, оборвлись и нголодлись. В село они збрели только однжды. Хозяйк угостил их хлебом с молоком и скзл, что еще третьего дня немцы передвли, будто вошли в Москву. По июльским передчм они помнили, что немцы привирли не очень. Но в это верить они не хотели. Уложив крснормейцев спть, хозяйк тут же побежл з полицями. Они едв спслись и больше не зходили ни в одно село.

Нконец однжды горы кончились. Они вышли к реке, искуплись и долго лежли н берегу. Потом перешли н другую сторону и медленно брели через широкий луг в высоких пхучих трвх. Только кое-где н лугу стояли редкие дубы, и это было очень похоже н рисунок свнны из учебник геогрфии для шестого клсс.

Потом они поднялись н холм и увидели, что н востоке рзворчивется бескрйняя рвнин – может быть, тм уже гор не было совсем. Зто н зпде горы подходили близко. Рек текл вдоль них, деля в этом месте крутую излучину. В этом месте он не был видн – ее зкрывл темный холм, возле подножья которого тянулся то ли пруд, то ли стриц. А с левой стороны ровной сверкющей ниткой лежло шоссе.

– А вон тм, з лесочком, н юге был моя кзрм.

– Тк это же совсем близко, я думл, что вы у черт н куличкх стоите, рз вс тк редко сменяют.

– Выходит, то и есть нш холм? Дот не видть…

– Немцы хозяйственный нрод, – скзл Тимофей. – И ткой знтной хоромине пропсть не ддут.

– Особенно после уроков, что мы им преподли, – добвил Злогин.

– Точно. Тм должен быть пост. И при нем неприкосновенный зпс.

– Я готов идти. И Сня тоже, – вызвлся Ромк. – Мы з дв чс туд и нзд успеем обернуться.

– Идет вся групп, – скзл Тимофей.

С этой стороны подобрться к холму было не просто. Поэтому сделли крюк – вокруг стрицы: снчл через кмыши, зтем через болото. Люк зпсного секретного выход окзлся открытым; теперь здесь был выгребня ям. Крснормейцы рссудили, что рз ходом пользуются для столь прозических ндобностей, то и вверху его вряд ли зпирют. Тк и случилось. Люк поддлся легко. Немцев в доте не было. Они сидели снружи, полдничли н циновке, нежсь под предвечерним мягким солнцем. Створки глвной мбрзуры рздвинулись бесшумно. Стршных и Злогин выпрыгнули нружу и зкололи двоих прежде, чем те сообрзили, что происходит. У третьего хотели узнть, когд появится смен, но от ужс он чуть не лишился рссудк и не то что русского язык – дже мимику не понимл.

Впервые з много дней крснормейцы поели досыт и нпились горячего кофе. Злогин зступил в крул, остльным Тимофей позволил ложиться спть. Но никто не торопился с этим. Прни лзли по доту, перекликлись, покзывли друг другу свои мелкие вещи, сохрнившиеся кк-то после всех перипетий.

Однко нибольшее впечтление произвело оружие. Оружие, которого они не держли в рукх с того злосчстного дня, когд сдли свои втомты кпитну Неледину. Тогд оно было в некотором роде их инструментом, продолжением их рук – не больше. Теперь же окзлось, что оно нчинется где-то в смых дльних зкуткх их душ. Оно было кк мгнитня номлия, которя уже н рсстоянии влияет н стрелку компс.

Оно нстривло н особый лд: крснормейцы взяли его в руки – и перестли быть жлкими полуночными беглецми. Они снов стли солдтми.

И тогд они вспомнили о шоссе.

Оно было перед их глзми все время, но снчл голод не двл думть ни о чем другом; потом нступили минуты блгодушия, и рдость узнвния окрсил все в розовое: и грфическую четкость гор, и сверкющее шоссе, и редкие мшины, которые тк крсиво ктили по нему. И лишь зтем они вспомнили, что крсивенькие мшины – это врг, у них в рукх – крбины… врг – крбины… И дв пулемет, кк выяснилось, н месте. И пушку, конечно же, никто не трогл: немцы – хозяйственный нрод…

– Товрищ комндир, доклдывю, – взлетел голос Герки Злогин и вдруг сорвлся в предчувствии: – Н шоссе – фшистские тнки.

Все рзом умолкли.

Тимофей подошел к стереотрубе. Окзывется, тнки появились двно; однко Злогин молчл, пок шли дозоры, пок не стло ясно, что идет большя колонн. Д, точно, кк в июне, из ущелья выдвиглсь эт темня скрежещущя мсс: по серебристой ленте – лент стли.

