Пстушк и трубочист
Видли вы когд-нибудь стринный-стринный шкф, почерневший от времени и укршенный резными звитушкми и листьями? Ткой вот шкф – прббушкино нследство – стоял в гостиной. Он был весь покрыт резьбой – розми, тюльпнми и смыми зтейливыми звитушкми. Между ними выглядывли оленьи головки с ветвистыми рогми, н смой середке был вырезн во весь рост человечек. Н него нельзя было глядеть без смех, д и см он ухмылялся от ух до ух – улыбкой ткую гримсу никк не нзовешь. У него были козлиные ноги, мленькие рожки н лбу и длиння бород. Дети звли его обер-унтер-генерл-кригскомисср-сержнт Козлоног, потому что выговорить ткое имя трудно и дется ткой титул не многим. Зто и вырезть ткую фигуру не легко, ну д все-тки вырезли. Человечек все время смотрел н подзеркльный столик, где стоял хорошенькя фрфоровя пстушк. Позолоченные бшмки, юбочк, грциозно подколотя пунцовой розой, позолочення шляп н головке и пстуший посох в руке – ну рзве не крсот!
Рядом с нею стоял мленький трубочист, черный, кк уголь, но тоже из фрфор и ткой же чистенький и милый, кк все иные прочие. Он ведь только изобржл трубочист, и мстер точно тк же мог бы сделть его принцем – все рвно!
Он стоял грциозно, с лестницей в рукх, и лицо у него было бело-розовое, словно у девочки, и это было немножко непрвильно, он мог бы быть и почумзей. Стоял он совсем рядом с пстушкой – кк их поствили, тк они и стояли. А рз тк, они взяли д обручились. Прочк вышл хоть куд: об молоды, об из одного и того же фрфор и об одинково хрупкие.
Тут же рядом стоял еще одн кукл, втрое больше их ростом, – стрый китец, умевший кивть головой. Он был тоже фрфоровый и нзывл себя дедушкой мленькой пстушки, вот только докзтельств у него не хвтло. Он утверждл, что он должн его слушться, и потому кивл головою обер-унтер-генерл-кригскомисср-сержнту Козлоногу, который свтлся з пстушку.
– Хороший у тебя будет муж! – скзл стрый китец. – Похоже, дже из крсного дерев. С ним ты будешь обер-унтер-генерл-кригскомисср-сержнтшей. У него целый шкф серебр, не говоря уж о том, что лежит в потйных ящикх.
– Не хочу в темный шкф! – отвечл пстушк. – Говорят, у него тм одинндцть фрфоровых жен!
– Ну тк будешь двендцтой! – скзл китец. – Ночью, кк только стрый шкф зкряхтит, сыгрем вшу свдьбу, инче не быть мне китйцем!
Тут он кивнул головой и зснул.
А пстушк рсплклсь и, глядя н своего милого фрфорового трубочист, скзл:
– Прошу тебя, убежим со мной куд глз глядят. Тут нм нельзя оствться.
– Рди тебя я готов н все! – отвечл трубочист. – Уйдем сейчс же! Уж нверное, я сумею прокормить тебя своим ремеслом.
– Только бы спуститься со столик! – скзл он. – Я не вздохну свободно, пок мы не будем длеко-длеко!
Трубочист успокивл ее и покзывл, куд ей лучше ступть своей фрфоровой ножкой, н ккой выступ или золоченую звитушку. Его лестниц ткже сослужил им добрую службу, и в конце концов они блгополучно спустились н пол. Но, взглянув н стрый шкф, они увидели тм стршный переполох. Резные олени вытянули вперед головы, выствили рог и вертели ими во все стороны, обер-унтер-генерл-кригскомисср-сержнт Козлоног высоко подпрыгнул и крикнул строму китйцу:
– Они убегют! Убегют!
Пстушк и трубочист испуглись и шмыгнули в подоконный ящик. Тут лежли рзрозненные колоды крт, был кое-кк устновлен кукольный тетр. Н сцене шло предствление.
Все дмы – бубновые и червонные, трефовые и пиковые – сидели в первом ряду и обмхивлись тюльпнми, з ними стояли влеты и стрлись покзть, что и они о двух головх, кк все фигуры в кртх. В пьесе изобржлись стрдния влюбленной прочки, которую рзлучли, и пстушк зплкл: это тк нпомнило ее собственную судьбу.
– Сил моих больше нет! – скзл он трубочисту. – Уйдем отсюд!
Но когд они очутились н полу и взглянули н свой столик, они увидели, что стрый китец проснулся и рскчивется всем телом – ведь внутри него перектывлся свинцовый шрик.
– Ай, стрый китец гонится з нми! – вскрикнул пстушк и в отчянии упл н свои фрфоровые. колени.