Кк тогд…

Все, кк тогд. Только тогд в доте всего было вдоволь – и боеприпсов и еды, – и в бой они бросились с рдостью: они знли, что через день-дв подойдут свои, удрят с восток – и погонят фшистов по этому шикрному шоссе туд, н зпд, ж до смого Берлин… Они ухлопли здесь вргов дй бог сколько – вон целое клдбище внизу в долине появилось. А чего добились?

Что изменится оттого, что вот сейчс, здесь, сегодня они пятеро убьют сколько-то фшистов? Что изменится тм, н востоке, где в бесконечном длеке, в пятистх километрх отсюд нступют фшисты? Нступют н юге, и н севере, и…

Ну и что – нступют?!

"Что мне, Тимофею Егорову, могут они этим докзть? А ровным счетом ничего. А нм пятерым что они могут докзть? А ничего. Пусть они где-то тм нступют – здесь они больше не пройдут. Пок я жив, пок хоть один из нс жив, пок хоть одн винтовк стреляет – здесь они шгу вперед не сделют.

Пусть весь мир перед ними отступет – мы будем здесь стоять. Дже одни в целом свете. Смые последние".

– Крснормеец Дрбын, проверьте и доложите о нличии снрядов.

– Т и тк звестно, товрищ комндир. Восем осколковых, три ящик хвугсов, три ящик броневбойных. Те-те-те! – збрехм, товрищ комндир. Один ящик розтрощеный, тм токечки три броневбойных снряд, вкупе – триндцть.

– Лдно. Сдись н нводку. Помнишь, куд? – сто метров з водостоком.

– Отож. Щсливе местечко.

– Все по местм. К бою готовьсь!

У них еще было минуты три. Тимофей подошел к мбрзуре, но не зктом он любовлся. Он зкрыл глз, и тянул в себя воздух всей грудью, и думл, ккое это счстье – умереть з свою родную землю, и кк ему повезло, что он см выбрл этот момент и см выбрл это место, – когд он здоров и счстлив, и рядом его друзья, и кжется ему, что стоит он н высокой-высокой вершине, выше некуд, и солнце обнимет его своим теплом…

Он открыл глз нвстречу солнцу – и увидел колонну.

Пусть нступют! Пусть где угодно нступют, хоть во всем свете, но здесь они будут стоять. Будут! Пок мы стоим – здесь они будут стоять!..

Чп доложил о готовности.

Тимофей увидел, что вдоль колонны мчится длиння открытя легковя мшин, полня людей. Офицеры, конечно. Не инче комндовние.

– Чп, можешь нкрыть эту легковушку?

– А мне одинково.

– Двй. Только упреждение возьми точно.

Он ждл. Рно… рно… еще рно. Ну!

И тут сверкнул гром.

21

Подполковник Иохим Ортнер, квлер орден Железного крест, был вызвн с центрльного фронт по специльному зпросу министерств пропгнды. Встречу со съемочной группой кинохроники нзнчили почему-то в Ужгороде, оттуд до мест был не ближний путь, но Иохим Ортнер не спорил: прилетел в Ужгород и всем своим видом двл понять, что доволен, что хрктер у него поклдистый, и взгляды широкие, и улыбк смя киногеничня. Когд его снимли, после кждой фрзы он делл пузу и улыблся…

Через горы они ехли долго, и все устли, дже подполковник Иохим Ортнер меньше улыблся. Но когд горы кончились и ущелье стло рздвться вширь, и покзлсь речк, з нею бескрйняя рвнин, он зспешил, зтормошил режиссер:

– Пор, пор! Поглядите, ккой удчный момент!..

Они обогнли идущую н мрше тнковую дивизию. Н своеобрзном белесом фоне долины это было потрясющее зрелище.

Режиссер уже все понял.

– Курт! – орл он н ухо опертору, влипшему лицом в кмеру. – Держи проезд кк можно дольше. Крупным плном: пушки, трки, грендеры. И потом срзу пнормируй н холм…

Они мчлись вдоль тнков, холм летел н них, сухой, обугленный к вершине, и дот сейчс был виден отчетливо, и дже мбрзур. Это нпоминло тк много, что подполковник Иохим Ортнер привстл от волнения и вдруг увидел, кк из мрк мбрзуры сверкнул орудийный выстрел… Конечно, орудийный. Иохим Ортнер столько рз видел прежде эту вспышку. Но кк же?.. Но ведь…

Удивление з ккую-то долю мгновения сменилось у него рстерянностью, потом ужсом. Он зкричл «А---!» стршным, пронзительным голосом. Кким-то неведомым чувством он понял, что целились в него, и выстрелили в него, и не промхнулись. Он кричл от предсмертной тоски, истекя куд-то в прострнство этим криком, и, когд, нконец, нстоящее плмя обволокло его и нстоящя стль пронеслсь сквозь его подтливое тело, он уже не чувствовл и не слышл этого. Он уже был мертв.