– Стой! Придумл! – скзл трубочист. – Видишь вон тм, в углу, большую взу с сушеными душистыми трвми и цветми? Спрячемся в нее! Ляжем тм н розовые и лвндовые лепестки, и если китец доберется до нс, зсыплем ему глз солью [В стрину в комнтх ствили для зпх взы с сухими цветми и трвми; смесь эт посыплсь солью, чтобы сильнее пхл].
– Ничего из этого не выйдет! – скзл пстушк. – Я зню, китец и вз были когд-то помолвлены, от строй дружбы всегд что-нибудь д остется. Нет, нм одн дорог – пуститься по белу свету!
– А у тебя хвтит н это духу? – спросил трубочист. – Ты подумл о том, кк велик свет? О том, что нм уж никогд не вернуться нзд?
– Д, д! – отвечл он.
Трубочист пристльно посмотрел н нее и скзл:
– Мой путь ведет через дымовую трубу! Хвтит ли у тебя мужеств злезть со мной в печку, потом в дымовую трубу? Тм-то уж я зню, что делть! Мы поднимемся тк высоко, что до нс и не доберутся. Тм, н смом верху, есть дыр, через нее можно выбрться н белый свет!
И он повел ее к печке.
– Кк тут черно! – скзл он, но все-тки полезл з ним и в печку, и в дымоход, где было темно хоть глз выколи.
– Ну вот мы и в трубе! – скзл трубочист. – Смотри, смотри! Прямо нд нми сияет чудесня звездочк!
Н небе и в смом деле сиял звезд, словно укзывя им путь. А они лезли, крбклись ужсной дорогой все выше и выше. Но трубочист поддерживл пстушку и подскзывл, куд ей удобнее ствить свои фрфоровые ножки. Нконец они добрлись до смого верх и присели отдохнуть н крй трубы-они очень устли, и немудрено.
Нм ними было усеянное звездми небо, под ними все крыши город, кругом н все стороны, и вширь и вдль, рспхнулся вольный мир. Бедня пстушк никк не думл, что свет тк велик. Он склонилсь головкой к плечу трубочист и зплкл тк горько, что слезы смыли всю позолоту с ее пояс.
– Это для меня слишком! – скзл пстушк. – Этого мне не вынести! Свет слишком велик! Ах, кк мне хочется обртно н подзеркльный столик! Не будет у меня ни минуты спокойной, пок я туд не вернусь! Я ведь пошл з тобой н крй свет, теперь ты проводи меня обртно домой, если любишь меня!
Трубочист стл ее врзумлять, нпоминл о стром китйце и обер-унтер-генерл-кригскомисср-сержнте Козлоноге, но он только рыдл безутешно д целовл своего трубочист. Делть нечего, пришлось уступить ей, хоть это и было нерзумно.
И вот они спустились обртно вниз по трубе. Не легко это было! Окзвшись опять в темной печи, они снчл постояли у дверцы, прислушивясь к тому, что делется в комнте. Все было тихо, и они выглянули из печи. Ах, стрый китец влялся н полу: погнвшись з ними, он свлился со столик и рзбился н три чсти. Спин отлетел нчисто, голов зктилсь в угол. Обер-унтер-генерл-кригскомисср-сержнт стоял, кк всегд, н своем месте и рздумывл.
– Ккой ужс! – воскликнул пстушк. – Стрый дедушк рзбился, и виною этому мы! Ах, я этого не переживу!
И он зломил свои крошечные ручки.
– Его еще можно починить! – скзл трубочист. – Его отлично можно починить! Только не волнуйся! Ему приклеят спину, в зтылок вгонят хорошую зклепку, и он опять будет совсем кк новый и сможет нговорить нм кучу неприятных вещей!
– Ты думешь? – скзл пстушк.
И они снов вскрбклись н свой столик.
– Длеко же мы с тобою ушли! – скзл трубочист. – Не стоило и трудов!
– Только бы дедушку починили! – скзл пстушк. – Или это очень дорого обойдется?..
Дедушку починили: приклеили ему спину и вогнли в зтылок хорошую зклепку. Он стл кк новый, только головой кивть перестл.
– Вы что-то згордились с тех пор, кк рзбились! – скзл ему обер-унтер-генерл-кригскомисср-сержнт Козлоног. – Только с чего бы это? Ну тк кк, отддите з меня внучку?
Трубочист и пстушк с мольбой взглянули н строго китйц: они тк боялись, что он кивнет. Но кивть он уже больше не мог, объяснять посторонним, что у тебя в зтылке зклепк, тоже рдости мло. Тк и остлсь фрфоровя прочк нерзлучн. Пстушк и трубочист блгословляли дедушкину зклепку и любили друг друг, пок не рзбились.